- Что делать? Где выход? Впереди зияющая бездна нищеты, сзади - разгул, пороки и кутежи, расстроившие мое здоровье…
- Чего ты, собственно, хочешь? - спросил его, кусая ногти, толстый Клинков.
- Я хотел бы и дальше расстраивать свое здоровье кутежами.
- Что-то теперь делает этот болван Харченко? - вспомнил Клинков.
- Ты говоришь об этом жирном пошляке Харченко?
После этого Клинков и Подходцев принялись ругать Харченко. Стоило им только вспомнить о Харченко, как они принимались его ругать. Ругать Харченко - был хороший тон компании, это был клапан, с помощью которого облегчалось всеобщее раздражение и негодование на жизнь.
- Жирная, скупая свинья!
- Богатый, толстокожий хам.
- Конечно, это ясно. Он пользуется нашим обществом бесплатно.
- Давай брать с него по пяти рублей за встречу, - предложил Клинков.
- Или лучше - полтора рубля в час. По таксе, как у посыльных.
- Это баснословно дешево. Подумать - такое общество.
- Кто Харченко? - спросил гость Громов.
- Харченко? О-о, это штука. Мы с ним за лето успели познакомиться как следует и уже хорошо изучили… Папенькин сынок, недалекий парень. Ему отец присылает триста рублей в месяц, и он проживает все это один, тайком, прячась от друзей, попивая в одиночестве дорогие ликеры, покуривая сигары и закатывая себе блестящие пиры. Он любит нас, потому что мы веселые, умные, щедрые, когда есть деньги, люди… Он частенько вползает в нашу компанию, но как только у компании деньги исчерпаны - он выползает из компании.
- Так он, значит, нехороший человек?
- Да, Громов. Нехороший.
- Так… Нехороших людей надо наказывать. Сведите меня к нему, познакомьте. Устроим ему какую-нибудь неприятность.
- Следует. Ты обратил внимание, Клинков, что в компанию к нам он всегда лезет, наше изящное, остроумное общество забавляет его, а как только дело коснется того, чтобы выпить с нами бутылочку винца и погулять в тот период, когда мы "в упадке", - он сейчас же назад.
- Давай надуем его. Скажем, что ты англичанин и ни слова не понимаешь по-русски. Пусть помучается.
- Слабо, - возразил Громов. - Постойте.
Он встал и сжал руками голову так крепко, что в ней родилась мысль… Он сказал:
- Вот что ему нужно сделать…
Глава 10
Первое наказание Харченки
Харченко занимал маленький особняк из трех комнат, с парадным входом на Голый переулок. Переулок этот кончался каким-то оврагом, заросшим сорной травой, и "вообще", как говорил Подходцев, "это место пользовалось дурной славой, потому что здесь жил Харченко…"
Шли шумно, весело, в ногу, громко, на удивление прохожих, напевая какой-то солдатский марш.
Харченко был дома.
- Здравствуй, Витечка, - ласково приветствовал его Подходцев. - Как твое здоровье?
- А-а, веселые ребята! Здравствуйте. Чайку хотите?
- Ты нас извини, Витя, но мы к тебе с одним человечком. Вот, познакомьтесь.
Харченко протянул Громову руку; тот схватил ее, крепко сжал и неожиданно залепетал:
- А-бб-а… Мму…
- Что это он? - испугался Харченко.
- Глухонемой. Ты его не бойся, Витя. Он из Новочеркасска приехал.
- Да зачем вы его привели ко мне?
- А куда его девать? Второй день как пристал к нам - вот возимся.
- Вот несчастный, - сказал сострадательно Харченко, осматривая Громова. - Неужели ничего не понимает?
- Ни крошечки.
- Гм… И глаза у него мутные-мутные. Совершенно бессмысленные. И ему тоже дать чаю?
- И ему дай. Только ты с ним, Витя, не особенно церемонься… Налей ему чаю в какую-нибудь коробочку и поставь в уголку. Он ведь как животное - ничего не соображает.
- А он… не кусается? - спросил, морщась, Харченко.
- Ну, Витенька… Ты форменный глупец… Где же это видано, чтобы глухонемые кусались? Ты только не дразни его.
- Черт знает! Очень нужно было приводить его. Эй, ты!.. А-бб-а! Иди сюда. Куш тут.
Харченко был действительно человеком без стыда и совести… Он налил чаю в большую чашку с отбитым краем, бросил в нее кусок сахара и поставил в уголку на стуле, указал на нее Громову.
- А-вввв-в… Хххх… - залепетал беспомощно Громов и замахал руками перед лицом Харченки.
- Что он?! - закричал испуганно Харченко.
- Сахару ему мало положил. Не скупись, Витя. Разве ты не знаешь, что глухонемые страшно любят сахар?
Как будто в подтверждение этих слов, Громов подскочил к столу, запустил руку в сахарницу и, вытащив несколько кусков, набил ими рот и карманы.
- Видишь? - прищурился Подходцев.
- Да что это вы, братцы, - возмутился Харченко, - привели черт знает кого!.. Скажи ему, Подходцев, чтобы он сидел смирно и пил свой чай.
- А-бб-а! - закричал Подходцев, давая Громову пинок. - Ты! Сиди там! Куш! Пей это… чай… понимаешь? Дубье новочеркасское!
