6
Огненный солнечный полукруг, догорая, остужался в пограничной линии не то леса, не то реки. На прозрачную, очистившуюся сторону неба накатывалось бледное расплющенное колесо луны. С каждой минутой лунное колесо наливалось плотью. Сквозь густеющую плоть просматривались синие лунные суставы и вены.
Бутылка отменно остудилась в родниковой воде. Самогон обжег ледяным одуванчиковым огнем. Он как будто совместил в себе луну и солнце. Самогон был хорош, как все сделанное с душой. Его можно было употреблять, не запивая и не закусывая.
На самой высокой сосне Антон оборудовал наблюдательный пункт, соорудив в ветвях подобие дощатого настила. По желанию он мог стоять, сидеть, даже лежать в ветвях, оставаясь снизу невидимым.
Антон легко взобрался на сосну. Земля внизу и воздух вокруг слегка подрагивали. У него закружилась голова. Антон опустился на доски, некоторое время лежал лицом к небу, слушая тонкий свист ветра. Над инвалидным корпусом поднимался не то дым, не то туман. Над болотом стояла темнота. Светло было только над полями.
Со стороны света, не скрываясь, шла Елена, похожая сверху на самоходный, поставленный на попа ящик. Антон не сразу понял, что она несет на плечах раздвижной жестяной короб для маскировки огня. В видавшем виды закопченном железе культурная и безобидная Елена казалась Дон Кихотом этих мест.
Антон спустился с дерева.
Елена остановилась на холмике перед развалинами дачи. Травянистый, зачем-то вылезший из земли холмик-горб не давал Антону покоя, да только руки не доходили раскопать.
- Раскопай, - посоветовала ему Елена, - не пожалеешь. Правда, в хозяйстве не пригодится.
Поутру у родника Елена выглядела ветхой, истрепанной, как тряпка, о которую много лет вытирали ноги. Сейчас - под вечер - смотрела молодцом: на щеках румянец, в глазах огоньки. "Неужто так радуется пьянке? - удивился Антон. - Та, видать, еще старушонка…"
Елена сунула ему под нос банку, в которой что-то омерзительно и темно шевелилось.
- Гости должны приходить со своей закуской, - сказала Елена. - Свежие червячки с солеными речными водорослями. Не бойся, я их накопала в чистом месте.
- Я думал, это живое дерьмо, - усмехнулся Антон.
Несколько дней назад он соорудил из проволоки и мешковины пару ловушек, установил в пограничной реке. В одну попались сразу четыре ротана. В другую тоже попались, но прогрызли мешковину и ушли. Одного ротана Антон сварил, остальных повесил вялиться. На солнце ротаны как бы поджали хвосты, стремительно уменьшились в длине. Это была единственная, оставшаяся в земной воде рыба - страшная, как смерть, колючая, состоящая из огромной шишковатой головы мыслителя и короткого, тренированного тела-мышцы. У ротана была вечно разинутая, перманентно голодная пасть, готовая перемалывать хоть железо. Ротан уничтожал в воде все живое. Подъедал корни прибрежных деревьев, и целые куски суши обрушивались в реки. Поговаривали, что кое-где появились сухопутные ротаны, подстерегающие в прибрежных кустах людей, но Антон с такими пока не встречался.
- Хочешь, я принесу ротанов… - Антон с сомнением посмотрел на шевелящихся в водорослях, заживо засаливающихся червей. Не то чтобы он никогда их не ел - приходилось, - но лишь в крайних случаях. Если можно было обойтись без червей, Антон с удовольствием обходился.
- Это не от убожества или дурного вкуса, - объяснила Елена, - это деликатес. Живые черви и соленые водоросли - старинное тайское блюдо. Его подавали воинам. Сейчас подают только в ресторанах.
- Где здесь ближайший? - спросил Антон. - Я бы тебя пригласил.
- Думаю, до него не меньше десяти тысяч километров, - серьезно ответила Елена. - Я имею в виду настоящий ресторан, куда совершенно спокойно может зайти любой, чтобы поесть или выпить. А до ваших бандитских, где стреляют, конечно, значительно ближе. Я бы туда с тобой и не пошла.
"Да и меня бы туда не пустили", - подумал Антон. В городе, где он учился, был ресторан. Особым шиком считалось подкатить к нему на бронетранспортере. Два дня в неделю ресторан принадлежал бандитам. Два - государственным чиновникам, два - местным предпринимателям. Кому ресторан принадлежал в седьмой день недели, Антон не знал. Может быть, марсианам?
- Десять тысяч километров? - уточнил Антон. - Наверное, это в космосе.
Ему стало грустно, как будто он только что одолел очередную главу "Дон Кихота". Все стало на свои места. Елена - сумасшедшая.
- И какие же там рестораны?
- Каких только нет, - вздохнула Елена. - Дневные, вечерние, ночные, рыбные, вегетарианские, китайские, индийские, европейские, греческие, русские, винные, пивные, диетические, охотничьи…
- Расскажи, что тебе подавали в рыбном? - Антон подумал, что если черви - специфическое блюдо, то недовяленный ротан определенно из меню рыбного ресторана. - Или сначала выпьешь с дороги? Вообрази, что ты в самогонном ресторане… Где, кстати, был рыбный? В Америке? В Азии?
