Вареная баранья голова достается самому старшему почетному гостю. Но это не значит, что он ее будет сам есть! Все не так просто! Мясо с головы надо обрезать, причем – строго по часовой стрелке, порезать на куски и раздать ближним. Существуют разные ритуальные приговорки к каждому куску, который раздает почетный гость. Отрезанное ухо, например, надо дать самому молодому и сказать – чтобы слушался старших и набирался ума-разума, глаз же он берет себе – чтобы быть зорким и мудрым. А бульон перед употреблением надо обязательно помешать бараньей лопаткой – это тоже дань традиции. без почитания традиций – народ не народ, а чистое население или как там, электорат!
Да где было взять эту голову на русском Севере!
Понятно, что это тюркское блюдо здесь ели все-таки по – европейски, выложив куски мяса и жирные лепешки на большие тарелки. Наверное, что-то потерялось при этом…
Как водится, сам собой созрел тост – за традиции! Мужчины выпили. Военные, офицеры, понимают скрытый смысл и значение традиций лучше многих других.
Марина сказала своему Бараеву: – Ты бы пил поменьше, а то опять чудить будешь! И галстук сними или поправь!
Вадиму стало неловко – компания-то своя. Но всё-таки…
Неожиданно его поддержала Альфия:
– Наши мужчины устают на своей службе, и где им и отдохнуть, как не среди жен и друзей! И они сами знают, сколько им можно пить сегодня. Неправда ли, муж мой?
– Ты права, жена. И мне приятно слышать от тебя разумные речи! А сейчас, принеси мне, женщина, руки помыть.
Гости переглянулись. Женщины проглотили свои язычки. Альфия молча удалилась и принесла кувшин, тазик и полотенце. (Этот керамический кувшин случайно обнаружили в кладовке и сразу придумали эту сценку).
Бек подставил руки под струю теплой воды с розовым ароматом (идея Багиры!) Вытер руки, небрежно бросил ей полотенце и благосклонно кивнул: – можешь, мол, идти!
Альфия вновь поправила подушки у мужа и гостей, переложила их поудобнее, и лишь затем удалились из комнаты.
– Да-а-а! – завистливо протянул чуть захмелевший Бараев, Восток – дело тонкое! В следующей жизни обязательно женюсь на казашке! – твердо пообещал он.
Бек подумал, что, иногда пообщавшись с семьями друзей-товарищей, понимаешь, что напрасно ворчишь на свою жену. Оказывается, тебе еще очень повезло!
Подали и каурдак. Несмотря на навалившуюся уже сытость, гости отведали и это блюдо, оценив его по достоинству.
– Друзья! – сказал Бараев, легко поднявшись на ноги, – тост за самую лучшую хозяйку, жену нашего друга Норбулата!
Офицеры поднялись и дружно осушили свои рюмки до дна.
Марина демонстративно налила себе французского вина и тоже осушила залпом, до дна, свой бокал.
– Завтра сам свою машину заберешь! – мстительно сказала она своему мужу. Тот лишь пренебрежительно махнул рукой и хмыкнул:
– Испугала ежа голым ужом!! Подумаешь! И заберу! И вообще обойдусь без твоих руководящих указаний!
– Ого! Бунт на корабле! – усмехнулся Филиппов.
– Альфия! Присядь с нами – посуду потом уберешь и помоешь! – снисходительно сказал Бек.
– Спасибо, муж мой!
– Вот же бай! – возмутилась обычно спокойная Лена Милкина.
– Бек! – невозмутимо поправил ее Норбулат – Мы – воины, а бай – это богатый успешный хозяин, глава рода или кочевого аула.
– Все равно – ты феодал и тиран недорезанный! – враждебно сказала Катя, вложив в эти слова весь доступный ей яд. Она с явным сочувствием поглядела на Багиру. В ней взыграла женская солидарность!
Конечно, у Бекмурзина дома между родителями не было таких отношений, а с Альфией они разработали специальный сценарий, припомнив некоторые фильмы и кое-какие примеры из литературы о Востоке, совершенно справедливо решив, что никто разницы между казахскими и иными восточными традициями в отношениях мужа и жены просто не заметит.
Офицеры, вышедшие покурить на лестничную площадку, наоборот, глядели на своего товарища Норбулата с нескрываемой завистью.
"Вот это да!" – подумал Филиппов, – "А у меня – не там сидишь, не так свистишь!". А в слух сказал, борясь со своими сомнениями:
– Слушай, Бек! Альфия же – питерская, из семьи врачей, сама – врач! И вот такое почитание мужа? Чистый домострой позапрошлого века! Только не говори мне, что это у нее врожденная тяга к восточному политесу и слепому подчинению мужу?
– Ага! Что, Юра, обзавидовался? – съехидничал комдив, – грех это завидовать удаче товарища!
– Так я по – доброму! – обиделся Филиппов.
– И все-таки. Бек, как это? – пристал к Норбулату и Костя Милкин.
– Ну, это все не сразу! Постепенное, долговременное воспитание на традициях, опять же – поощрение положительных поступков через подарки там, всякое другое. И наоборот – пресечение всяких наглых поползновений на мой авторитет и мужские свободы! Сложно это, но наука, однако!
– Бил, что ли?
