– Меня нашёл Чин Тан. С целью, понятное дело, отомстить за смерть хозяина. Похоже, что его одержимостью решили воспользоваться наследники барона – вряд ли бедный чхен мог сам нанять мага, которому под силу наложить невидимость восьмого уровня.
– Да уж, Магистры за свои услуги берут недёшево. И за что тебя йорсоновские детки так не любят? Ведь год прошёл, могли бы и успокоиться уже. Сомневаюсь, что они испытывали такую сильную сыновнюю любовь.
– Им до сих пор не удаётся восстановить семейный бизнес, и они почему-то свято уверены, что это я натравил на них Канцелярию.
– А это правда?
– Конечно, нет. Вся эта эпопея, так удачно закончившаяся смертью барона Йорсона, происходила если не с благословения, то по крайней мере с молчаливого согласия лорда Дагерати. Впрочем, ладно, это всё лирика. Я же обещал рассказать тебе захватывающую историю своего спасения. Итак, Чин Тан, скрытый Сферой Невидимости, поджидал меня на Вельмарском тракте. Девушка – кстати, её зовут Юлия – каким-то образом почувствовала его эмоции: ненависть и желание убить. И предупредила меня. Причём изначально она ощутила их как свои собственные – Юлия очень красочно расписала, как планировала меня заколоть моим же ножом. Я здорово повеселился.
"Да уж, веселуха была та ещё. Обхохочешься!" – кисло подумала я.
– В общем-то, план был неплох, – продолжал белль Канто. – Если бы Юлия меня не предупредила, это был бы мой последний вечер в Эртане.
– И ты веришь во весь этот бред? Я тебе сходу могу выдать три версии происходящего. И ни одна из них не включает мистики.
– Всего три? Я уже пять придумал. Но все они небезупречны. Отсутствует мотив: если кому-то потребовалось меня убить, гораздо логичнее было бы позволить Чин Тану это сделать. Если я кому-то понадобился живым, то есть масса куда более правдоподобных и надёжных способов втереться ко мне в доверие. Но самое главное – я не чувствую в ней фальши.
– Слушай, Женька, ты же умный парень. Вся эта история с прослушиванием чужих эмоций яйца выеденного не стоит. Ну сам подумай – в этом мире, хоть он и магический, всяких телепатов, эмпатов и прочих психопатов не больше, чем в нашем. Ты бы поверил, если бы к тебе в Москве подошла девица и рассказала душещипательную историю с участием телепатов?
– Если бы у неё было такое же честное лицо – возможно, и поверил бы, – невозмутимо ответил белль Канто.
Интересно, задумалась я, это комплимент или повод для драки? Или он имеет в виду ту самую неоновую вывеску, которая зажигается у меня на физиономии, когда я пытаюсь врать?
– Ну ладно, как хочешь, – сдался хозяин дома. – Моё дело – медицина, а со своими женщинами разбирайся сам. Пойдём, посмотрим, что за пациентку ты решил подкинуть мне на этот раз.
Я поспешно метнулась к диванчику, поставила стакан на место и чинно сложила руки на коленях, постаравшись придать лицу максимально честное выражение. По ощущениям, получилось не особо убедительно. Может, всё-таки поведать белль Канто историю моего появления в Эртане? Или не стоит? Если этот лекарь воспринял в штыки невинную историю о чтении эмоций, представляю, что он подумает про дивный сюжет о перемещении в компьютерную программу после смерти. Но не могу же я врать про потерю памяти бесконечно – постоянный страх выдать себя очень выматывает.
Дверь в гостиную распахнулась, и я поняла, что выложить всю правду придётся. Прямо сейчас. Потому что даже если бы мне удалось провести симпатичного, но малознакомого Женевьера белль Канто, то солгать человеку, который появился в дверном проёме, я бы не смогла даже под дулом пистолета. Не говоря уже о том, что он расколет любую мою ложь, как гнилой орех.
На пороге комнаты, сверкая глазами из-под неизменно всклокоченной рыжей чёлки, стоял Костя Литовцев.
