Я впервые заметил Урсулу (есть женщины, которых следовало бы только замечать) на "Хорс Шоу" в Дублине, когда она мчалась на своей Лейзи Леси. На этих труднейших в мире соревнованиях - скачках с препятствиями - она с таким безупречным мастерством выполняла программу, что привлекла к себе взоры даже самых неискушенных зрителей. А неповторимое искусство, с которым она брала барьер, было еще более удивительно. В своем охотничьем костюме - черном, плотно облегающем ее фигуру казакине, белых кожаных брюках и сапогах с ботфортами - она и впрямь выглядела очень импозантно. Воспользовавшись присуждением ей Золотого кубка, я подошел поздравить ее. Она заговорила со мной об Индии и об охоте на кабанов с пикой. Разговор был коротким, но между нами возникло чувство взаимной симпатии, и, когда спустя несколько недель наступил сезон травли лисиц, мы встретились с ней в Кворн-мит и нас, естественно, потянуло друг к другу. Стояли последние дни пышной осени, леса и долины Лестершира еще сверкали золотом и медью. Была ли в том повинна дивная красота природы или мы просто слишком увлеклись разговорами о лошадях? Но мы пустили лошадей шагом и отстали от охоты. Проезжая деревушку Рэтклиф, мы остановились в "Мальборо-Армз" и выпили по стаканчику благодатного виски, а затем еще по второму. После чего мы поскакали дальше через луга и холмы, с необычной легкостью преодолевая ручьи и изгороди, которые встречались нам на пути. Километрах в десяти от Бруксби, решив дать отдышаться лошадям и заодно отдохнуть самим, мы спешились на тенистом берегу реки Рик. Цокот копыт несущейся галопом лошади на мгновение прорезал царившую вокруг тишину, и мы увидели, как метрах в ста от нас по каменному мостику вихрем промчался отставший всадник, нам показалось, что это был молодой граф Гэртфорд. Спустя несколько секунд до нас донесся слабый звук охотничьего рожка и лай собак. Охота была уже далеко. Что и говорить, в этот день мы показали себя не слишком хорошими спортсменами. Вероятно, мы поняли, что препятствия Дублина и графства Лестер не единственные, которые мы могли бы преодолевать вместе. Мы уселись на берегу реки. Я не смог бы даже рассказать, как все произошло. Это случилось так внезапно и стихийно. В том, что мы бросились в объятия друг другу здесь, под сенью благородных дубов владений лорда Кэмроуза, в одинаковой степени были повинны любовь, охота и виски.
Почему многие женщины так меняются, стоит им только выйти замуж? Порыву страсти, решившему мою судьбу, больше не суждено было повториться. Честно говоря, все изменилось с той самой минуты, когда Урсула предстала передо мной в халате. Ведь меня в ней прежде всего привлекали величественная осанка, манера сидеть в седле, весь ее спортивный облик, все те качества, которые столь ценились на конных состязаниях и благодаря которым не так бросались в глаза отталкивающие черты ее лица: длинный нос, большие уши, сильно развитые челюсти. С Урсулой, видимо, произошло то же странное явление миметизма, что и с конюхами, которые днюют и ночуют возле лошадей и в конце концов начинают походить на своих питомцев. В Урсуле явно было что-то от лошади. Это сходство не так ощущалось, когда она бывала в охотничьем костюме. Но в домашней обстановке она предстала передо мной в своем истинном виде. Амазонка исчезла. Осталась лошадь.
* * *
Первое время я всячески старался, чтобы Урсула как можно чаще облачалась в мой любимый наряд. Но не мог же я требовать, чтобы она спала в охотничьем костюме. Возможно, моя настойчивость удивляла ее. Но с того самого дня, как мы переступили с ней порог нашего жилища в Гемпшире, Урсула больше не садилась на лошадь (на это у нее были свои соображения, но о них мне стало известно позже). Она уже не откликалась, как прежде, на острое словцо и не позволяла себе легко и весело "джокировать". Вероятно, сознание того, что теперь она должна управлять домом и командовать слугами, сделало ее сразу более степенной и чопорной. Я не узнавал в ней свою старую добрую приятельницу по клубу, товарища по спортивным состязаниям. Теперь она превратилась в хозяйку дома, которая замечала каждую пылинку (и, не дай бог, следы на паркете), зато пропускала мимо ушей сочную шутку. Никогда раньше я не слышал, чтобы столько говорили о моих ногах.
