Николай провел свой бой в точности, как и планировал. Он затеял с противником настоящую игру. У зрителей относительно Николая должно было создаваться впечатление неполной ясности. И бьет чаще, и ловко уходит от ударов… и не редко пропускает, все-таки в его действиях явно чувствовалась какая-то незаконченность, неуверенность и неспособность поставить окончательную точку, что и нужно было ему. Такая манера ведения боя не составляла для него большого труда. Многие специально пропущенные удары он смягчал едва заметными резкими отклонениями головы и корпуса. Потом, как и положено менее рослому, старался войти в ближний бой, а от этого часто получалось клинчевание, он повисал на противнике, чем сильно утомлял и изматывал его. У самого-то у него с дыхалкой, как мы знаем, затруднений никаких не было, ему даже в перерывах между раундами, специально притворяясь, приходилось тяжело дышать.
Правда, досаждали Николаю удары противника своими длинными ногами, он хорошо владел ими и бил неожиданно и довольно сильно. С этим действием Николай был не знаком, так как кикбоксинг во времена его еще мало был известен. Но примерно к пятому раунду он решил и эту проблему. Не стал, как в случае с Дагом, поднимать его в воздух и раскручивать, так как это могло обнаружить его большую силу, а просто несколько раз подряд перехватив ногу, сильно дергал его и отпускал, и тот по инерции, потеряв равновесие, летел и, плашмя ударяясь о канаты, отскакивал от них и падал. Это совсем не понравилось ему, и он почти перестал атаковать ногами.
В общем, этот бой оказывался для зрителей намного интересней. Довольные, они часто аплодировали, поддерживая и поощряя удачные действия обоих бойцов.
В десятом раунде Николай за несколько секунд до гонга специально упал, судья открыл счет, но раздался гонг, а Николай продолжал лежать. Ильич, исполнявший роль секунданта, выскочил в ринг, помог ему подняться и отвел в угол. По местным правилам сам судья не мог остановить бой, поэтому можно было не опасаться досрочного прекращения боя. Раз боец желает продолжения, пожалуйста, даже после нескольких нокдаунов подряд. Ильич понял Николая и, поддерживая его игру, попросил дополнительную минуту отдыха.
В одиннадцатом раунде Николай тоже решил послать противника в нокдаун, проблема была в том, что нужно точно рассчитать силу удара, чтобы не получился нокаут, а именно нокдаун, кстати, и нокаут в конце, когда Николай решит бой закончить, должен быть рассчитан так, чтобы не искалечить соперника.
Сначала Николай попробовал это сделать прямым в подбородок, но оказалось, что сила удара была недостаточна, противник лишь поплыл немного, но быстро пришел в себя. Тогда Николай уже в ближнем бою резким боковым в голову все же достиг успеха, противник упал, но Николай почувствовал, что перестарался, – возможно, не поднимется – слишком резким оказался удар. Помогая ему, чтобы продлить паузу, пока судья не начал считать, Николай начал, подняв руки, бегать по рингу, якобы торжествуя победу. Прошло некоторое время, пока судья смог загнать его в нейтральный угол и отрыть счет. Почти в бессознательном состоянии к десятой секунде противник поднялся. У нас, только посмотрев в глаза такому бойцу, судья тут же остановил бы бой. Но здесь, увидев, что тот поднялся, сразу взмахнул рукой на центр ринга и дал команду "бокс".
До гонга была еще почти минута, и Николаю пришлось проявить некоторую изобретательность, изображая активность, чтобы не вызвать сомнения, что он специально не стал добивать соперника в этом раунде.
В перерыве все понимавший Ильич, обмахивая сидевшего на табуретке Николая, с улыбкой спросил:
– Когда же заканчивать-то будешь?
– Думаю, после пятнадцатого раунда.
– А завтра? – спросил Ильич. – Там у букмекеров за угаданный раунд окончания боя добавляется какой-то коэффициент.
– Ставьте на седьмой раунд, я могу закончить и в первом, но зрителей жалко, их развлечь слегка надо, да и подозрений никаких не будет.
Их прервал гонг. В двенадцатом раунде Николай еще раз упал, имитируя нокдаун, но, чтобы не повторяться, быстро "пришел в себя" и продолжил бой. Оставшиеся четыре раунда до намеченного им конечного, шестнадцатого, он провел без особых клоунад, в "упорной борьбе". Эту игру удавалось вести очень легко – противник к этому времени был уже настолько измотан, что с ним можно было делать все что угодно. Небольшая сложность оказалась только в том, что все еще свеженькому Николаю приходилось показывать такую же усталость, но с этим он справился.