Глава 5
Костя Литовцев был главным наваждением моей юности и самой большой влюблённостью. Когда-то я даже считала – любовью, но от любви не отказываются так просто.
Мне в нём нравилось абсолютно всё: рыжие вечно взлохмаченные волосы, циничный медицинский юмор, умение пить неразбавленный спирт не пьянея, лёгкий запах формалина от кончиков пальцев… Даже его дурацкая идея сохранить девственность до свадьбы приводила меня в восторг – возможно, потому, что я не претендовала на его девственность.
Мне было шестнадцать, ему – двадцать один. Я заканчивала школу, он готовился поступать в интернатуру. Я читала сказки про вампиров, он цитировал Джойса. Я смотрела на него, как на бога, и ловила каждое слово, он – воспринимал меня как младшую сестру, вытаскивал моё пьяное тело с вечеринок, терпел подростковые истерики и говорил о ценности жизни. Я кричала, что он сволочь и сноб, исчезала из его жизни на несколько месяцев, влюблялась в других – но душевные раны после краха очередного романа неизменно зализывала на маленькой Костиной кухне, запивая дешёвой водкой, глинтвейном или чем придётся. А после папиной смерти я на долгие двенадцать недель переселилась в его холостяцкое жилище – было страшно возвращаться в пустую квартиру, где меня больше никто не ждал.
Так продолжалось несколько лет, пока однажды я не познакомила Костю со своей подругой и однокурсницей, бойкой и насмешливой Анечкой Белозерской. Вспыхнувшая между ними страсть чуть было не превратила меня в сгусток плазмы, я едва успела унести ноги и некоторое время ошеломлённо наблюдала за разворачивающимся на моих глазах романом. Очень скоро стало ясно, что для меня уже нет места не только между, но даже рядом с ними. Я молча ушла из их жизни – они не заметили моего исчезновения.
Я потом долго не могла простить именно этого блаженного эгоизма. Не внезапно вспыхнувшей любви (к тому времени я уже смирилась с тем, что между мной и Костей ничего не будет), а того, что они, ослеплённые счастьем, просто отодвинули меня в сторону.
Когда первая волна страсти схлынула, освободив место для капельки разума, Костя пытался увидеться со мной. Я неизменно отказывалась под разными надуманными предлогами. А потом у них родились близнецы, и Косте снова стало не до меня.
Все мои буйные отроческие годы пронеслись в голове за те несколько секунд, пока мы с Костей заворожённо разглядывали друг друга.
– Ээээ… здравствуй… Костя… – неуверенно выдавила я.
В голове царили сумбур и смятение. Во-первых, мне было стыдно. За наивную влюблённость, которую я не умела скрыть, хотя видела, что Костя никогда не ответит мне взаимностью. За то, что сбежала от них с Анькой, не попытавшись объяснить свою обиду. За то, что из глупой детской гордости отвергла попытку помириться – и даже не поздравила с рождением близнецов. Во-вторых… я так и не смогла простить его до конца. Житейская мудрость, обретённая с годами, подсказывала мне, что все влюблённые эгоистичны в своём счастье. И если бы подобным образом поступил кто-то другой, я бы первая нашла ему оправдание. Но, чёрт возьми, это не "кто-то"! Это человек, которому я верила больше, чем себе.
Снова, как и пять лет назад, появилось желание тихо исчезнуть. Желание было таким острым, что я машинально бросила взгляд в сторону двери.
– Даже не думай! – хором завопили Костя Литовцев и Умник. Этот бестелесный гад никогда не встаёт на мою сторону, если дело касается взаимоотношений с мужчинами.
Костя быстро пересёк комнату и встал между мной и входной дверью, отрезая путь к бегству. Белль Канто, про которого мы уже успели забыть, шагнул через порог и задал сакраментальный вопрос:
– Что здесь происходит?
– Я сам бы хотел это знать, – к Косте уже почти вернулось самообладание, и он, скрестив руки на груди, посмотрел на меня – вопросительно и немного насмешливо. – Юля?
– Ребят, я всё расскажу, – я обречённо вздохнула, осознав, что отвертеться от исповеди не удастся. – Только можно я сначала поем?