- Я пил однажды с Риттером. Свой мужик, скажу я тебе. Я три дня не просыхал. Он покинул меня лишь тогда, когда я спустил все деньги. - Судя по тону моего приятеля, он решительно не злился на Риттера за то, что их дружба угасла вместе с исчезновением последнего дуката. Это означало, что драматург оказался действительно весёлым собутыльником.
* * *
Генрих Поммел внимательно выслушал доклад, а затем велел нам взяться за составление письменного отчёта, который следовало отослать в канцелярию Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. Наверное, затем, чтобы в епископских конторах мышам было что есть; не думаю, чтобы кто-нибудь имел время и желание заниматься заурядными рапортами местных отделов Инквизиции. Наш начальник, однако, больше всего обрадовался кругленькой сумме, которую мы получили от честных и благодарных горожан. Он высыпал монеты на стол и сразу отсчитал одну четверть. Пихнул деньги в нашу сторону.
- Веселитесь, парни.
Конечно, он не намеревался объяснять нам, что сделает с остальными тремя частями вознаграждения, и мы искренне бы удивились, если бы так поступил. Но, как я уже упоминал ранее, на Поммела нельзя было обижаться. В резиденции Инквизиции у нас всегда была отличная еда, вдоволь вина, вовремя выплачиваемые жалование и пайковые, а когда кто-то из инквизиторов вляпался в финансовые неурядицы, Поммел спас его беспроцентной ссудой.
Он был мудрым человеком и знал, что лучше быть требовательным, но заботливым отцом для подчиненных, чем тешиться ролью мелочного, прижимистого скряги, поступки которого поначалу вызывают неприязнь, а затем приводят к заговору. И мы совсем не злились на него за то, что его многолетняя любовница как раз заканчивала строить прекрасный загородный дом, а сам Поммел через подставных лиц сдавал в аренду несколько небольших поместий.
Мы были молоды и учились у него, зная, что когда сами станем начальниками какого-нибудь из местных отделов Инквизиции, будем стараться поступать подобным благоразумным образом.
Вагнер сгреб в кошель свою часть гонорара и встал со стула, но я не двинулся.
- Могу ли я попросить о небольшом разговоре?
- Конечно, Мордимер, - ответил Генрих.
Тадеуш нехотя вышел из комнаты. Я был уверен, что его снедает любопытство, о чем же я намерен говорить со старшим Инквизитором.
- Чем могу тебе помочь? - Поммел перевёл на меня взгляд, когда за Вагнером закрылись двери.
С Поммелом играть не приходилось, поэтому я честно ему выложил всё, что узнал от торговца Клингбайла.
- Сколько предложил?
- Двести задатка и полторы тысячи, если дело выгорит, - честно ответил я.
Старший Инквизитор присвистнул.
- Чего ждёшь от меня, Мордимер?
- Выписанной охранной грамоты с приказом на допрос Захария Клингбайла.
- Цель?
- Проверка доносов, гласящих, что он стал жертвой колдовства. Ведь два года назад в этом призналась Ханя Шнитур, не правда ли?
Ханя Шнитур была хитрой и зело вредной колдуньей. Мы сожгли её в прошлом году после продолжительных разбирательств, которые, всё-таки, принесли богатые плоды. В связи с чем, умиротворяющее сияние костров раздвинуло на миг мрачную тьму, оточившую Равенсбург.
- Подтверждают ли это протоколы допросов?
- Подтвердят, - заверил я. Я сам составлял протокол (писца вывернуло в ходе пыток, и кто-то должен был его заменить), так что дописать ещё одну фамилию не составило бы мне труда.
- Почему мы взялись за это лишь спустя два года?
- Ошибка писца.
- Хм-м? - он поднял брови.
- Клякса на месте фамилии. Небрежность, достойная порицания. Такая человеческая, простая ошибка. Однако, руководствуясь не таким уж, в конце концов, распространённым именем Захарий, мы дошли по нитке до клубка.
- Раз так… - он пожал плечами. - Когда хочешь отправиться?
- Послезавтра.
- Хорошо, Мордимер. Но будь осторожнее! - Он заботливо посмотрел на меня. - Я наслышан о Гриффо Фрагенштайне и мало хорошего о нём можно сказать.
- Звучит как дворянская фамилия.
- Так оно и есть. Гриффо - это бастард графа Фрагенштайна. Удивительное дело: граф признал его и дал ему фамилию, но император не утвердил дворянского титула. Поэтому Гриффо занимается торговлей и возглавляет городской совет в Регенвалде. Если он действительно ненавидит Клингбайлов, будет очень недоволен тем, что кто-то вмешивается в его дела.
- Не осмелится… - сказал я.
- Ненависть делает из людей глупцов, - вздохнул Поммел. - Если мудр, будет тебе содействовать и помогать. По крайней мере, создавать видимость. Если глуп, попробует тебя запугать, подкупить или убить.
Я рассмеялся.
