― Иллюзии, ― очень тихо и очень мрачно сказал Тяглов. ― Ничего вы, дилетанты, не понимаете. Но иллюзии для собственного успокоения придумывать горазды. Сдохла наука. Еще до нашего рождения сдохла. Подергивается только. Гальванизируемый труп. Кто такой настоящий ученый? Думаете тот, кто с умным видом с кафедры вещает? Нет, настоящий ученый был Гильзин. Он мог и с кафедры повещать, а потом снять пиджак и пойти к станку. Или в Кратер. Так и двигают науку на самом деле. А мои, с позволения сказать, преподаватели настоящими учеными уже не были. Только и могли, что теориями заниматься, статьи пустые клепать. Чтобы руки испачкать, ни-ни. Так и сдохла наука.
― Никто и не отрицает, что всё плохо, ― сказал Егор. ― Знаю я, что в Институте делается. Сам здесь живу. С вами. Но есть ведь еще ученые. Есть настоящие искатели. Такие, как ты.
― Никакой я не ученый, ― отозвался Тяглов. ― И не искатель. Нечего тут обсуждать. Давайте лучше выпьем. За египтян с их пирамидами!
Компания просидела в "Миссисипи" до вечера. Андрей хмелел на глазах, а Шахмагонов всё не мог улучить минутку и без свидетелей допросить бывшего коллегу. К Тунгусскому Телу не возвращались. Обсуждали всякую ерунду, но в конце концов начали расходиться. Первыми, покачиваясь и поддерживая друг друга, ушли критик Егор и художник Леголас. Через некоторое время вдруг озабоченно засобирался журналист Игорь. Чтобы Тяглов не надумал уйти с ним, Шахмагонов купил еще графинчик. Сам он чувствовал себя хотя и навеселе, но вполне адекватным ― поскольку старался за народом не гнать.
Попрощавшись с журналистом, Эдуард перебрался на диван, поближе к Тяглову:
― Ты где обитаешь-то сейчас, Андрюха?
Тот посмотрел на него, не узнавая, но ответил:
― Да я всего полгода из колонии откинулся. Жена развелась заочно. По друзьям слоняюсь. У тебя можно переночевать?
Это был подарок судьбы.
― Конечно! ― обрадовался Шахмагонов. ― Поехали в гостиницу. У меня номер люкс. По дороге возьмем и еще квакнем, вот так.
Он расплатился с официантом и вызвал такси. Чтобы Тяглов не заснул, Шахмагонов спросил у него:
― Так ты сидел, оказывается? За что, если не секрет?
― За чистосердечное признание, ― ответил Тяглов. ― Сам на себя всё написал. И сам во всём раскаялся. Так что суд проявил снисхождение. И жил я вполне сносно. В поселении. Зэка настоящих и не видел почти.
Шахмагонов насторожился:
― А в чем ты признался?
― В незаконном искательстве. В выносе артефактов. Еще 191-ю пытались шить. Но тут я уперся рогом. Иначе светило совсем не по-детски.
Шахмагонов вздохнул с облегчением, но развивать тему пока не стал.
До гостиничного номера Тяглов добрался вполне нормально, а потом вдруг взъярился.
― Ты куда меня привел?! ― пьяно заорал он на изумленного Шахмагонова. ― Ты здесь был?! Ты че, сука, задумал?!
Потом Тяглов разом обмяк, сел в кресло и натуральным образом разрыдался. Плакал он по-мужски неумело, размазывая слезы по лицу и подвывая.
― За что они их? ― вопрошал Андрей в пространство. ― За что? Они дураки были. Дураки. Обыкновенные дураки. Но ведь добра хотели. Для всех хотели, не для себя. Говорили, есть у нас в космосе друзья. И они нам помогут, если будет совсем плохо. Плохо нам, плохо. А друзей всё не видно. Нет никаких космических друзей. Так что и смерть ваша ничего не изменила. Не могла изменить. Всё забрали, всё. Ничего не осталось. Ни модели, ничего. Пустота…
Тяглов закрыл лицо руками, и некоторое время плечи его сотрясались. Потом он успокоился и поднял глаза на Шахмагонова:
― Чего стоишь? Наливай!
Шахмагонов быстро открыл бутылку и наплескал водку в грязноватый гостиничный стакан. Тяглов застыл над стаканом и спросил твердо, словно трезвый:
― Чего тебе надо от меня, Эдик?
Шахмагонов понял, что настал момент истины. Если упустить его, Тяглов уйдет в глухую "несознанку", и тогда правду из него клещами не вытащишь. Ведь чего с него взять? Опустившаяся личность. Имущества нет. Родственников нет. После отсидки. Жена развелась и, похоже, нашла свою настоящую половину.
― Из Института утек весь запас черного тела, ― быстро сказал Шахмагонов. ― По заданию правительства я разыскиваю его. Сибирцев утверждает, что изъятием антрацита занимался ты, вот так. Это правда?
Тяглов аж вскинулся.
― Ну, сука! ― снова заорал он, потрясая воздетыми к потолку кулаками. ― Всё простить не можешь, тварь?! Порву на тряпки падлу!
И снова весь запал вышел из него в одно мгновение, как воздух из проколотого шарика. Тяглов сел, глотнул водки и сказал севшим голосом:
― Врет твой академик. Я тогда старался под началом Хозы. Не до того мне было. Если кто и знает, куда запас ушел, то сам Хоза. К нему обращайся. Я не при делах…
― Всё понял, ― сказал Шахмагонов. ― Спасибо, Андрей.
