9.
Антон спрятался с подветренной стороны холмы; это убежище хоть как-то защищало от ветра и водяных брызг. Он стоял, покуривая сигаретку, крепко сжимая ее дрожащими от холода пальцами. Мужчина выдыхал облачка пара и сигаретного дыма, задумчиво поглядывая на вершину холма, за которой скрылись Макс и тот странный тип. Господи, как же…
Выстрел прозвучал неожиданно громко. Антон ойкнул и выронил сигарету, тотчас зашипевшую в грязи под ногами. Он некоторое время смотрел на окурок, потом поднял глаза и увидел темную фигуру, спускающуюся с холма. На какое-то ужасное мгновение, ему показалось, что это тот, кого они вели сюда… но нет, он почти тотчас узнал Макса. Антон вышел из своего убежища и пошел Дробышеву на встречу.
Максим взглянул на подошедшего Антона, вытер трясущейся рукой губы.
- Я… - прохрипел он, закашлялся, сплюнул в сторону. - Пошли отсюда.
Не дожидаясь ответа, парень пошел в сторону дома, сжимая в руках карабин. Антон некоторое время стоял, глядя на вершину холма. Ему было холодно… так холодно, что, казалось, больше никогда не согреться. Откуда-то со стороны деревьев донесся непонятный звук, как будто кто-то не то смеялся, не то стонал от боли. Мужчина передернул плечами и поплелся следом за Максом, который уже успел отойти метров на двадцать.
Ветер мерно раскачивал верхушки деревьев, успокоившийся дождь продолжал моросить, словно истратив все свои силы.
10.
Максим зашел в комнату, где ничего не изменилось за те двадцать минут, что их не было. Все сидели на своих местах, и, похоже, никто не произнес ни слова. Когда Макс появился на пороге, все, как один, обернулись к нему. Он поежился от этих одинаковых вопрошающих взглядов, но все-таки нашел в себе силы сказать:
- Мне кажется, нам лучше завтра уйти. Как можно раньше, - он смотрел на них, а они смотрели в ответ, задавая немой вопрос, на который он мог, но не хотел отвечать. - Собираться начнем с самого утра. Возьмем только самое необходимое.
Он помолчал, потом закончил:
- Кто хочет, те могут идти в Челябинск. Я думаю, если вы подождете здесь, то они заберут вас с собой.
- Что… - прохрипел Николай, кашлянул и закончил: - Что с ним?
Максим некоторое время смотрел на него, потом тихо, но твердо ответил:
- Я его отпустил.
Антон бросил на парня быстрый взгляд, но ничего не сказал.
- Еще вопросы?
Все молчали. Он кивнул, развернулся и вышел их комнаты. Вскоре его шаги гулко застучали по лестнице вверх, на второй этаж.
Они так и не сказали ни слова, продолжая сидеть в тяжелом молчании. Отблески камина играли на бледных лицах людей, превращая их в странные, искаженные маски.
11.
Самарин открыл глаза. Сначала все троилось и двоилось, и он мог только различить смутную фигуру человека, поднимающуюся по тропинке вверх, на холм. Звук выстрела все еще звоном отдавался в ушах.
- Что… что за… - он непонимающе посмотрел на свои дрожащие руки. В воздухе остро пахло кордитом, но дождь и ветер постепенно рассеивали едкую вонь. Когда его взгляд опустился ниже, он понял.
Прямо перед ним, между ногами, в грязи образовалась небольшая воронка, из которой поднимался слабый, уже почти не различимый запах пороха. Не совсем понимая, что делает, Самарин сунул палец в дыру и вывернул наружу пулю из карабина. Некоторое время он непонимающим взглядом смотрел на этот маленький подарок, а потом начал смеяться, все громче и громче, размазывая по лицу брызги грязи и капли дождя.
(Он ведь мог убить тебя.)
Все еще смеясь, он кивнул.
(И ты этого хотел?..)
Он снова кивнул.
(Я не понимаю. Зачем?)
(Это не важно. Сейчас не важно. Возможно, теперь, после того, что он сделал, я у него в долгу.)
За его спиной хрустнула ветка под чьей-то ногой, но он не оборачивался, он по-прежнему с огромным интересом разглядывал пулю, которая всего полминуты назад должна была оборвать его жизнь.
(Как скажешь. Они согласны? Мы больше не можем ждать.)
(Они подумают. До завтра. До десяти.)
(Мы можем не успеть. Если они примут другое решение - мы уйдем, и пусть разбираются сами.)
