- Но ведь смешно считать, - проигнорировав вопрос, продолжил Эзра, - просто дико полагать, будто рожденный человеком, даже абсолютный идиот, - птица высокого полета. А какой-то бикс, пускай он даже уникально одарен, блистательно разумен, - вечно где-то там, внизу. Поскольку он - не человек. И не был им. Расизм? Куда уж больше! И, главное, так по-людски понятно!.. Врожденное качество "гомо". Одна из форм его величия, неповторимая во всей Вселенной! Праздник для философов и гуманистов!.. Ведь и вы здесь только потому, что человек, и лезете ко мне с дурацкими вопросами, поскольку в вас сидит и гложет лютая вина, возникшая из вашей человековости. Извините, слова подобрать другого не могу. Будь рядом с вами в ту минуту бикс - вы б не раскаивались вовсе.
- Ошибаетесь, не все так просто. Черное и белое… Нет-нет! Я и теперь, извольте видеть… - Питирим протестующе взмахнул рукой.
- Неправда! Ваш самообман оставьте при себе. Вы ждете справедливого суда - это понятно… Но одновременно вы боитесь всякого суда! Ведь вот в чем дело. Чувство вины вселяет этот страх, боязнь расплаты, наказания… А почему? Да потому, что там, на станции, когда была авария, вы струсили и предали себе подобного. Нет, не по разуму - по крови, по происхождению! Вы человека погубили. А могли спасти… Могли! Я понимаю, был изрядный риск, так нет, не захотели… Разумеется, и вам досталось - только чудом удалось у смерти выцыганить, собирали, так сказать, по крохам. Но того, другого, вы сознательно, без колебаний обрекли на гибель. Хоть, как показала экспертиза, проведенная немедля после катастрофы, шансов выжить больше было у него. И вы все понимали, видели… Теперь вы каетесь в душе. Теперь! А ведь еще был случай, много раньше…
- Если вы решили говорить со мной в подобном тоне, - бесцеремонно оборвал Эзру Питирим, - то я скажу: да, струсил. Потому что, вероятно, ненавидел. Перед выбором стоял, и времени на это было - пшик! Уж как решишь… Потом свободы не было, слепая предопределенность. Я не рассуждал, не сознавал своих поступков!
- Э, милый друг, - Эзра укоризненно покачал пальцем, - вот тут-то и прокол. Существенный прокол. И на суде бы его ни за что не пропустили. Ну, представьте: вы сейчас - и вправду на суде…
- С трудом, но постараюсь.
- Говорите: не любили… Ладно, дело ваше. По заказу не полюбишь. Но еще вы говорите: испугались и уже не рассуждали… Рассуждали, и не вешайте лапшу мне на уши! Все четко-четко для себя определили. Да!
- Х-м, интересно, - криво усмехнулся Питирим, - откуда вы все знаете? Не в смысле, что вам истина открыта, а просто - где вы понабрались столько слухов, чтоб болтать теперь, навязывать свои идеи, представления, огульно обвинять, в конце концов?! Откуда? Почему уверенность такая: вам известно лучше, чем мне самому?
- А потому, что вы предатель с детства, Питирим. Вы так воспитаны. Ведь вспомните: еще давным-давно вы начали с предательства. Ужасного по сути, но тогда вам непонятного - опять же воспитание! - и вместе с тем естественного, как ни странно, глубоко продуманного, доблестного, вот что важно. Все с ног на голову!.. Так что если отрешиться от сугубо человеческого, бытового наполнения того поступка, все было прекрасно. И поступок был прекрасным. Не само предательство, а то, как предано. Прекрасное предательство… Звучит? Ведь именно с позиции морали человеческой вы действовали идеально. И это вам запало в душу. Закрепилось: нет ничего изначально определенного, ничего твердого, святого. Этика - лишь угол зрения на вещи. Можно совершить мерзкое и остаться чистым. Нелюди, биксы… Чтобы их изгнать, все средства хороши. Вы гордились собою, ну как же: предал, а вам тотчас - "умный мальчик, благородный, настоящий человек'." И с этим ощущеньем вы взрослели, жили до сих пор. С любовно выращенным чувством: кто не с вами, кто перечит вам, кто хочет быть сам по себе - тот явный или до поры до времени потенциальный враг, достойный отверженья в любой форме. Предать ради дела - жизненная доблесть, крупная победа, вот ведь как… Отсюда - шаг до трусости, до шкурничества, до оправдания якобы делом собственного малодушия. Дозволенность преступления… А вы говорите: все - слепая предопределенность. Выбор был всегда, до самого последнего момента.