― Можно я посплю? ― рассеянно попросил Тяглов.
― Конечно, спи, ― охотно разрешил Шахмагонов. ― В соседней комнате есть кровать.
Тяглов, тяжело ступая, перешел, лег в одежде и ботинках прямо на покрывало, и через минуту уже храпел.
Шахмагонов спрятал початую бутылку в холодильник и постоял, соображая. Время было позднее, почти восемь часов, однако Хоза, если не в отъезде, должен находиться в офисе. Тянуть до утра не имело смысла, по Ванаваре наверняка поползти уже слухи о приезде московского гостя, а Хозу надо брать "тепленьким". И Шахмагонов отправился на Заимку.
Хотя стемнело, половина фонарей не работала, а вдоль дороги на Заимке лежали непролазные сугробы, Эдуард почти сразу нашел здание бывшей санэпидстанции. Его нынче украшало огромное светящееся табло с надписью "ООО "Искра-Модерн"". Ворота были заперты на замок, а по территории молча бегали большие черные собаки. Пришлось Шахмагонову поплясать на снегу в ожидании, пока охрана проснется и соизволит пустить его внутрь.
Ворота ему открыл бугай, лицо которого показалось Шахмагонову смутно знакомым. Московский гость напряг память:
― Дядя Гриша? Ты ли это?
― А ты кто? ― не узнал Шахмагонова бывший хранитель багажного отделения.
― Да ты меня и не помнишь, наверное, ― наигранно засмеялся Эдуард. ― Вот моя визитка. Мне нужно срочно переговорить с Хасаном Сулеймановичем.
И снова пришлось подождать. Пока дядя Гриша ходил выяснять, готов ли Хоза к приему визитеров, Шахмагонов размышлял, что же должно было случиться в Ванаваре, если бывший милиционер сделался вдруг охранником у криминального авторитета. В Москве, конечно, и не такое встретишь, но Ванавара? Похоже, сюда доползла не только сотовая связь.
― Проходи, ― пригласил дядя Гриша.
Шахмагонов поднялся на второй этаж. Хоза встретил его гостеприимно, с улыбкой. Одет он был в белоснежный и безупречно сидящий костюм от кутюр. И вообще имел вид преуспевающего бизнесмена.
― Проходи, друг, садись. Хоть ты и припозднился, но всё равно рад тебя видеть. Как там в Москве?
Шахмагонов уселся и с иронией посмотрел на Хозу:
― Нормально в Москве.
― Я хотел у тебя спросить, как старый друг у старого друга, ― начал Хоза. ― У нас тут ходят слухи, будто бы к лету рубль сильно упадет. Что говорят в столице?
― Может, упадет. Может, не упадет, ― уклонился от прямого ответа Шахмагонов. ― В любом случае бабки лучше держать в баксах, вот так.
― Спасибо за совет, старый друг, ― Хоза, не вставая, чуть поклонился.
― Тебе привет от Майрбека, ― сказал Шахмагонов.
Улыбка на лице Хозы застыла.
― Что просил передать Майрбек? ― с напряжением в голосе спросил он.
― Я же говорю: привет. И вопрос. Почему он ничего не знает о трехстах килограммах институтского антрацита?
Хоза не смог усидеть на месте. Он встал и прошелся по кабинету. Остановился вполоборота у застекленного стеллажа, в котором хранились образцы черного тела с наклеенными на них маленькими ярлычками, информирующими любознательного посетителя, где и когда был добыт тот или иной образец. Шахмагонов понял, что попал в точку.
― Зачем Майрбеку антрацит? ― вопрос с учетом ситуации прозвучал, пожалуй, резковато. ― Он никогда им не интересовался.
― Теперь интересуется. В Москве многое изменилось, Хасан Сулейманович. А скоро изменится еще больше. И война пока не закончилась. Братья считают, что антрацит лучше золота. Ведь за презренный металл нельзя купить изотопы, а за антрацит ― можно. Есть предложения, вот так.
Хорошо было видно, как Хозу корежит. Но Шахмагонов плевать хотел на чувства уголовника ― его интересовали только каналы сбыта. ЧИФ был бы в восторге от комбинации, которую, между прочим, старшему консультанту удалось придумать за пять минут и буквально на пустом месте. Орден я, конечно, не получу, подумал Шахмагонов, но благодарность в приказе и премиальные ― без вопросов. Он уже предвкушал, как придет в кабинет к ЧИФу и доложит результаты, и как ЧИФ сначала внимательно выслушает, а потом откроет сейф, вытащит пузатую бутылку старого дорогого коньяка и скажет: "За победу, камрад!". Всё-таки, несмотря на гнусь и грязь, в нашей жизни есть приятные моменты. И всегда будут, потому что…
Додумать мысль Шахмагонов не успел. Дверь распахнулась от сильного удара, почти слетела с петель, и в кабинет ввалились четверо в пятнистых комбинезонах и черных шапках-масках, натянутых на лица.
― Оставаться на местах! ― рявкнул басовитый голос. ― Работает ОМОН!
В один момент Шахмагонова подхватили сильные руки, поставили раком и обыскали.
― Этот чист…
― Ага, а тут у нас что? Ствол! Одна единица. Незаконное хранение оружия.
― Почему же незаконное? ― пытался возражать Хоза. ― Вполне законное. У меня разрешение есть.
― Молчать!