А Степан этим часом был определён временно до эшелона при ОГПУ стажёром. Здесь был паёк и настоящая служба: надо было отлавливать и уничтожать белогвардейскую контру. Научили ручному бою и владеть шашкой. Стрелял Степан (уже не Алексей!) Дерябин ещё в ОСОВИАХИМе. Дали боевого коня Красика, едва объезженного и горячего. Вскоре конь полюбил неразговорчивого, но ласкового чекиста. Так что ко времени призыва на флот уже оперативник ОГПУ был настоящим красноармейцем.
Часть третья
Запомни, браток!
Глава 12
КВЖД не отдадим!
Вскоре Степан уже ехал мимо родных скалистых гор, к коим успел привыкнуть, как и к нескончаемой таёжной глухомани. Стоял март, почти самый трескучий и морозный в Забайкалье. Предыдущая, прошлогодняя поездка в вагоне-теплушке была явно экзотичней теперешней. Тогда было начало лета и, если что докучало пассажирам теплушек, так это паровозный дым и извечные гудки ночью. Тогда на остановках рвали траву, причём в основном лопухи. Сие служило в пути туалетной бумагой, о существовании которой мало кто был сведущ. Но дыра с сиденьем в задней части вагона была по-прежнему и в этом вагоне. Над ней же висел рукомойник. Об него без привычки стукались головой и матерились, вставая с сиденья. Для устойчивости страждущего была прибита в бок вагона труба, дабы при качке и поворотах не снесло на пол. И ещё: всё жидкое выдувало вовнутрь. В лицо, если умывался и в штаны и на спину присевшему облегчиться. Дверь открывали лишь на длинных перегонах и по ходу поезда: проветрить и сходить по малой нужде. Так что красотами любовались лишь на станциях и снаружи вагона. Делали это опять-таки сидя на корточках, чтобы успеть справить всяческую гигиену и заскочить в вагон. Дрова запихивали под нижние нары. Буржуйка в центре была оббита железом вокруг корытцем и присыпана песком. Ночью дежурил дневальный, но он чаще тоже спал. Так что утром в вагончике был "колотун-бабай", как заметил призывник киргиз Разибай. Его упорно звали матерно: "Разъе. ай", но парень этого не замечал и смеялся вместе со всеми.
Уже в Чите Стёпка узнал, что волжане едут через два вагона и тоже по спецнабору во Владивосток. Там были Колька Ведмеденко из Часовни и Лёха Семихин из родной Канавы. Долго им потом пришлось отбрёхиваться, что они "из Канавы". Гордо утверждали, что из Ульяновска, где сам Ленин родился.
От Читы ехали всё ближе к китайской границе. Ехали без приключений, хотя Степан-то знал цену этой тишине. Бандиты отсиживались по глухим зимникам и не следили по тайге без особой нужды. Но поезда-добыча верная и малоопасная. На одной из станций на верхних полках у окон расположились красноармейцы, двое с пулемётом. Ожидали нападения банд семёновцев и хунхузов. Перед дверьми в козлах стояли ещё пять трёхлинеек – ровно по числу членов ОСОВИАХИМ, обученных стрельбе и штыковой атаке. Но ребята всё больше крутились возле пулемёта. Видеть-то они его видели и раньше, а вот чтобы так, да потрогать…До самого Агинского ехали с комфортом, если не считать треклятый нужник. Пулемётчик рассказывал про японцев и их новое государство Манчжоу-го. Про настоящую войну, развязанную японцами. Не последняя роль уделялась обслуживающему персоналу КВЖД. Поощрялись любые бандитские вылазки и прежде всего – хунхузов. Наши даже песню разучили.
Вьются рельсы вдалеке
И колечком кружит дым.
Мы свою КВЖД
Никому не отдадим!Мы дрались и будем драться,
Хоть не хочем воевать.
Мы заставим Чжана сдаться
И права наши признать!
Ночью солдаты-пограничники несли службу на совесть: "Пост сдал! Пост принял!". Свистел паровоз, скрипели от морозной колеи колёса, беспрестанно отстукивая: "Та-та-тук; та-та-тук! Тук-ты, тук-ты-тук!" Шёл март 1933 года. Поезд подминал морозные вёрсты КВЖД. Последние три вагона были с призывниками. Но точно в таких же "теплушках" перевозили скот, коней, провизию – лакомую добычу хунхузов.
А вообще-то хунхузы по уголовным понятиям-обыкновенные отморозки. Они не гнушались ни одним из видов преступлений, даже тех, которые были "табу" среди самых отъявленных "мокрушников" и насильников. Это были китайцы, корейцы, беглые каторжане всех национальностей, а в годы советской власти ещё и белобандиты.
