Между нами повисла напряженность. Я поменял малышке подгузник и уложил ее в кроватку. И услышал, как Джулия вышла из душа, хлопнув дверью. Когда Джулия начинала хлопать дверями, это был условный знак для меня - чтобы я пришел и успокоил ее. Но сегодня вечером у меня было неподходящее для этого настроение. Я рассердился на нее за то, что она разбудила малышку, и за то, что она обещала прийти домой рано, но не пришла и даже не позвонила сказать, что опять задержится. Я опасался, что она стала такой из-за нового любовного увлечения. Или потому, что семья ее больше не интересует. Я не знал, что с этим делать. И у меня сейчас не было сил улаживать возникшую между нами напряженность.
Вот я и решил - пусть себе хлопает дверьми сколько угодно. Джулия задвинула дверь своего платяного шкафа с такой силой, что дерево затрещало. Она выругалась. Это был еще один сигнал, по которому я должен был бегом устремиться к ней.
Я вернулся в гостиную, уселся, взял книжку, которую читал до этого, и уставился на страницу. Я пытался сосредоточиться на чтении, но ничего не получалось. Я был зол на Джулию и прислушивался, как грохочет она дверцами в спальне. Если она и дальше будет так шуметь, то разбудит Эрика, и мне придется с этим разбираться. Я надеялся, что до этого не дойдет.
Постепенно шум прекратился. Наверное, Джулия наконец улеглась в постель. Если так, то скоро она заснет. Джулия способна была заснуть, даже когда мы ссорились. Я никогда так не умел. Я встал и принялся расхаживать по комнате, пытаясь расслабиться и успокоиться.
Когда я наконец пришел в спальню, Джулия уже спала. Я скользнул под одеяло и повернулся на бок, спиной к ней.
В час ночи заплакала малышка. Я потянулся, чтобы включить ночник, но попал на кнопку будильника и случайно включил встроенное в будильник радио. Заиграла какая-то рок-н-ролльная мелодия. Я выругался, завозился в темноте и в конце концов выключил радио и включил ночник.
Аманда продолжала плакать.
- Что с ней такое? - сонным голосом спросила Джулия.
- Не знаю.
Я встал с кровати и потряс головой, пытаясь проснуться. Потом я пошел в комнату малышки и включил свет. Свет казался очень ярким, отражаясь от желтых обоев с клоунами. Я почему-то подумал: "Чем ей не понравились желтые салфетки под приборы, если она оклеила всю детскую желтыми обоями?"
Малышка стояла в кроватке, держась ручками за высокий бортик, и орала благим матом. Она дышала прерывисто, широко разинув рот. По ее щекам бежали слезы. Я протянул к ней руки, и малышка потянулась ко мне. Я взял ее на руки и стал укачивать, чтобы утешить кроху. Наверное, ей приснился какой-то кошмар. Я укачивал Аманду, пытаясь ее успокоить.
Аманда продолжала плакать и никак не успокаивалась. Я подумал, что ей, должно быть, больно - возможно, что-то раздражает ее, что-то в подгузнике. Я внимательно осмотрел все ее тельце. И увидел ярко-красное раздражение на животе, которое расползалось полосами к спине и к шее.
Вошла Джулия.
- Ты что, не можешь ее успокоить? - спросила она.
- С ней что-то не так, - сказал я и показал Джулии красные пятна.
- У нее температура?
Я потрогал лобик Аманды. Она вспотела, лоб был теплее обычного, но, скорее всего, это из-за того, что она плакала. В целом ее тело не было горячим.
- Не знаю. Вряд ли.
Потом я разглядел, что у нее и на бедрах такие же красные пятна. Но были ли они там несколько мгновений назад? Мне казалось, я прямо вижу, как краснота расползается по телу ребенка. Малышка закричала еще громче - если только такое возможно.
- Господи… - пробормотала Джулия. - Я позвоню доктору.
- Да, позвони.
Я перевернул малышку на спинку - она не переставала кричать - и внимательно осмотрел все ее тельце. Покраснение действительно очень быстро распространялось - теперь я убедился в этом окончательно. И, похоже, эта краснота причиняла Аманде ужасную, мучительную боль, судя по тому, как малышка кричала.
- Прости меня, кроха, прости… - сказал я.
Да, краснота расползалась.
Пришла Джулия и сказала, что созвонилась с доктором.
- Я не стану ждать, - сказал я. - Я отвезу ее в отделение скорой помощи.
- Ты правда думаешь, что это необходимо? - спросила Джулия.
Я не ответил ей и пошел в спальню одеваться.
Джулия спросила:
- Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?
- Нет, останься дома, с детьми.
- Ты уверен?
- Да.
- Хорошо.
Джулия побрела обратно в спальню, а я схватил ключи от машины.
Малышка плакала не переставая.
- Я понимаю, это неприятно, - сказал врач-интерн. - Однако я считаю, что вводить ей успокаивающее лекарство небезопасно.
Мы стояли в огороженной занавесками палате в отделении скорой помощи. Интерн склонился над моей плачущей дочерью и заглядывал ей в уши с помощью какого-то инструмента. Теперь уже все тельце Аманды сделалось ярко-красным. Она выглядела, славно обваренная кипятком.
