Когда поезд тронулся, Швейк и вольноопределяющийся принялись допекать капрала: "Согласно инструкции в арестантском вагоне, кроме арестантов и их конвоя, не должно быть никого посторонних!" Капрал огрызнулся, что он фельдкурата в вагон не пускал, что Швейк сам предложил ему ехать с ними. "Мне это разрешается, господин капрал, - ответил Швейк, - потому как я слабоумный!" - "Если вы ожидали повышения, - цинично сказал вольноопределяющийся, - то на этом спокойно поставьте крест! Скорее это пахнет разжалованием и отсидкой!" - "Какая разница, - вновь отозвался Швейк, - погибнуть унтером или нижним чином. Вот только говорят, разжалованных суют в самые первые линии!"
Наконец фельдкурат все же проснулся: "Что за чертовщина, куда я попал?" Его преподобие начал усиленно размышлять, как он, собственно, очутился в арестантском вагоне. "Если бы здесь была хоть капелька рому", - вздохнул он. Капрал вытащил фляжку с ромом и предложил ее священнику. Обер-фельдкурат сделал один глоток, во фляжке осталась ровно половина. "Иезус-Мария!" - вздохнул капрал про себя. Патер еще разок приложился к фляжке и, передавая ее Швейку, распорядился: "Добей!" Затем обер-фельдкурат попросил капрала одолжить ему золотой и вручил его Швейку, чтобы тот, когда поезд придет в Вену, принес господину фельдкурату из офицерской столовой двойную порцию. И растянувшись на лавке, патер снова захрапел.
В Вене в офицерской столовой Швейк все обстряпал в лучшем виде. Возвращаясь в вагон, он встретил надпоручика Лукаша. "Кому вы это несете, Швейк?" - спросил надпоручик. Швейк на мгновение запнулся, но сразу же опомнился: "Это для вас, господин обер-лейтенант!.. Я всегда старался как попроворней да получше. Разве я виноват, что одни неувязки выходили, - говорил Швейк растроганно. - Все это чистая случайность, промысел божий, как говаривал старик Ваничек из Пельгржимова, отсиживая тридцать шестой срок…" - "Ладно, ладно, Швейк, успокойтесь и лезьте в вагон!" Вот при каких обстоятельствах Швейк опять встретился со своим надпоручиком.
Однажды поздней ночью в одном из офицерских бараков военного лагеря в Кирай-Хиде Швейк поджидал своего надпоручика. В гостях у него был Микулашек, денщик майора Венцеля. Швейк сидел на кровати, Микулашек - на столе. В самый разгар беседы двери распахнулись, в комнату вошел надпоручик Лукаш и уселся на стул против Микулашка, забывшего с перепугу соскочить со стола. "Как ваша фамилия?" - спросил, обращаясь к нему, Лукаш. Микулашек в ужасе смотрел на надпоручика и отдавал честь. - "Швейк, - скомандовал Лукаш, - принеси мой служебный револьвер!" Микулашек хотел спрыгнуть на пол, но не мог. В конце концов ему помог Швейк: он стянул запуганного Микулашка со стола и вывел в коридор.
Когда Швейк вернулся в комнату, надпоручик Лукаш выразил желание поговорить с ним. "Не тянитесь вы все время по-дурацки во фронт! Сядьте, Швейк! Закройте свое хлебало и слушайте внимательно! Знаете, где в Кирай-Хиде Шопроньская улица? Номер 16? Черт побери, бросьте вы свое "осмелюсь доложить"! Так вот, в этом доме живет венгр по фамилии Какони! Вам об этом неизвестно? Himmelherrgot! Завтра утром пойдете туда и передадите госпоже Какони от меня письмо. Дело это чрезвычайно важное, Швейк! Я на вас полагаюсь, что вы передадите письмо в полном порядке и без огласки! И принесешь ответ! А теперь я пошел спать…"
По дороге в город Швейк случайно повстречал одного знакомого - старого сапера Водичку. "Ты куда, собственно, путь держишь?" - "Вообще-то это секрет, - ответил Швейк, - но с тобой как со старым приятелем могу поделиться…" И рассказал ему обо всем, не опуская подробностей. "Я иду с тобой, Швейк, - тут же решил Водичка, - так-то оно будет надежней! С этими мадьярами, брат, держи ухо востро!" - "Послушай, Водичка, - сказал Швейк серьезно, - ведь речь-то о бабе!" - "А я и бабе ка-ак дам! Мне все одно…" И уже в парадном Водичка добавил: "Вот увидишь, с этим мадьярским отродьем большой возни не будет!"