Степан проснулся глубокой ночью от давно не слышанного стука конских кованных копыт о мёрзлую землю. Часовой красноармеец спал сидя у чугунки, обняв винтовку. "Ах ты, чунь лапчатый! Это ты так "пост принял?" Тут же пнул засоню ногой: "Вставай, в ружьё! Буди всех! Бандиты!!" В вагоне было загалдели, но опытный в общении с бандитами Дерябин сдавленно крикнул: "Всем молчать! К бою! Если это хунхузы, то вырежут всех! Драться насмерть!"
Отодвинули дверь, выставили рамку окна. Холод ввалился туманом. В свете луны были видны мчащиеся к вагону всадники. Сверкали глаза и оскал зубов. От коней валил пар. Раздался резкий свист и сразу несколько преследователей кинули гранаты: под колёса, на крыши вагонов, на автосцепки. От грохота окончательно вскочили все. "Стрелять метко! Беречь патроны!" – Это уже крикнул пулемётчик, дав первую очередь через окно по ближайшим конникам. Стрельнул и Степан. У него и было-то всего пять патронов. Поравнявшись с дверью хунхуз хлестнул плёткой по щели. Кнут обернулся вокруг засова и стал как бы абордажем: рукоять-то опоясана у запястья… Бандит кошкой было вскочил в вагон. Но из темноты в него упёрся штык трёхлинейки Степана. "Пусти, бля, убью!" – Рванулся было вовнутрь всадник. Степан сделал шаг назад, как на учениях и всадил штык в овчину полушубка. На штыке же втащил труп вовнутрь. Но целая лавина конников на скаку распахнули дверь настежь. "Шалишь, не впервой!" – Мелькнуло в голове Дерябина. Луна осветила вагон. Бандиты скопились в проходе, мешая друг другу. Мороз обжигал парню руки, но он быстро выхватил маузер из кобуры убитого и почти всю обойму всадил в беснующихся у засова бандитов. Мигом выхватил из ножен убитого шашку, снял папаху и полушубок, ленту патронов сунул за пазуху. "Оружие хватайте! Перебьют ведь!" И кинул кому-то внутрь свою винтовку. Из сапога бандита достал кинжал. Почти тут же полосонул шашкой по рукам очередного хунхуза. От грохота взрывов не все поняли, что их вагон и все задние сбавляют ход… "Неужели сцепку вагона взорвали, суки!?" – Догадался не только Степан, но и все в проснувшиеся. В темноте искали кто что: шинели, винтовки, шапки…
Тем временем конники неслись неисчислимо к останавливающимся вагонам. Дверь уже была распахнута во всю ширь. "Всем прочь от двери!! Ложись!!"Благим матом заорал пулемётчик и дал очередь по прущейся в вагон ораве бандитов. Ранил кого-то из своих. Но это был верный приём бывалого бойца-пограничника. Промедли он на секунду – было бы не то что поздно, а и бесполезно. На счету хунхузов это был далеко не первый абордаж вагонов с призывниками. До Харбина доезжали разве что половина пассажиров: их забирали в рабы или для выкупа. Остальных попросту резали, забирая еду и оружие, деньги.
Видя безуспешность взятия третьего от хвоста вагона, бандиты ринулись к двум последним. В среднем вскоре перестал строчить пулемёт: пожалел, видно пограничник своих двух-трёх, вот и полегли все! Вскоре вагоны, скрипнув последний раз о промёрзшие рельсы чугунными парами, остановились. Парни успели разоружить с десяток втащенных убитых уже в вагоне. Немало нападавших лежало прямо у колёс. Некоторые орали и даже стреляли бог весть куда. Их тут же добивали. Захлёбывался в собственной крови и один из наших. Кто-то надрывно блевал от вида крови и срыва нервов, впервые увидев смерть. Человек десять затихли навеки. Было хотели помочь раненым, но опять навалились разбойники. Только теперь наши работали более слаженно: очередь из пулемёта, а затем штыками и шашками. Но нападающих было слишком много, да и пьяные, они лезли прямо на рожон. Наши "максимы" были переделаны под патроны трёхлинейки Мосина, но и они явно кончались. Как видно, гранаты у нападавших тоже иссякли, иначе уже разнесли бы наш "укрепвагончик" и без того светившийся бесчисленными дырами. В предпоследнем, среднем вагоне молчали все: "Убиты или безоружные". Оставшиеся в живых хунхузы совещались в сторонке под тенью елей. На таком расстоянии прицельно стрелять, хотя и в лунную ночь – бесполезно. Сберегая патроны, замолкли. Кто похрабрее, вылазили наружу и собирали из-под вагона оставшееся у убитых оружие.