Мне было страшно. Я никогда раньше не слышал ни о чем подобном - чтобы дети так краснели и непрерывно плакали. Я не доверял этому интерну, он явно был слишком молод и неопытен. Как он мог быть опытным специалистом, если он, судя по всему, еще даже не начал бриться? Я постепенно сходил с ума, потому что моя дочь плакала непрерывно уже в течение часа. Я не находил себе места от волнения. А интерн как будто вообще не обращал внимания на плач ребенка. Я не понимал, как ему это удается?
- Температура у нее нормальная, - сказал интерн, делая заметки в карточке. - Но у детей такого раннего возраста это еще ни о чем не говорит. До года у них вообще может не быть температурных реакций, даже при тяжелых инфекциях.
- Значит, у нее какая-то инфекция? - спросил я.
- Я не знаю. Я подозреваю что-то связанное с вирусами, судя по этому раздражению. Но сперва нам нужно получить анализ крови… ага, хорошо, - вошла медсестра и передала интерну листок бумаги. - Угу… Хммм… - Интерн помолчал, потом пробормотал: - Хорошо…
- Что хорошо? - спросил я, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.
Интерн покачал головой, разглядывая листок, и ничего не ответил.
- Что - хорошо?!
- Это не инфекция, - наконец сказал он. - Количество лейкоцитов в норме, белковые фракции тоже в норме. У нее вообще нет никакой иммунной реакции.
- И что это означает?
Он был очень спокоен. Он стоял, нахмурив брови, и думал. Я решил, что он просто тупица. Теперь, когда всем заправляет Отдел здравоохранения, в медицину идет работать кто попало. Наверное, этот паренек - представитель нового поколения врачей-тупиц.
- Мы должны расширить диагностическую сеть, - сказал интерн. - Я сейчас вызову для консультации хирурга и невропатолога, дерматолог уже вызван, и инфекционист тоже вызван. Это означает, что с вами сейчас будут разговаривать много врачей, они будут много раз задавать вам одни и те же вопросы о вашей дочери, но…
- Ничего, это нормально, - сказал я. - Только… как вы думаете, что с ней такое?
- Я не знаю, мистер Форман. Если это раздражение неинфекционной природы, мы должны найти другие причины такой кожной реакции. Она не бывала за границей?
- Нет, - я покачал головой.
- Не подвергалась воздействию тяжелых металлов или токсинов?
- Например?
- Не бывала на свалках мусора, на промышленных предприятиях, в зоне действия агрессивных химикатов?..
- Нет, ничего такого.
- Вам не приходит в голову, что могло вызвать у нее такую реакцию?
- Да нет, вроде бы ничего… Хотя - погодите! Вчера ей делали прививки.
- Какие прививки?
Он открыл блокнот, взял карандаш и приготовился писать.
- Я не знаю - те, что положено делать в ее возрасте…
- Вы не знаете, какие ей сделали прививки? - переспросил интерн. Его карандаш замер над листом бумаги.
- Бога ради, откуда мне это знать? - я больше не мог сдерживаться. - Нет, я не знаю, какие это были прививки! Каждый раз, когда мы туда ходим, ей делают разные прививки! Вы же доктор, черт побери…
- Не волнуйтесь, мистер Форман, - начал он меня успокаивать. - Я понимаю, как вы сейчас нервничаете. Просто назовите мне фамилию вашего педиатра, я позвоню ему и все узнаю. Хорошо?
Я кивнул и отер ладонью лоб. Лоб был мокрым от пота. Я продиктовал по буквам фамилию педиатра, и интерн записал ее в свой блокнот. Я изо всех сил старался успокоиться. Я старался рассуждать здраво.
И все это время моя малышка не переставала кричать.
Через полчаса у нее начались судороги.
Они начались, когда ее осматривал один из одетых в белые халаты консультантов. Маленькое тельце моей Аманды изогнулось и задергалось. Она прерывисто захрипела, как будто ее тошнило, потом начала задыхаться. Ножки свело спазмом. Глаза закатились под лоб.
Не помню, что я тогда сказал или сделал, но прибежал огромный, похожий на футболиста, санитар, отпихнул меня к дальней стене палаты и скрутил мне руки. Я смотрел поверх его плеча на свою дочь, вокруг которой толпились шестеро людей в белых халатах. Медсестра в футболке с портретом Барта Симпсона взяла шприц и вонзила иголку прямо Аманде в лоб. Я закричал и стал вырываться. Санитар бубнил что-то про веник, повторяя одно и то же снова и снова. Наконец я разобрал, что он говорит про какую-то вену. Санитар объяснил, что у малышки обезвоживание и поэтому ей делают внутривенное вливание какого-то там раствора. И что судороги у нее начались от обезвоживания. Он называл, что ей вливают - какие-то электролиты, магнезию, калий.
Как бы то ни было, уже через несколько секунд судороги прекратились. И малышка снова закричала.
Я позвонил Джулии. Она не спала.
- Ну, как она?
- По-прежнему.