- Вот и прекрасно. - Робин пристально смотрел на меня. - Что-нибудь случилось?
- Ничего не случилось. Встретимся через полчаса у станции, ладно?
Ничего не случилось. Решительно ничего. Пилот линии Земля - Луна желал провести праздник Мира как все люди. Хотел принять участие в олимпийских играх и веселиться вовсю, как все.
* * *
Мы вышли со станции трансленты вместе с пестрой стайкой девушек. Конечно, беспричинный смех и волосы по последней моде - в два цвета. Нам было по дороге, и Робин стал перекидываться с ними шуточками. Я тоже иногда вставлял два-три слова. И посматривал на одну из девушек, что-то в ее тонком смуглом лице вызывало неясно-тревожные ассоциации. Это лицо связывалось почему-то с беспокойной толпой. Вдруг она с улыбкой взглянула на меня и спросила:
- Не узнаешь?
И тут меня осенило. Но как она переменилась за эти два года! Тогда была совсем девчонкой - с надежной отцовской рукой на хрупком плече. А теперь шла, постукивая каблучками, высокая девушка, и на ней сиял-переливался золотистый лирбелон, на котором теперь помешаны женщины, и зеленые полосы на широкой юбке ходили волнами.
- Здравствуй, Андра, - сказал я.
- Здравствуй, Улисс. Будешь участвовать в играх?
- Еще не знаю. Ты теперь живешь здесь?
- У нас дом с садом в спутнике-12. Это к северо-востоку отсюда.
- Как поживают родители? - спросил я.
- Они… - Андра запнулась. - Отец снова на Венере.
Я знал, что Холидэй улетел на Венеру в составе комиссии Стэффорда. Значит, он еще не вернулся. Что-то затянулась работа комиссии, и никаких окончательных сообщений оттуда…
- Как он там? - спросил я как бы вскользь. И тут же понял, что ей не хочется отвечать. - Ну, а что ты поделываешь?
- О, я после праздников улетаю в Веду Тумана.
Веда Тумана - гигантский университет, в котором было сосредоточено изучение наук о человеке, - находился неподалеку от нашего Учебного центра космонавигации.
- Я поступила на факультет этнолингвистики. Ты одобряешь?
Я кивнул. Шла огромная работа по переводу ряда книг с национальных языков на интерлинг, и если Андра намерена посвятить себя этому делу, ну что ж, можно только одобрить.
Я понял, что ей хочется расспросить обо мне, но рассказывать ничего не стал. Да и, в сущности, не о чем было рассказывать.
Мы сели в аэропоезд и спустя десять минут очутились на олимпийском стадионе.
Запись заканчивалась, а атлетов, желающих состязаться, было сверх меры. Но для нас, космолетчиков, сделали исключение - пропустили вне очереди, и мы получили номер своей команды и личные номера.
Моим соперником оказался узколицый парень с горящими глазами. Я легко обогнал его на беговой дорожке. Затем нам пристегнули крылья. Я сделал хороший разбег, сильно оттолкнулся шестом, он гибко спружинил, выбросил меня в воздух, и я расправил крылья. Люблю полет! Крылья упруго вибрировали и позванивали на встречном ветру, я вытягивал, вытягивал высоту, а потом перешел на планирование. Приземление после такого полета - целая наука, ну я-то владел ею. Я вовремя погасил скорость, мягко коснулся земли и сбросил крылья. Мой соперник приземлился метров на тридцать позади, несколько раз перекувырнулся через голову, и это обошлось ему в десять потерянных очков.
Стрельба из лука с оптическим прицелом. Лишь две из моих десяти стрел не попали в цветную мишень. Но узколицый стрелял не хуже и набрал столько же очков, сколько и я.
Потом фехтование. Я пытался ошеломить противника бурным наступательным порывом, - но он умело отразил атаку и заставил меня обороняться. В результате я потерял шесть важных очков.
Разрыв в очках, который мне принесла победа в свободном полете и беге, сокращался, и мною овладел азарт. Кроме того, было и еще нечто, побуждавшее меня изо всех сил стремиться к победе. Это нечто, как я подумал потом, восходило к старинным рыцарским турнирам, которые и гроша бы не стоили, если б на балконах не сидели прекрасные средневековые дамы.
Над стадионом плясали буквы, складываясь в слова. Вдруг возникло: "Вперед, Леон!" Что еще за Леон? Я метнул диск, чуть не достав до этой надписи, и снова увеличил разрыв в очках. Теперь осталась интеллектуальная часть состязания.
Нам предложили сочинить стихотворение на тему "Ледяной человек Плутона", положить его на музыку и спеть, аккомпанируя себе на фоно-гитаре.
Много лет подряд телезонды передавали изображения мрачной ледяной пустыни Плутона, пока в прошлом году не разразилась сенсация: око телеобъектива поймало медленно движущийся белесый предмет. Снимки мигом облетели все газеты и экраны визоров и породили легенду о "ледяном человеке Плутона". Все это, разумеется, чепуха. Планетолог Сотников утверждает, что это было облако метана, испарившееся в результате какого-то теплового процесса в недрах Плутона.
