– Да, да! – я присел на корточки и поманил малыша к себе.
– Тогда ладно, – сказал он, неуверенно приближаясь, но вдруг резко метнулся в сторону: – Моя бабушка!
– Стой! – подорвался я, но малыш уже соскочил с дороги и раздвинул лопухи.
Мы потрясенно притихли.
– Она ее не ела, – помолчав, сказал мальчик: – Только кровь выпила, – мы потрясенно на нетронутое тело с аккуратными бескровными следами зубов чуть выше левой ключицы: – Она как будто спит.
Малыш поднялся на дорогу. Я чуть приобнял его за плечо. Но мальчик отстранился.
– Нельзя доверять незнакомым людям, – с умным видом пояснил он. Я им уже восхищаюсь!
– Мы же с мистиком, – напомнил ему я.
– Вы как? Все в порядке? – деловито осведомился знакомый голос.
Мальчонка просиял и рванулся было навстречу…
Инга истерически заорала, вскинув руки. Габи сдавленно охнула, зажала рот руками и спешно отвернулась.
– Ох ты ж ё! – вскрикнул я, торопливо закрывая мальчику глаза рукой…
***
– Я в порядке.
Чувствовал я себя нормально, отмечая лишь незначительные повреждения и снижение работоспособности процентов на двадцать – заметно, но не фатально. Добить тварь и притащить трофейную голову меня хватит.
Но у спутников были такие лица, словно меня расчленили и разбросали по дороге, а потроха развесили по деревьям…
– Я в порядке, – с нажимом повторил я, пытаясь развязать сумку. Пожалуй, хватит одного креста: – Я добью пересмешницу и приду.
Я накинул на шею увесистую серебряную цепочку и рванулся было к лесу, но тут Лукас сцапал меня за локоть:
– Ты уверен?!
Я, подумав, опустил глаза на рану. Ой.
– Ну, ладно, – нервно усмехнулся я, аккуратно опускаясь на землю и усаживаясь по-турецки. Вот только бы сейчас неожиданно из транса не выйти…
Мне явно не стоит добивать тварь: пусть "объект" поживет еще пару-тройку часов, ну или хотя бы помрет не от моей руки. Как только я ее прикончу и выйду из транса – а резкий непроизвольный выход из транса неизбежен при собственноручном умерщвлении объекта, это непреложный закон транса – откроется старательно сдерживаемое Теневой Сущностью кровотечение, и зрелище будет просто жесть: – Как-нибудь в другой раз, может быть…
"Ну, в другой раз, так в другой раз", – "ответила" Теневая Сущность, безаппеляционно меня вырубая.
+++ (ночь на вторник)
– Чертовы мистики! Мракобесы! Дети Сатаны! Одержимые! – рычала торговка, яростно подстегивая лошадь.
– Инга, успокойся уже, – вздохнул я: – Это предрассудки. Мистики – обычные, нормальные люди…
– Нормальные? Люди?! – воскликнула та: – То с дурными глазами на людей бросаются, то убиваются к чертовой матери и говорят, всё в порядке!
… По тракту цивилизованных городов не предвиделось до самой Тиссы (а ее таковой тем более не назовешь), и то, это, в лучшем случае, дней пять. Поэтому пришлось резко свернуть к Лье. До него, правда, тоже было не близко – три дня…
Ну, зато мальчонку заодно подвезем. У него там, вроде, какая-то родня живет.
Его, кстати, зовут Вайс, и сейчас он мирно посапывает, положив голову мне на колени.
… Мне пришлось немного помародерствовать у опрокинутого возка, чтобы соорудить лежанку и некое подобие навеса.
Габи сидела рядом с Лоренцем, напряженно прислушиваясь к его дыханию. Что примечательно, он даже не терял сознания, а просто спал. И горячки у него не было.
– Не переживай, Инга, – я положил руку ей на плечо; она едва слышно всхлипнула: – Может еще и обойдется.
*** (вторник, вечер)
Чертова Теневая Сущность! Сначала едва не угробила меня под видом: "Пустяки, царапина", а теперь свалила с ног леший знает на сколько!
Вот зараза: даже головой едва повернешь…
– Ты как? – моментально подскочив, шепотом поинтересовалась Габи.
– Дай попить… Умираю от жажды, – голос звучал так, словно я реально умирал.
– Нельзя.
– Почему? – простонал я. Во рту стоял гадостный привкус крови; горло пересохло…
– Инга запретила.
А-а, вот она, оказывается главная причина…
– Я один глоточек… Она ничего не заметит.
Габи замялась, покосилась из-под навеса на торговку и воровато залезла в сумку…
– Держи, – девица откупорила бутылочку и протянула мне.