Позвонили. Дверь открыла служанка. Швейк вручил девушке письмо, сопровождая это пояснениями на своем безбожно исковерканном немецком: "Мадам - письмо, но держать язык за зубы! Я ответ ждать здесь в передней!" Из комнаты, куда служанка отнесла письмо, послышался шум и крики. Затем двери с треском распахнулись и в переднюю ворвался господин, размахивавший письмом. "Где этот проклятый мерзавец, который принес письмо?" - орал господин по-немецки. "Уважаемый, это письмо написал я", - с достоинством произнес Швейк. Рассвирепевший господин хотел было броситься на Швейка, но Водичка дал ему подножку, вырвал письмо и сбросил почтенного господина Какони с лестницы.
Швейк поднял салфетку, которую обронил хозяин дома, и, вежливо постучавшись, вошел в комнату. "Салфеточку вам несу, - мягко проговорил он, обращаясь к мадам Какони, заливавшейся слезами на тахте, - как бы кто не наступил случайно…" Швейк щелкнул каблуками, отдал честь и вышел. На улице царило оживление. Господина Какони в подъезде обливали водой. А посреди улицы старый сапер Водичка, аки лев, бился с несколькими гонведами, вступившимися за своего соотечественника. На стороне Водички сражалось несколько чешских солдат. Швейк, как он позже утверждал, и сам не заметил, как тоже вмешался в потасовку и как в руках у него очутилась трость, принадлежавшая кому-то из зевак.
Продолжалось это довольно-таки долго, но все хорошо, что хорошо кончается. На место происшествия прибыл наряд военной полиции и забрал как есть подчистую всех. Швейк шел с палкой, которую начальник патруля счел вещественным доказательством. С довольным видом шествовал он рядом с Водичкой, неся трость, точно винтовку, на плече. Старый сапер Водичка всю дорогу упорно молчал. И только когда они уже входили на гауптвахту, он мрачно сказал Швейку: "Разве я тебе не говорил, что ты еще мадьяр не знаешь?"
Полковник Шредер, любуясь, вглядывался в бледное лицо надпоручика Лукаша. "Итак, вы уже знаете о том, что ваш денщик Швейк находится под арестом? Общественность возмущена, и вся местная печать в связи с этой аферой склоняет ваше имя. Вы знаете, что Швейк на гауптвахте сожрал ваше письмо, адресованное госпоже Какони? И утверждает, что написал его сам. Знаете, господин надпоручик, все-таки этот ваш Швейк - парень что надо! Каптенармус подыщет вам другого денщика, а Швейка я назначаю вашим ротным ординарцем!" Каптенармус, узнав несколько позже об этом распоряжении, промолвил: "Господи, спаси и помилуй!"
В бараке дивизионного суда на лавке сидели двое: Швейк и старый сапер Водичка. "Все равно когда-нибудь такая харя мадьярская попадется мне в лапы. Как кутенка придушу!" - распалялся Водичка. В этот момент раскрылась дверь и появилось свежее пополнение - вольноопределяющийся Марек, который безразличным тоном объявил: "Я тут по обвинению в мятеже! Отказался чистить сортиры…" - "Самое лучшее, что ты можешь придумать, - посоветовал Швейк, - это прикидываться идиотом". - "А, теперь уже в армии в расстроенную психику никто не верит, - махнул рукой вольноопределяющийся, - не то пришлось бы все генеральные штабы в сумасшедшие дома посажать".
"Наконец-то, приперлись, супчики!" - приветствовал аудитор Руллер Швейка и сапера Водичку, когда тех привели на допрос. И сразу приступил к делу: "Ничего, на фронте у вас пропадет охота с гонведами драться! Вот вам справки об освобождении, и вести себя как следует!" - "Так что осмелюсь доложить, господин аудитор, ваши слова мы примем к сердцу. Премного вам благодарны! Мы очень сожалеем, что вам пришлось с нами столько возиться", - сказал Швейк. "Проваливайте уже отсюда ко всем чертям! - разорался на них аудитор. - Не попроси за вас обоих полковник Шредер, не знаю, чем бы все это кончилось!"