– Да, иногда пришлось. Камчой ременной по спине слегка! Иначе – никак! Жалко было, а надо!
– Слушай, а насчет – по спине там, или несколько ниже – заманчивая мысль! Я вот тоже, после очередного распила чувствую: начинать когда-то надо! – раздумчиво произнес Вадим, сквозь сиреневый сигаретный дым. – Передовой опыт надо перенимать!
– Да, эмансипация, уравнение в правах мужчин и женщин!
– Нет, если уравнивать права, если строго и по существу, то у женщин теперь кое-какие бонусы уже и отбирать придется!
– Если тебе кажется, что твоя жена – зануда, значит, ты еще просто не видел других жен! – глубокомысленно заключил Милкин.
Мужики притихли, думая о чем-то о своем.
Вернулись за стол, выпили "на стремя", "на коня". Женщины обошлись без нотаций и глупых попыток пресечь "пьянство". Они молча пили очень вкусный чай по-казахски. С молоком, с баурсаками, рахат-лукумом и нугой. Восток – дело сладкое!
"Ага! Переваривают полученные впечатления!" – с удовлетворением подумал Норбулат, посмеиваясь про себя.
Гости стали собираться, благодаря хозяев за такой экзотический прием и возможность познакомиться вплотную с казахской кухней и восточными обычаями, восхищались радушием хозяев.
Провожая у входных дверей, Альфия вручала каждому гостю маленькие сувениры. Вроде казахских кесе-пиал, тюбетеек, платков в национальных узорах, которых дома был изрядный запас. Тоже – дань казахской традиции!
Наконец, двери за последним гостем закрылись. Норбулат и Альфия остались одни. Дети, по случаю грядущего воскресного дня остались ночевать у друзей, по договоренности с их родителями. Мать справедливо решила, что им рановато смотреть на застолье взрослых, и слышать игривые шутки подвыпивших мужчин.
Вместе они привели гостиную в "исходное состояние", стащив на кухню весь столовый арсенал.
– Спасибо, дорогая! – сказал Норбулат и нежно обнял и поцеловал жену.
– Спасибо – и все? – промурлыкала в ответ Багира, томно прищурив чуть раскосые глаза.
– Нет, конечно! – обиделся муж, доставая из-за книг коробочку с дорогими духами. – Тюрки мы али не тюрки, степняки мы али нет? С Наурызом, любимая женушка! – и достал откуда-то великолепную белую розу. За это Бек получил сочный, "неформальный" поцелуй.
– Ну, насчет степняков ты здорово подзагнул!
– А что, и помечтать нельзя – хмыкнул Бек.
– Ко всему, я тут забыла тебе сказать, – напомнила Багира – в магазин "Mode Mia" вчера завезли классные кожаные сумочки. Так я одну себе уже подобрала и отложила! И это за счет твоей заначки, милый, а не из семейного бюджета!
Вспомнив этот магазин и порядок цен в нем, Бек даже застонал. Причем – вслух!
Но героически проглотил все готовые возражения. Слово мужчины – тверже камня! Так говорят казахи. Переживем!
– Договор есть уговор! Двухстороннее соглашение! Так говорит ваш комдив! – напомнила Багира, грациозно изгибаясь в сладкой истоме: – Ну и напахалась я сегодня, ноги – руки отваливаются! – пожаловалась Альфия и по-кошачьи потерлась щекой о щеку мужа.
– Но это того стоило – надо было видеть их лица! А еще я бы послушала, что они сейчас говорят между собой! Ох и достается же сейчас – и мне, и тебе! Еще бы чуть-чуть – и тебе бы девки набили бы морду! Зато мужики на тебя смотрели снизу вверх, и уважительно молчали – сказать было им нечего, подкаблучникам-то – хохотнула она.
– А теперь, о муж мой, переодевайся и топай на кухню мыть посуду! Твоя очередь! – сказала Багира.
– Может, завтра? – безнадежно предложил Норбулат, – хозяйка не заругает! – пошутил он, припомнив, как они на пятом курсе снимали комнату у сварливой и дотошной хозяйки.
– Нет-уж-ки! Договор есть уговор! – повторила Багира, превращаясь в зловредную Эфочку.
Через некоторое время Норбулат уже гремел посудой над мойкой, распевая свои любимые песни.
Альфия быстро прошмыгнула мимо кухни и скрылась в спальне, вся в нежно-бело-розовом и кружевном.
– Бек! Иди сюда! – услышал Норбулат ее призывный голос. – И захвати бутылку шампанского – у меня сухой закон кончился!
Открыв дверь в полутемную, освещенную лишь одной свечой спальню, Норбулат почувствовал пряный запах новых духов и аромат жасмина от чаши-курильницы над свечой.
Ведет меня рука моей желанной
В сад запредельный, в некий сумрак странный
Твержу я "не пойду!" – ища предлог
Она: "пойдешь!" – и тянет непрестанно
У Норбулата сама собой всплыла на язык газель Руми. Как всегда – память сработала вовремя и к месту!
В ответ он услышал восхищенное, протяжное, как любовный стон: "О-о-о!" своей жены. Точно, такие стихи не каждая женщина и не каждый день слышит!
Началась тысяча вторая ночь восточной сказки…