Вот в таком духе я и написал стихотворение. При этом я остро сознавал свою бездарность и утешал себя только тем, что за отпущенные нам десять минут, пожалуй, сплоховал бы и сам Пушкин. Я схватил фоно-гитару и начал петь свое убогое творение на мотив, продиктованный отчаянием. Впоследствии, когда Робин принимался изображать этот эпизод моей биографии, я хохотал почти истерически. Но тогда мне было не до смеха.
Сознаюсь, мне очень хотелось, чтобы мой противник спел что-нибудь совсем уж несуразное. Но когда он тронул струны и приятным низким голосом произнес первую фразу, я весь напрягся в ожидании настоящей поэзии.
Вот что он спел:
Кто ты, ледяной человек?
Вопль сумеречного мира,
Доведенного до отчаянья
Одиночеством?
Призрак безмерно далеких окраин,
Зовущий на помощь?
Или ты появился из бездны
Грядущих времен,
Чтобы напомнить людям, живущим в тепле,
Что их Солнце
Не вечно?
Кто ты, ледяной человек?
Короткий вихрь рукоплесканий пронесся по трибунам. Должно быть, за нашим соревнованием следило много зрителей, настроивших свои радиофоны на наш сектор.
В решении уравнений я опередил противника. Но в рисовании он опять меня посрамил.
В общем он набрал 52 очка, а я 49.
Сверившись с нашими номерами, жюри возвестило:
- Леон Травинский победил Улисса Дружинина.
Мы вместе сошли с помоста.
- Так ты Леон Травинский, поэт? - сказал я. - А я-то думал, он дядя в летах.
Леон засмеялся.
- Мне было трудно с тобой состязаться, Улисс Дружинин. Запиши, если хочешь, мой номер видеофона.
Тут его окружили девушки, и он махнул мне рукой на прощание.
Робин еще состязался. Я выпил под навесом кафе-автомата стакан рейнского вина. Вдруг я понял, что мне нужно сделать. Я прямиком направился к кабине объявлений и набрал на клавиатуре: "Андра, жду тебя у западных ворот".
Она пришла запыхавшаяся и сердитая.
- Ты слишком самонадеян. Подруги меня уговорили, а то бы я ни за что не пришла.
- У меня не было другого способа разыскать тебя. - Я взял ее под руку и отвел в сторону, уступая дорогу шумливой процессии в карнавальных костюмах. - Когда ты успела так вырасти? Мы почти одного роста.
- Ты всенародно вызвал меня для того, чтобы спросить это?
- Я потерпел поражение и нуждаюсь в утешении.
Она с улыбкой посмотрела на меня.
- Ты слышала, как я пел?
- Нельзя было не слышать. - Теперь она смеялась. - Ты пел очень громко.
- Я старался. Мне хотелось, чтобы жюри оценило тембр моего голоса.
- Улисс, - сказала она, смеясь, - по-моему, ты совершенно не нуждаешься в утешении.
- Нет, нуждаюсь. Ты была на выставке?
- Конечно.
- А я не был. Пойдем, просвети меня, человека с Луны.
В первом павильоне шли рельефные репродукции со старых кинохроник.
Кремлевская стена, Красная площадь без голубых елей, без Мавзолея. И с деревянной трибуны произносит речь Владимир Ильич Ленин. Подпись под этой фотографией: "Имя Ленина стало символом пролетарских революций, социализма и прогресса, символом коммунистического преобразования мира".
Стройки, бескрайние поля… Снова Красная площадь, падают в кучу знамена со свастикой. Поднимаются из руин города, льется потоком зерно первого целинного урожая. Веселые лица ребят на ударных комсомольских стройках.
На соседних стендах более поздние фотографии. Я засмотрелся. Все это знакомо, пройдено в школьном курсе истории - но когда видишь ожившие образы прошлого, то, право же, охватывает такое волнение…
- Улисс, - Андра тронула меня за руку, - ты прекрасно обойдешься без меня. Я пойду.
- Никуда я тебя не отпущу. Что ты уставилась на меня?
- У тебя странный вид.
- Пойдем. - Я счел нужным кое-что ей объяснить. - Понимаешь, Андра, я подумал сейчас, что мы… мы должны сделать что-то огромное… равноценное по важности их борьбе.
- Ты разговариваешь со мной как с маленькой. Разве это огромное не сделано? Разве не построено справедливое общество равных?
- Я не об этом. Понимаешь, мы много говорим о проблемах внутри Солнечной системы. А за ее пределами? Не пора ли делать рывок в звездное пространство?
- Придет время, - спокойно сказала она, - и, может быть, кто-то, такой же, как ты, первым…
- Такой же? Я хочу быть этим человеком. Первым прокладывать тропу!
- Ну, - критически заметила она, - ты ведь еще даже не пилот дальних линий.