Теперь, когда началось самое главное, ей стало страшно. Лазер имел оснащение для переноса информации. Джейн подключила к нему микрофон. Нервно откашлялась. Давно она не произносила тайного имени Крутого.
- Тетигистус! - воскликнула она.
Человечек подпрыгнул, словно его вытянули кнутом по спине. Трубка с громким треском лопнула, почернела. Запахло горелым пластиком. Джейн с криком отдернула голову, сорвала очки.
Но было поздно. Ясно и отчетливо перед ее глазами сиял тройной неразделимый образ: Крутой-Питер-Робин. У них были ясные глаза и кожа гладкая, как слоновая кость. Они лежали, укутанные в белые одежды, светлые, чистые, безупречные.
Все трое были мертвы.
* * *
Значит, так и есть. Крутой - это Питер - это Робин.
Было поздно, скорые лифты уже не ходили. Джейн ехала домой сорок пять минут, с остановками на всех этажах. По дороге она не думала ни о чем, отдавшись своему горю. Раньше она надеялась, что, узнав правду о Робине, любую правду, она станет свободна от него. Но именно сейчас, когда она твердо знала, что вместе им не быть, она поняла, как он ей нужен.
Подходя к своей комнате, она чувствовала смертельную усталость. Позади был длинный день, и она хотела только спать.
Из дверного окошка и из щели внизу выбивался свет. Раздавались голоса. Мартышка вернулась. У нее гости. "Неважно, - подумала Джейн. - Мне уже все неважно. Можно ударить меня по лицу кирпичом, я ничего не почувствую".
Она открыла дверь.
На ее кровати сидел кто-то - нескладный, красноглазый, с волосами как солома. Он посмотрел на нее и нагло осклабился.
- Как делишки. Сорока?
Это был Крысобой.
Глава 15
Зима выдалась небывало длинной. Старейшины Города объявили указом наступление нового, третьего по счету декабря, так что за Черным декабрем потянулся декабрь Ледяной, и все понимали, что и от четвертого они тоже не застрахованы. Стояла Волчья луна. Богиня являла свой самый жестокий лик. Иногда казалось, что Тейнд не придет никогда.
Через неделю после появления Крысобоя, Джейн отправилась с ним и Мартышкой прогуляться и посмотреть на витрины. Полная нехороших предчувствий, она нехотя тащилась за ними по роскошным магазинам Карбонека и Гладсхейма, таким заведениям, как "Козий Рог", "Фата Падурия", "Малефиций", и везде Джейн чувствовала себя неловко и не на месте. Крысобой держался от нее в стороне, побрякивая в кармане ключами, и, когда Мартышка начинала восхищаться очередной цацкой, его пухлые губы довольно улыбались.
- Ой, вы посмотрите только! - восклицала она. - Какая прелесть!
- Да, ничего! - отвечал Крысобой и со значением смотрел на Джейн. - А ты как думаешь?
Наконец они засели в "Пещере". Там был объявлен вечер свободного доступа к микрофону, и непризнанные поэты, менестрели и барды набежали со всей округи с невероятным количеством плохих стихов. Сидя за столиками, сделанными из бобин от телефонного кабеля, они попивали кофе и ждали своей очереди завладеть микрофоном. Младшекурсники в джинсах и черных свитерах разносили чашки и убирали грязные.
- Ой, ну эти перчатки из девичьей кожи! - не могла успокоиться Мартышка. - Я теперь только в "Джеттатуре" буду все покупать.
Нежно водя пальцем по подбородку Крысобоя, она мурлыкала:
- Ты только представь себе, какие они… Мя-а-агонькие!
На небольшом возвышении стоял очередной поэт. Судя по его виду, последнюю неделю он спал, не раздеваясь, в стогу сена. Поэт читал:
Только что руки его лизала,
Как вдруг свободной и гордой стала…
Крысобой слушал, закатив глаза под самый лоб. Потом вернулся к прерванной мысли:
- Вот именно! Секс - это вопрос власти. Господство и подчинение, только так.
- А у нас с тобой не так, - сказала Мартышка, - правда, зайчик?