Самарин кивнул, бросив короткий взгляд на невидимого собеседника, скрывающегося в густых тенях деревьев. Он это понимал. Как понимал и то, каким будет решение. Но пусть его, время еще есть.
Он покачал головой, снова перевел взгляд на пулю, а потом положил ее в карман. Поднялся, равнодушно отряхнул штанины и руки, посмотрел на вершину холма. Андрей вдруг понял, что с ним произошла одна забавная штука, очень забавная и, по меньшей мере, странная. Такое бы рассказать тем, кто раньше сидел на телефоне доверия - они бы, наверное, ему поверили. Его приятель-в-лесу правильно заметил, что в какой-то степени он и сам хотел смерти. Искал ее. Но сейчас… Самарин сжал в кармане еще теплый кусочек свинца.
Сейчас он, пожалуй, может подождать.
Глава двадцать шестая
1.
Раннее утро. Холодный воздух приятно холодил разгоряченную после долгой ходьбы кожу. Сейчас все отдыхали, но он решил еще немножко подумать, прежде чем ложиться спать. Да, он устал не меньше их всех - если не больше - но отдыхать можно и на ходу. Если знаешь как.
Александр Семенов, отец Ани, вздохнул, поерзал на неудобном пеньке, облюбованным им для сидения. Впереди, прямо перед ним, открывался прекрасный вид на шоссе; на самом горизонте смутной в предрассветной дымке тенью вырисовывался силуэт города. Челябинск. Именно там была его дочь.
Обожженный - он же Александр Семенов - покачал головой, улыбнулся бесформенными губами. Доченька, доченька, где же ты? Ничего, скоро она найдет ее, знакомый запах никуда не денется. И тогда они поговорят и решат, что делать с такой плохой девочкой. Ругаться он не собирается, но кое-что сделать с ней придется непременно. Капелька крови, или легкий, нежный укус. Надо быть глупцом, чтобы отказаться от такого подарка, как это сделала ее мать.
Обожженный сморщился, от чего его лицо - и без того отвратительное - превратилось в неприятную маску Фредди Крюгера. Он не помнил, что случилось с матерью Анны; если честно, то с трудом вспоминал даже ее имя. Оля? Валя? Маня? Черт, какая разница. Она отказалась быть с ними, пошла против его воли и за это поплатилась. Она… Что с ней произошло? Он нахмурился, пытаясь вспомнить, но перед внутренним взором мелькали только невнятные обрывки, скорее осколки воспоминаний, чем нечто цельное. Самым четким был сухой звук треснувшей ветки, но к чему это относилось - он не помнил. Да какая, в общем-то, разница? Главное, что она пошла против него и… Ну, и все. Он ее, наверное, прогнал. Ее не было с дочерью в той военной части, которую они частично разорили, но, вполне возможно, мать и дочь встретились позже. Так было бы даже лучше. Он смог бы попросить у них обеих прощения. Он, конечно, виноват, сказал бы Александр с улыбкой, но кто старое помянет - тому глаз вон, как говорится, а? Прошлое оно ведь прошлое и есть, нечего его тормошить, лучше все простить и начать жить по-новому. Иначе оно будет давить и давить на тебя, пока ты, в конце концов, не сломаешься под этой тяжестью и не упадешь на землю, задыхаясь и харкая кровью.
Отец Ани улыбнулся, восхищенный такими выразительными словами, пришедшими на ум. Надо их обязательно запомнить - именно так он и скажет жене и своей дочери перед тем, как примет их в свою новую семью. Он объяснит, что все не так уж плохо здесь, у них, и покажет, как можно управляться с тем стадом, что тащилось следом. Это было не сложнее, чем дергать за ниточки марионеток: пара часов практики и если у тебя все в порядке с координацией движений, то ты можешь заставить несчастную куклу выделывать пируэты под твою дудочку. Так же и с этими болванами, зараженными. Всего лишь практика и чуточку терпения. Да, именно так он им и скажет!
Он хихикнул, хлопнул в ладоши, и некоторое время размышлял о том, как можно с наибольшей выгодой использовать своих людей.
Все его мысли и наказы о том, как стоит поговорить со своей семьей при встрече, почти сразу же вылетели прочь из головы, позабытые, как и тот факт, что он сделал с собственной женой.
Через пять минут Александр Семенов крепко спал, сидя на пеньке и капая зараженной слюной вперемешку с кровью из десен на свою куртку и подстилку из хвои. На востоке зарождался новый день.