Или еще. Уже по телефону. "У мамы гиперкриз, ее трясет". - "Давление ей измеряли?" - "Да. 180 на 120". - "А рабочее?" - "120 на 80". - "Ваша мама от давления принимает что–нибудь?" - "Лекарство (называет препарат)". - "А вы это лекарство ей давали?" И тут, внимание: "Нет". - "Но почему?" - "Так если ей лекарство это дать, давление (внимание!) ведь снизится!"
Без комментариев.
А вот еще сюжет. На вызове опять. У дамочки головушка бо–бо. "А почему бы вам таблетку не принять?" - "Мне денег на лекарства не хватает". - "Совсем?" - "Я сына содержу!" - "А, извините. Он что, инвалид?" А дамочка с апломбом говорит: "Он с высшим, - говорит, - образованием!"
Уже диагноз, да.
А вот еще, опять по телефону. Апофеоз всему. Старушка нам звонит. Ни "здрасте" вам, - императив такой: "Срочно присылайте мне бригаду!" - "А что у вас случилось?" - "Унитаз течет!" - "Сударыня, а вы не перепутали? Вы ж на "неотложную" звоните!" - "А куда же мне еще звонить? Сантехнику–то денег платить надо, а вам бесплатно делать всё для нас положено, так нам губернаторша по телевизору сказала. А не приедете - в суд жаловаться буду!"
Починяйте, доктор, унитаз…
А ведь и жалуются, даже еще как. Опять же - телевидением приучены. Вот жалоба, дословно, без купюр: "Я вызвала "неотложку" своему мужу, потому что он выпил и у него заболела голова. Врачи лечить его не стали, а вместо этого вызвали милицию, хотя мой муж никого не убил, а ножом грозился просто так. Милиционеры забрали его в отделение и сломали ему два ребра. Требую наказать "неотложную", и пусть теперь нам эти подлецы врачи больничный мужу за свой счет оплачивают, сволочи".
Я только орфографию поправила.
А еще какие перлы наши пациенты выдают, насмотревшись на досуге телевизора! Уже не знаешь, то ли улыбаться, то ли вправду психиатров вызывать, то ли за введение цензуры наконец–то ратовать. Хотя - цензура это зло. Лично я сторонница того, что журналистов надобно пороть. Публично, вдумчиво. Чтоб неповадно впредь.
Вот, к примеру, характерный эпизод. На ночь глядя моя давняя пациентка, интеллигентная пожилая дама с эзотерическими наклонностями, встретила меня потоком слез:
- Доктор, какой ужас, представляете! Сейчас по телевизору сказали, что через тридцать лет утонет всё: Франция, Голландия, Англия, а значит, Питер тоже. Что же будет, а, скажите, доктор?
А что тут скажешь? Разве что соврешь:
- Всё, наверно, не утонет, - говорю, - что–нибудь, возможно, и останется.
А дама о своем, не унимается:
- Магнитный полюс, говорят, уже в Канаде, географический теперь вообще исчез. Считается, что Англия всплыла, когда Атлантида утонула…
Я, конечно, утешаю пациентку как могу:
- Если Англия утонет, - говорю, - Атлантида, надо полагать, опять со дна всплывет. Англичанам будет, стало быть, куда переселиться.
Тут у дамы даже слезы высохли:
- Что вы, доктор, вы не понимаете! Знаете, зачем на самом деле НАТО на Сербию напало? Они же так заранее места в предгорьях занимают, когда на всех нас Мировой океан наступит, это факт!
Да, факты, как известно, вещь упрямая…
По мне же раньше сам собой наступит мировой пипец. А это, судя по всему, не за горами. И если срочно не оздоровить отечественное телевидение, то нацпроект "Здоровье" можно не реализовывать. Населения просто не останется. Точно ведь рванут места в предгорьях занимать.
Прости им, Боже! Они смотрят телевизор…
Ах, да. Еще один сюжет. По ящику такого не покажут. Неинтересно массам. Мелко. Пустяки.
Очередной звонок на наше отделение:
- Извините, - скромно говорят, - у нас тут старенькая бабушка в квартире. А участковый доктор к ней давно не приходил. А у старушки день рождения сегодня. Короче, "неотложечку" бы нам…
- А жалуется бабушка на что?
- Так я же говорю, что день рождения сегодня у нее. Просто "неотложечку" бы нам. ПОБАЛОВАТЬ БЫ БАБУШКУ!
Аминь.
Вот так мы и живем. А вы - вы улыбайтесь. Завтра станет хуже.
НТВ и доктор "скорой помощи"
Кстати, да - еще о телевидении.
Лет несколько назад компания НТВ–Петербург затеяла цикл передач. Что–то типа "Женских историй". О женщинах неординарных, талантливых и всяческим образом выдающихся.
Питер, как известно, город маленький, и у меня с редакторшей этой передачи оказалась общая знакомая. Как–то она обо мне обмолвилась, и редакторша активно воодушевилась: как! поэтесса (я автор пары сборников стихов)! на "скорой" работает! людей от смерти спасает! И тут же загорелась идеей сделать меня героиней одной из этих передач.