- На севере, на Земле Королевы Мод, - уточнила Елена. - Мне было девятнадцать лет, я училась в университете. Тогда шел… сто шестнадцатый, да, совершенно точно, сто шестнадцатый - в сто пятнадцатом был съезд - год. Ресторан стоял прямо посреди моря на разноцветных светящихся пластиковых сваях. Если поднимались волны, сваи тоже поднимались, ресторан как бы взлетал вверх. Это было очень красиво. Там вообще… - добавила после паузы, - все очень красиво, нечеловечески красиво… Я бы все отдала, чтобы еще раз увидеть белый дворец съездов… - закрыла глаза.
- Что тебе подавали? - Это было невероятно, но Антон не только верил ей, но как бы видел и себя - в белоснежном свитере, аккуратно подстриженного, белозубо улыбающегося девушкам, взлетающего вместе с неведомым рестораном на переливающихся огнями сваях.
- Мы не заказывали деликатесов, - покачала головой Елена. - Взяли салат из крабов, копченого угря, мидии, лобстера, немного белого вина…
- Елена, - спохватился Антон, - надо выпить, - налил в кружки. - Мы еще не пили с тобой за знакомство! - Проглотив самогон, потянулся было к выложенным на оловянную тарелку консервам, но не желая обижать безумную старуху, с полпути завернул руку с вилкой к банке с червями. Против ожидания он не рухнул со свай. Антон толком не разобрал - солона, кисла или сладка закуска, но, вне всяких сомнений, она оказалась лучше, чем он ожидал. Можно было не закрывать от ужаса глаза. Прежде, когда Антон заедал самогон хлебом или консервами, он испытывал ни с чем не сравнимую радость наполнения желудка. Сейчас… Антон не мог понять, что сейчас. Раньше единственной мыслью было снова выпить и снова закусить. Сейчас возникла необходимость в некоей паузе. В выпивке и еде открылось что-то помимо выпивки и еды.
- Елена, какой, к черту, сто шестнадцатый год? - спросил Антон, провожая взглядом красный, с каждой минутой сужающийся сегмент уходящего солнца. - На дворе две тысячи двести первый. Что ты там говорила про копченых угрей? Это все из учебников истории, Елена. На земле одна-единственная рыба - ротан. И я как раз завялил несколько штук. Не хочешь же ты сказать, что тебе сто с лишним лет, что ты застала довоенные рестораны?
Елена молчала, сосредоточенно заворачивая в испеченный Антоном на скорую руку блин консервы.
Солнце устало постреливало последними угасающими лучами. Луна в небе еще больше пожелтела и даже слегка сморщилась от прямого попадания лучей, как подвяленный ротан. Еще она напоминала хорошо просушенную страницу, скажем, из того же "Дон Кихота", если, конечно, бывают круглые страницы.
Антон и Елена устроились на крылечке. Антон насовал в жестяной короб сухих щепок для растопки. Каждый раз, когда надо было разжигать огонь, Антон испытывал раздражение. Гриша дал ему всего пять коробков спичек. У Антона была зажигалка. Но в ней стесался кремень, огонек занимался с третьего, а то и с четвертого раза. Был Антон весьма ограничен и в керосине. Сколько он ни смотрел под ноги, кремней не находил.
Однако вечерняя прохлада напоминала о себе даже сквозь самогонное внутреннее тепло. Более глазеть на сухие щепки было просто неприлично. Антон, вздохнув, достал зажигалку, кремень в которой был почти невиден.
- Возьми мою, - услышал голос Елены.
- Не откажусь, - Антон с изумлением рассматривал небольшую ярко-красную с кнопочками прямоугольную пластинку, новенькую, блестящую, словно вчера изготовленную. Она так удобно опустилась в ладонь, что захотелось немедленно стиснуть ладонь, чтобы никому и никогда не отдавать вещицу.
- Что это? - растерялся Антон.
- В данном случае зажигалка, - ответила Елена. - Нажми крайнюю кнопку.
Антон нажал. Вместе с легким щелчком из открывшегося в корпусе никелированного отверстия вырвалась тонкая, но сильная струйка пламени. Она торчала посреди хоть и легкого, но ветерка, как спица. Щепки загорелись моментально. Некоторое время Антон тупо рассматривал лежащий на ладони предмет. Он совсем не нагрелся. По гладкой красной поверхности шли старинные - белого цвета - буковки: "СЛАВА КПСС!" и старинные же граффити - символ давным-давно изгнанного с лица земли тоталитаризма - серп и молот в кружочке. Антон хотел спросить, куда здесь заливается керосин, но не спросил. Вонючий маслянистый керосин и эта победительно блистающая вещица были несовместны. Только при чем здесь "СЛАВА КПСС!" и серп и молот? Антон еще раз поднес зажигалку к глазам. "СЛАВА КПСС!" осталось, а вот серп с молотом, померцав искорками, растворился в красном пространстве.
- Он появляется, когда нажимаешь кнопки, - объяснила Елена.
- Здесь нет кремня? - пробормотал Антон.
- Совершенно верно, нет, - подтвердила Елена.
- А… как это работает?
- Кажется, на встроенных точечных солнечных аккумуляторах. Полежит часок на солнце - работает потом год.
- А кнопки?