- Что ж, тогда, если угодно, я выбрал как раз эту самую слепую предопределенность, - пожал плечами Питирим. - Судят ведь не за намерение - за итог.
- Я понимаю, - вздохнул Эзра. - Можно ли судить неизбежность… То, что со временем становится как будто выше нас, сильнее нас… Можно, Питирим, поверьте. Даже, я бы сказал, необходимо. Я же не случайно задал вам вопрос: кто вы? И ответ был именно такой, как я надеялся услышать. То, что выше нас, мы сами создаем - в себе, вокруг себя. Проклятая, тупая человековость… Гордыня! Слепнем от бездумного, чумного преклоненья перед собственной природой. И тогда вдруг выясняется, что даже подлость может быть по-человечески прекрасна. Даже преступление против человечности внезапно позволяет оставаться именно людьми, дает нам право во всей полноте вкушать удовлетворение от человеческой своей натуры! Дико. Страшно. Где она, культура? Все - с ног на голову! Как бы ни был ты ужасен, мерзок, глуп, но если это - в рамках человеческой традиции, то все в порядке, можешь спать спокойно. Твоя раса тебя не обидит. Простит. Оправдает. Ты - свой. Тебя лелеять надо. А вот нет - должна обидеть, чтобы выжить, чтоб остаться расой. Неужели не понятно?!
- Так, пожалуй, рассуждать способны только биксы, - холодно заметил Питирим.
- А что вы знаете о них? Вы с ними виделись - вчера, сегодня?
- Нет, - признался Питирим. - Я видел только в детстве. И с тех пор - ни разу. Не пришлось. Но я боролся постоянно, можете не сомневаться.
- Это-то я знаю, - согласился Эзра. - Силовые станции, проекты сгинь-убойлеров, другие разработки, столь необходимые, чтоб люди чувствовали собственную защищенность… Правда, от кого?.. У вас отличные мозги, полезные для дела. Потому-то и спасли их. Дали тело убиенного - гуляйте!..
Питирим непроизвольно зябко обхватил руками плечи.
- Что, свербит в душе? - похлопал его по колену Эзра. - Пустячок, а неприятно?
- Да не в этом дело, что вы прицепились! - Лицо Питирима сделалось уныло-скорбным. - Не пойму я: этот суд - он только будет? Или был уже?
- Какая разница?
- Огромная! Я осужден, меня сослали?
- Нет, вас пригласили в гости.
- Снова с самого начала… Кто? Зачем? Откуда вы, простой возница… извините! - вы, сотрудник совершенно непонятной службы на забытой богом Девятнадцатой, осведомлены обо мне… недопустимым образом? Недопустимым, именно! И еще смеете меня судить и порицать…
- Вас больше нет. Чужое тело… Так что - будемте корректны - вовсе и не вас, а только - вашу душу.
- Да не все ли мне равно, кем там меня теперь считают?! Для себя-то я - и был, и есть!.. И точка.
Эзра с шумом втянул носом воздух.
- Сладкие болота, - важно сообщил он. - Совсем скоро. Гиблые места. - И вновь, как прежде, кольнул Питирима тяжелым, испытующим взглядом. - Вот чувствую: кого-то я напоминаю вам, а? - неожиданно спросил он.
- Д-да, - чуть растерявшись, подтвердил с запинкой Питирим, - напоминаете. Но у того глаза были другие - голубые. И белесые ресницы.
- Вон оно как… - Эзра с пониманием слегка кивнул. - Такое, знаете, бывает… Кстати, ваше имя - Питирим. Но есть еще одно… Вы не хотите в новой ипостаси называться по-другому? Для разнообразия…
- Нет, не хочу, - угрюмо отозвался Питирим.
- Ну, извините, - Эзра улыбнулся давешней располагающей улыбкой. - Я опять к вам повернусь спиной. На этих чертовых болотах я предпочитаю управлять машиной сам. Приборы старые, и ездер давно списывать пора. Неровен час… А биксы, между прочим, шастают здесь напрямки - и хоть бы что!
- Кто-кто? - заволновался Питирим. - Вы говорите… биксы?! Неужели и на Девятнадцатой…
- А то! - помпезно вскинул обе руки Эзра.