Я опрокинул бутыль и сделал пару жадных глотков. Святые небеса! Какое блаженство!
– Габи! – яростно заорала Инга.
Я торопливо, едва не захлебнувшись, опустошил бутылочку, откинул ее в сторону и ушел от проблем, отвернувшись и закрывшись с головой одеялом.
Извини, Габи. Кажется, тебе теперь влетит.
+++
– Что ты наделала, Габи! Нельзя давать пить раненым!
– Он сказал: чуть-чуть! – отчаянно взвыла Габи.
– Да нисколько нельзя! Ты что, не понимаешь? Если внутренние органы повреждены, желудок, кишки всякие, куда, думаешь, вода попадет?! – Инга металась вдоль повозки туда-сюда: – И тогда всё – пиши пропало!
– Инга, успокойся! – я аккуратно присел на задок повозки: – Ничего ведь не случилось.
– Но могло! – воскликнула торговка.
– Могло, – согласился я.
Я коснулся тыльной стороной ладони лба Лоренца. Нашел пульс на запястье. Жара не было; пульс был в норме. Дыхание ровное, спокойное:
– Он же мистик. Ему, в конце концов, виднее, что ему нужно.
Я осторожно, чтобы не шатать повозку, соскочил на землю. Инга, слегка успокоившись, заглянула под навес.
– Может, сменить повязку, а?
Я поморщился и покачал головой:
– Я бы не трогал. Зачем лишний раз тревожить рану, если все хорошо? Может, мы залезем, и хуже станет.
– И то правда, – вздохнула торговка.
*** (четверг, утро)
Я, кажется, наконец начал оживать.
За то время, что я пролежал пластом, единственным моим проявлением признаков жизни был момент, когда я подло подставил Габи.
Я долго гипнотизировал импровизированный навес, потом заглянула Инга.
– Доброе утро! – весело сказала она, забираясь в повозку.
– Угу, – отозвался я.
Торговка уселась рядом, залезла в сумку, служившую аптечкой, и достала оттуда бинты.
– Сколько прошло времени с охоты? – я старался говорить как можно бодрее, но к такому голосу больше подходило: "Подойдите ко мне, дети мои, я дам вам свой последний совет…"
– Третьи сутки пошли, – вздохнула она, аккуратно снимая старую повязку.
– Дай хоть гляну, – я насколько мог приподнял голову, Инга придержала меня за плечи.
Торговка освободила рану от повязки и я смог на нее посмотреть.
– Фу, блин! Гадость какая! – я торопливо отвернулся, прижав ко рту кулак: – Лучше б не смотрел!..
В трансе оно все как-то легче воспринималось.
– Ничего себе! – потрясенно проговорила Инга, созерцая рану: – Лукас, идите гляньте!
– Вот это да! – охнул инспектор, заглянув под навес: – Обалдеть!
– Кажется, я умру… – едва выровняв дыхание, простонал я.
– Это ты ее еще сначала не видел! – прицокнув языком, сказал Лукас.
– Потрясающе! – восторженно выдохнула Инга: – Заживает, как на собаке!
– Инга! Да ты просто мастер делать комплементы! – возмущенно воскликнул я.
***
Я снова очнулся где-то ближе к полудню. Полог навеса был наполовину откинут, и Солнце отчаянно жаждало выжечь мне глаза.
Повозка стояла – видимо, мне посчастливилось проснуться на привале.
Лукас подошел к повозке и облокотился на борт.
– Поесть не хочешь?
Есть я не хотел совершенно. Меня подташнивало; голова слегка кружилась. Но объективно – стоило бы: физическое тело остро нуждалось в энергии для восстановления.
– Давай бульона нацежу, – предложила Инга.
– Овощного? – поморщился я.
– Нет! – гордо выпятил грудь Лукас: – Из куропатки.
Надо. Серьезно, надо.
– Ладно, – вздохнул я: – Только прозрачный, пожалуйста. Без ошметков там всяких.
Для того, чтобы пить бульон, явно необходимо было подняться. Я поднимался деревянно, с негнущейся спиной, на одних руках. Но разодранные пересмешничьими зубами мышцы болели адски, даже несмотря на то, что я старался их не задействовать. И обглоданную в месте укуса кожу отчаянно жгло. Надеюсь, у меня было не очень перекошенное лицо…
Я выдохнул и с облегчением проговорил:
– Уфф… Я встал.
– Ну, не преувеличивай свои достижения, – хохотнул Лукас, протягивая мне кружку.
– Ну хорошо, – я облокотился спиной на пододвинутый им тюк: – Я сел…