- Против истины нельзя погрешить, - заметил я. - Понятие греха придумано Бомжом, в реальной жизни греха нет.
- То есть, по-вашему, все дозволено? - оживился Натан.
- Ну что вы, право! - воскликнул я, передразнивая одну из предыдущих его реплик. - Это очень примитивная трактовка. Каждому дозволено ровно столько, сколько он дозволяет себе сам.
- То есть, если вы дозволяете себе убивать своих ближних…
- Я никого не убиваю без веских причин.
- А что есть веская причина? То, что мы сейчас спорим, не является веской причиной убить меня?
- Нет. Если вы совсем меня достанете, я выгоню вас из дома, но убивать не буду.
- Только не забудь спросить мое мнение, - подала голос Лена. - Это ведь наш общий дом.
- Конечно, - сказал я. - Извини. Если ты со мной не согласишься, я не буду их выгонять, я уйду сам. А ты считаешь, он говорит правильные вещи?
Лена пожала плечами:
- Как сказать… Я вижу в его мыслях, что он действительно верит в то, что говорит. Твои мысли я прочесть не могу, но раньше, когда могла, я видела, что ты тоже веришь в то, о чем говоришь. Ты неплохой человек, несмотря на все свои грехи, которые ты отказываешься признавать…
- Я не отказываюсь их признавать! - воскликнул я. - Хочешь, я перечислю дюжину своих ошибок за последний год? Серьезных ошибок, из-за которых погибли люди.
- Грех - это не ошибка, - серьезно сказала Лена. - Грех - это состояние души. Такое состояние души, при котором ты творишь зло походя, не задумываясь, просто потому, что тебе этого захотелось.
- Я никогда такого не делал.
- Ты - не делал. Но другие…
- А кто говорит о других? Я никого не агитирую в свою веру. Если кому-то мало ответственности перед самим собой, пусть выдумает себе бога, который видит все и за каждый грех делает а-та-та по попке.
- Вы утрируете, - поморщился Натан.
- Да, утрирую, - согласился я. - Но лишь для того, чтобы смысл моих слов стал понятен. Я не возражаю, когда люди молятся или постятся, пожалуйста, сколько угодно. Если в этом есть польза - пожалуйста. Я не запрещаю верить в бога, это все равно что запретить безногому пользоваться инвалидной коляской. Но когда в такую коляску садится здоровый человек, это вызывает недоумение.
- Себя вы считаете здоровым человеком? - спросил Натан.
Я пожал плечами.
- Не знаю, - сказал я. - Я надеюсь, что здоров. По крайней мере, я давно уже не падал.
- Зато до этого повалялся отменно, - заметила Лена.
Я промолчал. А что тут скажешь? Даже если я отрицаю понятие греха, от совести все равно никуда не уйдешь. Немного утешает то, что на протяжении всей своей зимней одиссеи совсем уж явных ошибок я не делал, и что большую часть времени я фактически был куклой в руках Головастика…
Да, был куклой в руках Головастика. Она может сколько угодно говорить, что не вмешивается в сознание людей напрямую, но разница между прямым вмешательством и искусным манипулированием не так уж велика. Все боги одинаковы - люди для них всего лишь фигурки на шахматной доске, каким бы избитым ни было это сравнение. И я скоро сам стану таким же, если уже не стал. Это закономерно - когда регулярно общаешься с людьми вроде капитана Бейцалова, трудно удержаться от брезгливости, а когда чувство брезгливости становится привычным, ты перестаешь относиться с уважением и к другим людям. Конечно, не все люди подобны Бейцалову, но исключения лишь подтверждают правило. А я ведь еще молитв ничьих не слышал… Может, потому я и не хочу выбирать себе аватар?
Мои мысли прервал стук в дверь.
- Это еще кто? - пробормотала Лена и вдруг побледнела так, что напомнила мне мое собственное отражение в зеркале после того, как Лена зарезала меня маникюрными ножницами.
- Что такое? - вскинулся я.
- Сходи, открой, - тихо произнесла Лена и как-то вся съежилась.
Я встал и пошел к двери. Мордехай вдруг засунул руку за пазуху и извлек оттуда маленький аккуратный пистолетик.
- В раю действует огнестрельное оружие? - спросил он.
- Понятия не имею, - ответил я. - Ни разу не пробовал.
- Не надо оружия, - с усилием произнесла Лена. - Он не опасен.
Стук повторился.
- Да кто же это такой, в конце-то концов?! - воскликнул я.
- Открой дверь, - сказала Лена и отвернулась.
Ее заметно трясло.
- Не заперто! - крикнул я. - Входите!
- Он не понимает по-русски, - прокомментировала Лена. - Сейчас я передам ему мысленный импульс.