Громов покорно отошел в уголок, сел на пол и, склонив голову, стал тянуть из своей громадной чашки чай. Нерастаявшие куски сахара вылавливал руками и, причмокивая, ел с громким хрустеньем.
- Форменная обезьяна, - покачал головой Харченко и обратился к Подходцеву: - Что поделываете, ребята?
- Ничего, Витечка. Занимаемся, книжечки читаем, по бульварчикам гуляем, котлетки в ресторанчиках кушаем.
Замолчали. Наступила многозначительная пауза. Подходцев вдруг крякнул и спросил с места в карьер, безо всяких приготовлений:
- Скажи, Витечка, ты никогда не травил мышей?
- Не травил, - отвечал Харченко. - А что?
- Да, понимаешь, завелись у нас в квартире мыши. Купил я сейчас отравы, а как им ее давать - не знаю.
- А какая отрава?
- Да вот, взгляни.
Подходцев вынул из кармана маленький сверток с белым порошком и, развернув его, положил на стол.
- Как же это называется?
- Это, Витенька, вещь вредная, ядовитая. Мышьяковистое соединение.
Глухонемой Громов стал на ноги, поставил пустую чашку в уголок, приблизился к столу и, увидав белый порошок, с радостным, бессмысленным криком бросился на него.
- Что он делает?! - вскочил Харченко.
Было поздно… Громов схватил горсть "мышьяковистого соединения" и с довольным визгом, кривляясь, отправил его в широко открытую пасть.
- Сахар!!! - в ужасе вскричал Подходцев. - Он думает, что это сахар!!! Остановите его…
Харченко бросился к Громову, но на пути ему попался Клинков; он обхватил руками шею Харченки и заголосил:
- Витенька, миленький, что же мы наделали?!.
- Пусти! - бешено крикнул Харченко и, оттолкнув прилипшего к нему Клинкова, нагнулся к Громову.
Громов лежал на ковре, пуская изо рта пузыри, и смотрел на Витю закатившимся белым глазом. Грудь и живот его с хрипом поднялись несколько раз и опали… По всему телу прошла судорога, ноги забились о ковер и - Громов затих.
Картина смерти была тяжелая, потрясающая…
Подходцев встал на колени, прислонил ухо к груди усопшего, перекрестился и, обратив на Витю полные ужаса глаза, шепнул:
- Готов.
Затем, сняв со стены зеркало и приложив его ко рту усопшего обратной деревянной стороной, благоговейно повторил:
- Готов.
Харченко захныкал.
- Что вы наделали!.. Зачем вы его привели?.. Это вы его отравили! Яд был ваш!
- Молчи, дурак. Никто его не травил. Сам он отравился. Клинков, положим его на диван. Дай-ка, Витя, простыню… Надо закрыть его. Гм… Действительно! В пренеприятную историю влопались.
- Что же теперь будет? - в ужасе прошептал Харченко, стараясь не глядеть на покойника.
- Особенного, конечно, ничего, - успокоительно сказал Подходцев. - Ну, полежит у тебя до утра, а утром пойди, заяви в участок. Ты не бойся, Витя. Все равно улик против тебя нет. Продержат несколько месяцев в тюрьме, да и выпустят.
- За… что? В… тюрьму?
- Как за что? Подумай сам: у тебя в квартире находят отравленного человека. Кто? Что? Неизвестно. Что ты скажешь? Что мы его привели? Мы заявим, что и не видели тебя, и никого к тебе не приводили. Не правда ли, Клинков?
- Конечно. Что нам за расчет… Своя рубашка к телу ближе.
- А ты, Витя, уж выпутывайся, как знаешь, - жестко засмеялся Подходцев. - Можешь, впрочем, разрезать его на куски и закопать в овраге. Пойдем, Клинков.
- Братцы! Господа! Товарищи! Куда же вы?! Как же?..
- Какие мы тебе товарищи, - сурово сказал Подходцев. - Пусти! Идем, Клинков.
- Нет, я не пущу вас, - закричал Харченко, наваливаясь на дверь. - Я боюсь. Вы его привели, вы и забирайте.
- Вот дурак… Чего тебе бояться? Ты привилегированный и получишь отдельную камеру; обед будешь покупать на свои деньги. Да, пожалуй, и отец возьмет тебя на поруки.
- Я покойника боюсь, - рыдая, завопил Харченко.
- По-кой-ни-ка? Не надо был травить его, и не боялся бы.
- Товарищи!!! Миленькие! Заберите его… что хотите - отдам.
- Вот чудак-человек… Куда же мы его возьмем? Можно было бы на извозчика его взвалить да вывезти куда-нибудь за город и бросить… Но ведь извозчик-то даром не поедет!
- Конечно! - поддержал Клинков. - А у нас денег нет.
- Ну, сколько вам нужно?.. - обрадовался Витя. - Я дам. Три рубля довольно?
- Слышишь, Подходцев, - горько усмехнулся Клинков. - Три рубля. Пойдем, Подходцев… Три рубля! Ты бы еще по таксе предложил заплатить…
Стали торговаться. Несмотря на трагизм момента, Харченко обнаружил неимоверную скупость, и когда друзья заломили цену сто рублей - он едва не упал мертвый рядом с покойником…