- Не выдержал перегрузки! - крикнул Шарвис и принялся хохотать.
- Ты знал об этом? - возмущенно спросил Алмер. - Да?
Шарвис оглянулся:
- Нам лучше немедленно вернуться. Тоннель уже ненадежен. Если мы сейчас же не полетим, нас раздавит или затопит.
Алмер встал:
- Ты сделал это нарочно. Ты знал, что твоя машина не способна заставить Землю вращаться.
Шарвис засмеялся и уверенно, на большой скорости провел скутер в тоннель, по стенам которого уже текла сплошными потоками вода.
Алмер заколотил по массивному корпусу Шарвиса, но ученый продолжал смеяться. Марка и Фастина ухватились друг за друга, когда Шарвис еще увеличил скорость. Откуда-то снизу доносились странный треск и скрежет.
В конце концов, они вернулись в лабораторию, и Шарвис заторопился к двери, преследуемый Алмером, который твердил, как заведенный:
- Да? Да? Да?
Игнорируя Алмера, Шарвис вошел в соседнее помещение и принялся колдовать над приборной доской, не отрывая глаз от индикатора. Здание вновь задрожало.
Чуть погодя он вернулся и сказал:
- Я запечатал тоннель. Теперь нам ничего не грозит, - он облегченно вздохнул и повернулся к Марка и Фастине.
Алмер, казалось, выдохся. Он привалился к стене, что-то бормоча себе под нос.
- Ты знал, что механизм не справится с такой нагрузкой? - спросила Фастина невинно.
- Я уверен, что исполнил желание Алмера и сделал то, что он действительно хотел, - ответил Шарвис упрямо. - Он хотел повернуть мир. Я повернул. Его империя… Разве она по своей сути не принадлежит ночи?
- Люди, - сказала Фастина. - Как же обычные люди…
- Тот, кто хочет от него сбежать, сейчас так и сделает. Боюсь, таких немного. Тьма безопасна. Они могут затаиться и ютиться в ней, пока не придет смерть. Разве не этого они все хотят?
Марка посмотрел на него без всяких эмоций.
- Да, конечно, тьма отражает темноту их умов, - сказал он. - Но заслуживают ли они этого?
- Кто знает? - пожал плечами Шарвис. Алмер подошел к нему.
- Хочу домой, - голос его звучал ровно. Он явно оправился от потрясения и принял то, что произошло.
- Ты волен поступать, как хочешь. Никто тебя здесь не держит, - заметил Шарвис с издевкой. Казалось, он расплачивался с Алмером за его жалкое покушение. - Тебе помочь найти дорогу?
Алмер двинулся прочь.
- Спасибо, сам справлюсь, - бросил он через плечо.
- А как вы, Кловис Марка? - спросил Шарвис. - Что будете делать дальше?
- Мы вернемся в башню моего отца.
- И станете воспитывать своих детей? - спросил Шарвис. - Надеюсь, со временем ты поймешь, что приобрел больше, чем потерял.
- Может быть, - Марка взглянул на Фастину. - Но будешь ли ты думать так же, Фастина?
Она покачала головой:
- Не знаю, Кловис.
Марка с тоской взглянул на Шарвиса:
- Я только сейчас понял, ты сыграл еще одну шутку с нами.
- Нет, - ответил Шарвис, читая его мысли. - Излучение существует, это верно, но продолжительность жизни твоих детей будет короче, потому что твои гены изменены, и ты не сможешь обеспечить им долгожительство. У них будет время адаптироваться и продолжить воспроизводство. Я принял особые меры предосторожности, чтобы тебя излучение не затронуло. Без сомнения, ты поможешь появиться на свет отпрыскам своих детей. Насколько я знаю, это давно уже стало традицией в твоей семье.
Фастина взяла Марка под руку.
- Пойдем, Кловис, - мягко сказала она. - Вернемся домой.
- Если это хоть что-то значит, - сказал Шарвис им вслед, - то кое-что изменилось, и это может дать тебе стимул. Это сентиментально, я понимаю…
- О чем это ты? - спросила Фастина, оглядываясь.
- Ваши окна смотрели на закат, теперь вас будет встречать рассвет. Я желаю вам и вашему потомству всего хорошего. Может быть, я даже когда-нибудь наведаюсь к вам в гости, или вы пришлете ваших детей ко мне.
Даже теперь, навсегда уходя прочь, Марка все еще не был уверен, понимает ли он, что же двигало Шарвисом: коварство или жалость, или все же нейтральность, которой он так упорно придерживался? И основывалась ли она, эта нейтральность, на каком-то более глубоком понимании жизни, которое было доступно только загадочному бессмертному?
ЭПИЛОГ
Зыбкий предрассветный сумрак теперь окутывал башню. Бурая пыль продолжала устилать все ржавым слоем, и коричневый лишайник, как раньше, покрывал основание башни.
Тень ее теперь падала в другую сторону, но по-прежнему не двигалась с места… Однажды Фастина сказала Кловису Марка, что беременна.
- Это хорошо, - ответил он, сидя неподвижно подле окна, в которое лился тусклый свет нескончаемого рассвета.
Фастина обняла его, поцеловала в холодные губы и прижалась к бесчувственному телу. Теперь к ее любви примешивалась жалость.
Машинально он поднял руку и коснулся ее руки, продолжая смотреть в окно и думать об Орландо Шарвисе. Его по-прежнему мучил вопрос: действовал ли ученый из побуждений добра или зла, или же не испытывал ни того, ни другого. Размышляя, он вспоминал себя прежнего и удивлялся, почему его жена так тихо плачет? Почему он не может и никогда не сможет плакать вместе с ней? Он ничего не хотел, ни о чем не сожалел и ничего не боялся.