- Не забывайте о своих ногах, когда входите в дом, dear. Вытирайте их!.. Вы опять прошли здесь своими ногами, Томпсон?
Может быть, есть на свете мужчины, которые умудряются пройти где-то без помощи ног? Лично мне это никогда не удавалось. Ясно одно: наша трагедия началась именно с ног. Обычно для серьезных драм стараются отыскать серьезные причины. Часто эти причины кажутся несерьезными, даже когда они очень серьезны. Постоянно напоминая мне о ногах, Урсула вынудила меня взглянуть на ее собственные. В хорошо сшитом сапоге сойдет любая нога. Но в домашних туфлях ноги Урсулы показались мне гигантскими. На эту деталь - если можно так выразиться - раньше я не обращал внимания, поскольку об Урсуле прежде всего было принято говорить: "Ну и твердая рука у этой женщины!" (К таким похвалам следует относиться критически, они нередко скрывают недостатки.)
* * *
Как описать, не выходя из рамок благопристойности, мою жизнь с Урсулой?
Может, ее следует определить как раз этим словом: благопристойность? Этот атлет в юбке, эта отважная наездница, заядлая охотница превратилась в образец благопристойности.
- Now then… don't be sloppy, dear! Stop that nonsense! (О дорогой! К чему излишняя сентиментальность? Прекратите этот вздор!)
Далеко не все англичанки скроены по образцу Урсулы. И тем не менее понять Урсулу - это в какой-то степени понять Англию. Фрейду, вероятно, следовало бы родиться именно в этой стране: здесь все можно объяснить подавлением инстинктов. В этой стране, которая в бурные времена Генриха VIII или Георга IV являла собой ристалище самых разнузданных оргий и хмельного разгула, в викторианскую эпоху было создано мощнейшее предприятие но подавлению инстинктов, и некоторые его филиалы не прекратили своей кипучей деятельности и по сей день. Колыбелью Урсулы был один из нерушимых бастионов викторианской крепости. В замке Тренторан, где Урсула появилась на свет, ее бабушка, леди Планкет, строго придерживалась принципов методистской церкви: никогда не следует произносить слово "ноги" (нужно говорить extremities или lower limbs), и даже ножки рояля должны быть упрятаны в муслиновые чехлы.
Урсуле было одиннадцать лет, когда ее отдали в Мелтенхем, один из колледжей Уорикшира, где все было подчинено законам монастырского пуританства и спорта. Когда шесть лет спустя Урсула вышла из стен этого пансиона, она, вероятно, плохо представляла себе, чем мальчик отличается от девочки, но сама превратилась в настоящего мальчишку.
Я всеми силами стараюсь избежать опасных обобщений, но искрение верю в то, что, если бы англичане нашли средство производить на свет детей, не прибегая к помощи женщин, они считали бы себя счастливейшими людьми на свете. Основная задача британского воспитания: самым решительным образом развести в стороны особей мужского и женского пола, словно им никогда не придется встретиться в жизни (их отношения в будущем будут действительно сведены к минимуму). В то время как девочек отдают в учебные заведения, где на ноги им натягивают черные чулки и где они учатся краснеть при одном только упоминании о человеческом теле, не говоря уж об этом изобретении дьявола - плоти (согласно уставу Мелтенхема, клеймящему наготу, воспитанницам полагается купаться в коленкоровых рубашках), мальчиков отсылают в колледжи, после окончания которых они с удивлением узнают, что им наряду с крикетом и службой в министерстве колоний изредка придется уделять время и женщинам.
Мало сказать, что в Англии ничего не делается для женщин. Там все обращено против них, и они сами в первую очередь. Вполне естественно, что каждый маленький мальчик стремится стать мужчиной, но в Соединенном Королевстве перед каждой маленькой девочкой ставится та же цель.