Наконец, в начале шестнадцатого раунда, выходя из ближнего боя, удачно рассчитанным крюком с правой Николай нокаутировал соперника.
Ну и все, на сегодня все завершилось. Уставшие, но радостные и довольные Ильич и Антон после торжественного объявления победителя, прошедшего под улюлюканье зрителей, сопроводили Николая в раздевалку.
И пока тот принимал душ, оживленно делились впечатлениями и своими дальнейшими планами. Антон был доволен, что не придется огорчать деда пропажей денег (они уже оба нисколько не сомневались в завтрашней победе), Ильич строил планы развития клуба и возможного расширения коммерции.
Николай, выйдя из душа и послушав их уверенные и далеко ушедшие радужные помыслы, счел нужным немного остудить их пыл:
– Еще курочка в гнезде, а вы уже и яичницу изжарили, пока Ильич не получит кредит, наш с вами проект ничего не стоит, и мы никаких денег не увидим.
Огорошенный возможностью и такого хода событий, Антон снова заскучал и невесело спросил у Ильича:
– А вдруг и вправду этот банкир передумает и не даст денег, ты же говорил, что он очень жадный.
– На его жадности и построена моя уверенность. Сегодня в телефонном разговоре он обговорил такие кабальные для меня условия договора, что отказать в кредите этот крохобор ни за что не захочет. Когда он спросил, на какое время мне нужен кредит, то я так, с потолка, назвал примерный срок его погашения и сказал: "Ну точно не знаю, на неделю, на две, может побольше". Не годится же объяснять ему всю ситуацию, как он ни допытывался, зачем мне понадобились деньги. Я только сказал ему, что нахожусь на мели, выручай, друг!
И вот "друг" предложил такие условия: если через неделю я не погашу долг полностью, то он возрастает на пятьдесят процентов и потом за каждую следующую просроченную десятидневку набегают еще какие-то проценты.
Я, конечно, на все согласился, даже не вдаваясь в подробности, но предупредил, что в договор обязательно должен быть включен пункт, что деньги я должен получить на руки завтра не позже двенадцати часов дня. Так что, даже если случайно задержусь и не приду в банк к десяти утра, то он сам начнет меня разыскивать.
"Интересно, – уже одеваясь, подумал Николай об Ильиче, – у него светлая голова, быстро соображает, вперед может многое просчитать, что для коммерсанта немаловажно, и странно – дела в упадке". Он спросил об этом у него. Ильич посмотрел, задумался и начал говорить.
– Очень непростой этот вопрос, однозначно на него не ответишь…
Он снова замолчал, видно, подумал, стоит ли вообще на него отвечать, а не лучше просто отшутиться. Но Николай, в это время уже закончив одеваться, сел на скамью рядом и, расчесывая свои длинные теперь рыжие волосы, ждал ответа. Вообще вопрос задел Ильича, он был задан в несколько обидной форме, как ему показалось, а может, и вправду резковато звучал: и умный ты… и это у тебя есть… и то хорошо… а дело не идет.
– Вот ты ждешь ответа, – снова начал Ильич, – а я не уверен, поймешь ли ты его, странно, что тебя интересуют такие вопросы… хотя ты пришел к нам из другого мира…
Здесь Николай счел нужным перебить его:
– И в моем мире меня, простого человека, научили думать.
– Да, да, вы другие, когда-то в молодости я серьезно интересовался историей, много читал, помню статью одного профессора о староверах. У вас еще остались древние понятия о справедливости, добре и зле. Здесь же давным-давно победило новое мышление. Наши правители учат нас, и сама жизнь постоянно доказывает правоту этих учений, и одно из них гласит: справедливо все, что побеждает, нет никакого зла или добра, есть только справедливость.
– По этому закону человек, укравший у нас с Антоном деньги, поступил справедливо? – спросил немного шокированный Николай.
– Да, если его не поймают, а если он правильно распорядится этими деньгами и будет выполнять все остальные законы нашей жизни, станет очень уважаемым человеком.
– Так он же вор!
– А кто его может назвать вором, ведь его же не поймали? Теперь, отвечая на твой вопрос: "Почему у меня не все получается", – скажу, что мне не всегда удается следовать этому закону, значит, где-то глубоко в генах, как предрассудок, у меня еще засело понятие о какой-то другой, неправильной справедливости, и мне надо стараться изжить этот предрассудок, тоже и тебе советую, раз ты перешел в наш мир.