В прихожей послышались шаги, дверь открылась и гость вошел в комнату. Это был невысокий, худощавый, но очень жилистый смуглый мужчина лет примерно шестидесяти. Национальность гостя не вызывала сомнений - еврей. Одет он был в древнегреческую тунику грязно-белого цвета (в голове мелькнула нелепая мысль: "тайдом" бы его), тощие и очень волосатые ноги были обуты в кожаные сандалии с металлическими бляхами на ремешках. Голова незнакомца была лысой, а лицо утопало в курчавой седой бороде. Ни дать ни взять, постаревший Шамиль Басаев. Туника гостя была перепоясана широким ремнем офицерского образца, с левой стороны к ремню был подвешен здоровенный кинжал в кожаных ножнах.
Гость слегка поклонился и что-то сказал на иврите.
Натан ответил. Они перекинулись еще несколькими фразами, после чего незнакомец вдруг отступил на шаг и положил руку на рукоять кинжала. Они с Натаном вступили в оживленную беседу, при этом злобный взгляд незнакомца не отрывался от моего лица. Это начало меня раздражать.
- Что это за чудо в перьях? - обратился я к Лене.
Лена вздрогнула и сказала:
- Саул из Тарса.
- И что?
Лена посмотрела на меня помертвевшим взглядом и сказала:
- Это тот самый Саул.
И тут до меня начало доходить.
- Натан! - позвал я. - Это действительно тот самый Саул?
Натан посмотрел на меня каким-то пустым взглядом и молча кивнул.
Неожиданно для самого себя я рассмеялся. Все присутствующие непонимающе уставились на меня.
- Скажите-ка мне, Натан, - спросил я, - по дороге сюда вы с Мордехаем кого-нибудь встретили?
- Нет, - ответил Натан. - А что?
- Спросите его, откуда он взялся, - посоветовал я.
Натан и Саул обменялись несколькими фразами, после чего Натан сказал:
- Он не понимает. Он считает, что умер несколько минут назад.
Я глубоко вдохнул, выдохнул и сказал:
- Могло быть и хуже. Если этот праведник единственный…
Тут мне пришла в голову дельная мысль.
- Лена, ты можешь прочитать его мысли? - спросил я.
- С ума сошел? - ответила Лена вопросом на вопрос. - Залезть в душу апостола…
- Это не апостол, - отрезал я. - Это создание параллельного мира, порожденное нашими дурацкими мыслями. Натан, Мордехай, пока вы сюда шли, вы искали глазами мертвых праведников?
Натан посмотрел на меня, как на несмышленого младенца, и сказал:
- Молодой человек, вы путаете иудейский рай с христианским. Тора ничего не говорит о том, что происходит в раю до страшного суда. Нам известно только одно - когда настанет час, все жившие будут воскрешены во плоти и займут свое место в раю или аду в зависимости от приговора.
Я присвистнул.
- Тогда получается, что суд начался, - заметил я.
- Не говори ерунду, - перебила меня Лена. - А то еще накаркаешь. Натан и Мордехай здесь ни при чем, Саула вернули к жизни мои мысли.
- Не только, - возразил я. - Пару часов назад я думал, почему в раю нет праведников. Я даже придумал три сценария, откуда они могут взяться…
- Идиот, - прокомментировала Лена.
- Извини, - сказал я. - Но я не такой уж и идиот. Во-первых, я думал об этом, находясь за пределами рая, а во-вторых, я сразу перестал об этом думать, когда сообразил, к чему эти мысли могут привести. И про апостола Павла я совсем не думал, я вообще про него ничего не знаю, кроме того, что они с Петром родились в один день.
Натан нервно хихикнул.
- Их дни рождения неизвестны, - сказал он. - Христиане посвятили им один и тот же день только потому, что… Лена, может, лучше вы расскажете?
Лена помотала головой.
- Я не знаю, почему Петра и Павла празднуют в один день, - сказала она. - Я никогда об этом не задумывалась.
- Тут довольно интересная история, - сказал Натан. - И довольно скользкая, для христиан, конечно. Понимаете ли, при жизни Петр и Павел сильно не ладили между собой. Да-да, не ладили, я знаю, о чем говорю. Я хоть и не христианин, но я прочел весь новый завет и не один раз. Почитайте послания Петра, там есть одно место, в котором он говорит о Павле… как бы это сказать помягче… он его очень резко критикует. Когда разрозненные и противоречащие друг другу раннехристианские легенды слились в единый апокриф…
- Это не апокриф! - воскликнула Лена.
- Для нас, иудеев, это апокриф. Так вот, когда христианское учение стало единым, оно приняло в себя обе точки зрения - и Петра, и Павла. А они по многим вопросам были прямо-таки взаимоисключающими. Чтобы сгладить противоречия хотя бы на подсознательном уровне, христиане и ввели почитание Петра и Павла не то чтобы как одного человека, но…
Саул вдруг разразился длинной тирадой на иврите.
- Он нас понимает? - спросил я.
- Я транслирую ему наши слова мысленно, - пояснила Лена.
Я глупо хихикнул, наверное, это истерическое.
- И как он относится к нашим словам? - спросил я.
- Он очень удивлен происходящим. Он ведь еще не понял, что прошло почти две тысячи лет… теперь понял.
- А он понял, кто мы такие? - спросил я.
- Пока нет. Я ему передала… У нас есть вино?
Я заглянул в холодильник и сказал: