Сколько времени в действительности может продлиться этот период акклиматизации, чуть было не сказал - период инкубации? На этот вопрос никто точно не мог бы ответить. Некоторые утверждают - полгода… год. Но это мало соответствует истине. Период может тянуться и десять и двадцать лет. Лучше рассчитывать на следующее поколение, которое будет принимать у себя и ездить с визитами и станет в свою очередь очень замкнутым.
* * *
Я должен заметить, что существует очень большая разница между Парижем и провинцией.
В провинции вас сразу же предупредят, что местное общество "очень замкнутое"; вам приведут в пример одного делового человека из Центральной Европы, который в течение семи лет буквально осаждал Бордо, но так и не смог прорвать оборону; или случай с одной семьей из Орана, которая прождала полвека, пока перед ней открылись двери салонов (теперь она сама стала "очень замкнутой"). Но в провинции в конце концов вас все-таки примут.
В Париже вас вообще не примут: вас начнут вывозить.
Впечатление, которое производит приезд Никольсона или Мартинеса на их парижских друзей, rather curious. Случайно я оказался у Даниносов в тот день, когда телефонный звонок известил их о прибытии Свенсонов (мне показалось, что речь идет о высадке неприятельского десанта), у которых они гостили две недели в Стокгольме. Сообщение о страшной катастрофе вряд ли привело бы их в большее отчаяние.
- Их надо будет водить повсюду! - услышал я.
…И тут же почувствовал, что подобная перспектива вызывает у моих друзей единственное желание никуда их не водить. В конце концов торжественный "домашний" обед был перенесен на более отдаленный срок. Свенсонов пригласили "выпить по бокалу вина" в одном из кафе на Елисейских полях, а потом, протянув еще несколько дней, повели по тем святилищам искусства и развлечений, которые сами парижане очень редко отваживаются посещать без своих иностранных менторов.
Должен сказать в оправдание французов вообще и Даниносов в частности, что аппетит у Свенсонов действительно чудовищный. Я говорю здесь не об аппетите за столом (хотя многие иностранцы, которые у себя на родине питаются весьма скромно, считают своим долгом объедаться в гостях у французов), а об аппетите на исторические камни… Гуннар Свенсон оказался непревзойденным камнеглотателем. Раньше я считал, что шведский желудок устроен по тому же образцу, что и желудок всех прочих смертных. Я ошибался. Проглотить, к примеру, Сакре-Кёр было для Гуннара чем-то вроде легкой закуски.
- Теперь мы должны, - сказал он, - посмотреть катакомбы.
Если бы эти катакомбы находились во Флоренции, конечно, мсье Данинос раза три уже побывал бы в них. Но, прожив в Париже сорок лет, он не удосужился ознакомиться с ними. (Правда, однажды, когда ему было лет семь, отец пообещал ему: "Будешь умником, в воскресенье пойдем в катакомбы". Видимо, он так и не стал умником, потому что в катакомбы не попал.)
Мои хозяева попытались отговорить Гуннара от этой затеи.
- А не пойти ли нам выпить по рюмочке на площадь Тертр?
Не тут-то было. Иностранцам свойственны навязчивые идеи. Гуннару нужны были только катакомбы. А попробуйте-ка сбить шведа со взятого курса!
- Ну что ж, это проще простого, - сказал мсье Данинос. - Я вас туда свожу.
Коренному парижанину признаться в том, что он никогда не был в катакомбах, стыдно. Но не знать даже, как к ним пройти, просто ужасно. Сославшись на то, что ему надо купить сигареты, мой друг и соавтор завернул за угол и, скрывшись из виду, бросился к полицейскому.
- Скажите, как пройти к катакомбам?
Полицейский порылся в памяти, ничего не мог вспомнить, наконец вынул справочник. Они пожали друг другу руки. Как француз французу.
* * *
Что же касается гостеприимства в прямом смысле слова, поразмыслив хорошенько, я пришел к такому выводу: американцу легче получить приглашение в Букингэмский дворец, чем пообедать у Топенов. С первого дня приезда ему начинают твердить: "Вы непременно, непременно должны пообедать у нас. Да-да". Но проходят недели, случается что-то непредвиденное, заболевают дети, кухарка берет на неделю отпуск. В конце концов парижанин ведет иностранца, жаждущего местного колорита, в american grill room, где в отличие от ресторанов США меню написано не по-французски.
Конечно, я преувеличиваю… Well… Признаю, что, если вы проживете во Франции полгода, вас могут пригласить пообедать в несколько домов. В этом случае вас обязательно предупредят: "Чем бог послал". Это самое "чем бог послал", столь скудное в Англии, во Франции весьма обильно и изысканно. Здесь-то и зарыта собака: угощая вас "чем бог послал", французы устраивают такой пир, что становится понятным, почему все это, подобно импровизированной речи депутата палаты общин, должно быть подготовлено заранее. У нас хозяйке дома понадобились бы месяцы, чтобы приготовить всё это.
Местные жители могут выучить назубок гастрономический календарь. Я же никогда не мог и, уж наверное, не смогу усвоить его. Я понял это еще во время своего первого приезда в эту страну. Например, когда я приехал в Кастельнодари.
- Вы самую малость опоздали, майор, и теперь я не смогу угостить вас гусиной печеночкой, - сказал мне папаша Пикмоль… - Но я могу вам предложить прекрасное рагу из бобов с маринованным гусем. Вы мне скажете свое впечатление о нем. Прямо тает во рту!
- О yes, мистер Пайкмолз… великолепное рагу.
Вскоре я очутился в Пиренеях.
- Для диких голубей еще немного рановато, майор, - встретил меня мсье Кабриуль, - но, может быть, вы не откажетесь от филейной вырезки серны.
- О yes, мистер Кейбриулз, a little (маленький) кусочек вырезки, пожалуйста…
И повсюду, куда бы я ни приезжал, угощая меня неправдоподобно вкусными вещами, заставляли сожалеть о том, что я не могу отведать еще чего-то более вкусного. О чудесный край, столь непохожий на мою родную страну, где круглый год подают к столу одно и то же и где поэтому не приходится о чем-нибудь сожалеть и на что-либо надеяться.
Глава VIII
Мартина и Урсула
Однажды мне довелось испытать потрясение, которое, вероятно, можно сравнить лишь с содроганием земли при образовании горных складок или разрушении Геркулесовых Столпов. Это случилось в тот день, когда я услышал от Мартины:
- Как мне нравятся серебряные нити в твоих усах…
Мы шли тогда по набережной Сены; стояло солнечное мартовское утро, и бледно-голубое небо Иль-де-Франса в предчувствии весны несмело заигрывало с серыми камнями Академии. Мне показалось, что земля дрогнула, корсет викторианских условностей лопнул, и я definitely провалился в сентиментальный мир латинян. Почтенного майора У.-М. Томпсона, кавалера орденов "За отличную службу", ордена "Звезда Индии" 3-й степени и ордена Британской империи 3-й степени, больше не существовало. Теперь я был просто мужем Мартины Нобле… "знаете, тот самый немыслимый англичанин, с седыми усами…".
Говорить с мужчиной о таких интимных деталях, как усы или родинка на щеке, по ту сторону Ла-Манша не принято. (Впрочем, в Англии не принято столько разных вещей, что неосведомленный турист, впервые вступивший на эту землю, мог бы подумать, что там не принято и любить.) Лишь после того, как я приехал во Францию и обосновался там, я смог наконец во всех подробностях изучить географию собственной персоны. Я имею в виду свой личный "атлас" - все эти мысы и долины, которые ничуть не интересовали Урсулу, но точное и ласковое описание которых составила Мартина. Никогда Урсула не стала бы разговаривать со мной на таком топографическом языке. Я прекрасно помню те слова, которые она сказала мне в подобной ситуации, поскольку сам я не решался заговорить:
- В конце концов… Мы с вами… Как вы думаете?..
Обычно после столь пылких объяснений англичане вступают в брак.
Так женился и я на Урсуле.
Откровенно говоря, нас не столько соединила взаимная любовь, сколько сблизила общая страсть к лошадям.