- Когда в городе погибает инквизитор, черные мантии начинают танец, - я процитировал известную присказку, говорящую о нашей профессиональной солидарности.
- Ненависть делает из людей глупцов, Мордимер, - повторил он. - Никогда не дай себя обмануть мысли, что твои враги будут рассуждать столь же логично, как ты. Разве бешеная крыса не бросится на человека, вооружённого вилами?
- Буду осторожен. Спасибо, Генрих, - сказал я, вставая со стула.
Нам не надо было обговаривать, какой процент перепадёт Поммелу из моего вознаграждения. Я знал, что он возьмет столько, сколько захочет, но знал и то, что он позаботится, чтобы я не почувствовал себя обиженным.
- Завтра выпишу тебе документы. - Он поднялся, обошел стол и приблизился ко мне. Положил мне руку на плечо. - Знаю, кто расправился с волколаками, я знаю также, что Вагнер почти не просыхал эти две недели и особой пользы от него не было.
- Но…
- Заткнись, Мордимер, - приказал он мягко. - Я знаю и о той девке…
В Академии Инквизиции нас учили многим вещам. Также искусству блефа в разговоре. Поммел мог быть почти уверен, что в течение двух недель мы пользовались услугами девок, а девки плюс склонность Вагнера к выпивке и авантюрам равнялись проблемам. Дал бы голову на отсечение, что Поммел спрашивал наобум, расчитывая, что узнает правду по реакции вашего покорного слуги. Я даже глазом не моргнул. Мой начальник подождал минуту и улыбнулся.
- Выйдет из тебя человек, парень, - сердечно вымолвил он. - Ну, иди уже.
У самых дверей его голос остановил меня: - Да, Мордимер, еще одно дело. Тема, основанная на цитате "Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне", кажется ли тебе подходящей для нашей сегодняшней вечерней службы?
Я обернулся.
- Без всякого сомнения, подходящей, - согласился я, обещая себе, что утверждения "дал бы голову на отсечение" в будущем постараюсь избегать даже в мыслях. Тем не менее, я продолжал обдумывать, действовал ли Поммел наугад, или же получил от кого-то донесение о нашем поведении. Но если так, то от кого?
* * *
Мещанам запрещалось носить плащи, окрашенные в красный цвет, предназначеный только благородно рождённым. Однако Гриффо Фрагенштайн осмеливался носить на плечах плащ, не только переливающийся чистым пурпуром, но и расшитый золотыми нитями, образующими силуэт Трех Башен - графского герба, принадлежащего его отцу.
- Меня зовут Мордимер Маддердин и я являюсь лицензированным инквизитором из Равенсбурга, - представился я.
- Рад вас видеть, магистр, - произнёс он вежливо и пригласил присесть. - Не хотите ли позавтракать со мной?
- С превеликим удовольствием, - ответил я. Пока он давал слугам указания насчёт трапезы, я приглядывался к нему. Он был высоким, широкоплечим мужчиной, и на его могучих плечах размещалась голова удивительной, продолговатой формы, словно её некогда сдавили тисками. Даже длинные и пышные волосы, которые спадали ему за плечи, не могли скрыть этот изъян. Однако Гриффо Фрагенштайн не производил впечатления диковины, способной вызывать смех (позже я узнал, что горожане называли его Песиглав, но только тогда, когда знали, что разговор не слушает никто посторонний). Его лицо выражало решительность, взгляд был быстрым и проницательным. И когда улыбался, его глаза оставались по-прежнему оценивающими, внимательными и ничего не выражающими.
- С удовольствием помогу вам, чем только смогу, магистр Маддердин, - сказал он, когда ознакомился с выписанными Поммелом полномочиями. - Но всё-таки…
Поскольку он не продолжал, я позволил себе сказать: - Да?
- Полагаю, что если за Захарием Клингбайлом гналась месть ведьмы, то он получил всё заслуженно!
- Нет, господин Фрагенштайн, - твердо ответил я. - Даже отъявленный преступник не заслужил страданий от руки колдуньи. Не потому, что были бы они так ужасны, а потому, что страдание можно причинять только именем закона и согласно с его требованиями.
- Божий гнев его настиг! - крикнул он.
- Хотите сказать, наш Господь мог использовать ведьму, чтобы покарать этого человека?
- Я ничего не хочу сказать, магистр Маддердин, - отступил он, понимая, что вступление на зыбкую почву теологических диспутов может окончиться для него плачевно. - Я его просто ненавижу и уповаю, что вы понимаете причины этой ненависти?
- Ненависть - как взбесившаяся сука, господин Фрагенстайн. Если не удержите её на цепи, покусает и вас самих…
- Значит, не понимаете, - вздохнул он.
- Инквизиторы были призваны, чтобы делиться с людьми любовью, а не ненавистью, - возразил я. - Но если спрашиваете, понимаю ли я ваши чувства, то - да, понимаю. Однако, задам вам вопрос, господин Фрагенштайн. Твёрдо ли вы уверенны, что именно Захарий Клингбайл убил вашу сестру?