Он снисходительно похлопал ее по руке:
- Кто-то дает, а кто-то получает. Это в природе вещей. Мужчина - прирожденный агрессор, а женщина пассивна, ее призвание - заботиться, опекать. В любви сталкивается сильный со слабым, это захват и капитуляция, словом - война в миниатюре. А все остальное - ухаживания там, ссоры, примирения - это так, завитушки. Сублимация.
- Какой ты грубый, - надула губы Мартышка. И заискивающим тоном добавила: - Но, сокровище мое, кто же захочет, чтобы им все время помыкали!
- Другое дело, - задумчиво продолжал Крысобой, - когда это любовь втроем. Конечно, тут бывает по-разному, но чаще всего двое оказываются наверху. И для равновесия та, что внизу, подвергается двойному гнету. Она должна научиться пресмыкаться и ползать на коленях. Ей придется полюбить свое унижение.
Мартышка, недобро посверкивая черными, как гагатовые пуговки, глазками, бросила быстрый взгляд на Джейн. Ее ноздри раздувались. Но потом она покачала головой и отвернулась.
- Это извращение.
- Конечно, - согласился Крысобой, - а что не извращение?
Джейн упорно смотрела на свечу в подсвечнике. Под толстым красным стеклом трепещущий огонек то пригасал, то снова вспыхивал. Она сама себе казалась мошкой, которая трепыхается изо всех сил, чтобы не угодить в огонь.
- Ты, кажется, хотел со мной о чем-то поговорить?
Стройна и прекрасна, стоит, сияя,
Словно колонна у двери рая…
- Что? Ах да, действительно. Ты так внезапно исчезла и при столь странных обстоятельствах… - Он вынул из внутреннего кармана конверт и положил на стол рядом со своей чашкой. Джейн потянулась к конверту, но он его быстро отодвинул. - Странных, вот именно, иначе не скажешь! И даже не удосужилась попрощаться со старыми друзьями. Это после всего, что нас связывало! Ну мне и стало любопытно. Я решил провести небольшое расследование.
Мартышка подскочила:
- Вы что, ходили вместе?
- Нет!
- Так, ерунда, ошибки молодости. - Крысобой небрежно повел рукой. - Я подсказал Сучку запросить контору Детолова. - Он со значением постучал по конверту пальцем. - Ну как, интересно тебе, что они ответили?
Сама как врата, чрез кои Любовь
Вступает в святилище…
У поэта был чрезвычайно неприятный голос, писклявый, гнусавый и дребезжащий.
- Зачем мы пришли слушать эту чушь? Ничуть не интересно! Какое мне дело до всего этого? - Крысобой снова засунул конверт в карман и резко сменил тему: - Ну что, хорошо провела вечер. Мартышка, девочка моя? И погуляли, и по магазинам походили, и поболтали.
Она прижалась к нему:
- Замечательно, Крысобойчик мой!
- А что бы ты выбрала из всего, что мы видели?
- Ой, ну конечно, перчатки девичьей кожи. Ясно, перчатки!
Крысобой повернулся к Джейн:
- Слышала, что дама желает? - И щелкнул пальцами, словно она обязана ему служить.
Джейн пришла в ужас, возмутилась и от волнения сказала совсем не то, что хотела:
- Да меня туда и на порог не пустят! "Джеттатура" - это не мой уровень, там слишком шикарно.
- Ничего, мы в тебя верим! - Крысобой встал, за ним поднялась Мартышка. Хозяйским жестом он шлепнул ее по заду, чтобы быстрее шевелилась. - Наша Сорока способнее даже, чем она сама думает.
И он бросил ей воздушный поцелуй через плечо. Они с Мартышкой удалились под аплодисменты. Аплодисменты относились к поэту, который как раз закончил чтение. На смену ему вышел другой, похожий на предыдущего как две капли воды. Новый гений откашлялся с оглушающим микрофонным грохотом и запел:
О чем скорбишь, о рыцарь бледный,
Зачем ты мешкаешь в тиши?
Надо было не рассуждать, пустят ее в "Джеттатуру" или нет, а немедленно дать Крысобою отпор. Надо было заявить, что никогда больше она не будет для него воровать. Что ей плевать, что бы там ни было у него в конверте, ей это никак повредить не может. Что она его не боится, не боится!
Так много она могла ему сказать, но не сказала!