Надо сказать, мой образ у нее в воображении сложился и впрямь выдающийся: хрупкая женщина поэтической наружности с затуманенным вдохновением взором склоняется над изголовьем умирающего больного, возвращая его к жизни…
Красиво, аж спасу нет. Только вот ко мне всё это никакого отношения не имеет. Ни ко мне, ни к реальности. Но телевидение, доложу я вам, за свои заблуждения держится чрезвычайно стойко. В этом мне пришлось убедиться на собственной шкуре.
Приехала ко мне на работу съемочная группа. Во главе, понятно, режиссер - молоденькая восторженная девочка. И вот тут оно и началось.
Сначала им не понравилось, что облик у меня того…не слишком поэтический какой–то. А какой он должен быть к десяти часам вечера, когда я целый день без роздыху пахала? Или они рассчитывали, что я на работе если не стихи, то истории болезней гусиным пером при свечах пишу?
Ладно, в конце концов смирились они с тем, что Бог мне дал, и решили мое несовершенство антуражем подправить.
- Нам бы, - говорят, - руины какие–нибудь поживописнее и фонарь поскрипучее, а вы под ним на фоне машины "скорой помощи" свои стихи читать будете.
Ну, с руинами в Санкт–Петербурге не проблема, например на Лиговке у нас их пруд пруди, хоть снимай кино про апокалипсис. А тут как раз и вызов в те края удачно подоспел - дамочке бальзаковского возраста от водки дюже худо стало. Оживились телевизионщики, представили пресловутую пасторальку у изголовья пациентки - и полезли все в карету "скорой помощи".
А надо сказать, что дом, куда мы ехали, даже по меркам Лиговки - руина выдающаяся. Один бок выше, другой ниже, первый этаж расселен, на втором еще живут, на крыше деревце растет, а дверей в парадной и вовсе нет. И света нет. А лестница крутая и настолько уже исхоженная, что ногу на ступеньки только боком поставить можно. И посреди всего этого великолепия - огромная куча свежего, простите мне, дерьма. Петербург, культурная столица.
Девочку восторженную, которая всем этим цирком дирижировала, туда как–то не потянуло. А вот оператор со звукооператором за мной героически полезли. Я им русским языком объясняю, что в квартире им делать нечего, наши алкаши - народ отмороженный и от аппаратуры в два счета одни осколки оставят.
- Ладно, - отвечают, - мы только ваш вход и выход из квартиры снимем. А внутри звук запишем (и тут же микрофончик мне цепляют на халат), и потом этот звук на какую–нибудь романтическую картинку наложим.
Спорить я не стала, только предупредила, чтобы на лестнице поосторожней были - узко, опять–таки, ступеньки крутые, куча тут еще. Они меня обсмеяли - типа ребята крутые, с вертолета снимали, с парашюта снимали, что им эта куча? И пошли мы всем коллективом - впереди я на двенадцатисантиметровых шпильках, под мышкой папка, на плече кардиограф, в руке чемодан, в зубах сигарета, а за мною эти добры молодцы со всеми своими бебехами.
Молодцы на лестнице остались, я - в квартиру, как мне и положено. Вошла - и, очень мягко скажем, обомлела. Потому как моя "больная", в дупель пьяная, со стаканом в руке, на меня вызверилась и спрашивает: а х*ли ж ты пришла? Я ей прямо честно и ответила: а какого ж ты меня того же матерного слова вызвала? Она стаканом на меня махнула, по всей родословной обложила. Кыш, говорит, уйди, горячка белая.
Я в долгу, конечно, не осталась. Сама по родословной по ее вдоль–поперек прошлась и сверх того добавила. Выхожу - а оператор меня в кадр поймать пытается. Влево, вправо с камерой - поймал! Не столько, правда, меня, сколько ту самую кучу под ноги. И на ней же по всей лестнице проехался. Но камеру из рук не выпустил. Профессионал.
Профессионала отмывали долго. Все спиртовые салфетки из моего чемодана извели, к ларьку за минералкой дважды съездили. Романтики у телевизионщиков, конечно, поубавилось. И то - такой звукоряд ни на одну приличную картинку не наложишь…
Но народ от своего не отступил. Загнали меня под фонарь, и я им битый час стихи читала. Наконец угомонились и решили напоследок снять красоты ночного Питера из кареты "скорой помощи". Но только чтобы при этом внутри свет горел, а я бы с видом поэтическим то ли вирши на бланке истории болезни кропала, то ли алкогольный статус этой швабры описывала.
Операторы девочке объясняют - если в салоне будет свет гореть, то изнутри пейзажи не снять. А если будет темно, то весь мой томный облик незамеченным останется. Ругались, ругались - даже моего водителя достали. А надо сказать, что он примерно за год до того со мной в съемках уже участвовал. Тогда телеканал "Культура" о "Пасынках Гиппократа" большой сюжет снимал, а я туда как главная героиня романа попала.
Так вот, молчал мой водила суровый, молчал, а потом не выдержал:
- Слушайте, - говорит, - вот до вас "Культура" тут работала, так они за полчаса всё сняли. А до того еще голландцы целый фильм о Вежиной снимали, те за два часа легко управились. А с вами я уже четвертый час мотаюсь, а материала сняли - с гулькин член!
Энтэвэшники от потрясения заткнулись, за пять минут всё споренько досняли и рассосались в неизвестном направлении.