- Почему вы это делаете? - спрашиваю я, разглядывая морщины на лбу мужчины. - Вам не нужны деньги?
- Деньгами не измеришь душевное богатство. Я помог кому-то и мне хорошо от этого. Раньше все люди были такие.
Сколько ему лет? Я пробегаюсь глазами по тканевому салону - уверена, что он не из управляющих; скорее всего, руководит какой-нибудь фабрикой или сидит в одном из офисных центров.
Мужчина ловит мой взгляд на себе - у него янтарные глаза, и, кажется, я застреваю в этой смоле. Лапки маленького насекомого вязнут, и через миллионы лет он будет обнаружен красивейшем инклюзом.
- Я привыкла платить, - говорю я и открываю дверь - он довез меня. - Мы в расчете.
Оставляю карточки на сиденьях и сбегаю.
На пороге меня ждет наша горничная. Постукивая каблуками о мраморный пол, я двигаюсь к дому, но у украшенной виноградной лозой арки оборачиваюсь. Машина улетает, и я запоминаю последовательность из букв с начала алфавита и цифр - такой автомобильный номер был зарегистрирован одним из первых в Новом Мире. А-12-Б-612.
- Как прошел день, мисс Голдман? - спрашивает служанка и открывает передо мной дверь.
- Возьми пальто, Миринда, - отвечаю я и протягиваю ей снятую верхнюю одежду.
Женщина принимает мое пальто и ждет дальнейших указаний.
- Свободна, - не смотря на нее, говорю я, и Миринда кланяется, после чего убегает в комнату-гардероб.
Все должно происходить по заученной или представленной ранее схеме, все должно идти так, как должно, нарушение - болезнь, нарушения - отрешение, нарушивший - изгой. Я никогда и никуда не тороплюсь, я хочу быть уверена в совершаемых мной действиях и знать заранее предполагаемый результат, иначе - крах.
Миринду наняли, когда я только родилась. Ее сухие руки, качающие меня в колыбельке в детстве, остались такими же сухими. Она, бывает, случайно задевает меня, когда подносит еду или постиранные вещи. "Неповоротливая Миринда!" - причитаю я. - "Поставь поднос на стол и уйди! Зачем ты меня трогаешь и мараешь? Не надо передавать посуду из рук в руки!". Ее кожа настолько темна, что в светлом доме, кажется, женщине совсем не место - она как грязное пятно на белой стене, как несуразная скульптура на фоне белых комнат. Миринда встречает меня со школы, готовит еду, прибирается, стирает - со всеми своими обязанностями справляется с присущей ей кропотливостью и ответственностью, пускай, периодически и выводит меня. Темно-коричневые волосы ее похожи на шоколад, который невозможно достать в нынешнее время; Миринда стройна; ее ключицы выглядывают сквозь полупрозрачную ткань воротника блузки. Она носит черный комбинезон с бархатными вставками и кружевом на рукавах.
В прихожей развешены зеркала в полный рост - я провожу руками по рубашке, приглаживая ее на талии - и десятки изображений повторяют за мной. Достать такие зеркала было затратно по оплате и трудоемко по существу, ибо заводы не функционировали уже четверть века, но у управляющих всегда есть свои привилегии. И я хочу, чтобы эта стабильность сохранялась после моего окончания школы, после того, как я куплю свою собственную улицу со своим собственным домом - я хочу зеркала в полный рост и уверенность в завтрашнем дне.
Захожу в ванную, смываю школьную грязь с рук и, облокотившись о мраморную белоснежную раковину, закрываю глаза. Слышу, как вода стекает, слышу капли, которые сползают вниз по трубе так же, как капельки пота по моей спине. Я тону?
- Мы ваши Создатели! - уверенно произношу я и поднимаю голову. - Мы будущее этого мира!
Я поправляю пшеничные волосы и выключаю воду.
Мы Создатели и мы будущее этого мира. Мы есть Новый Мир. Мы есть будущее и без нас его быть не может. Это нельзя забывать; это первая мысль при пробуждении и последняя перед сном - Мы Создатели. И я повторяю это как мантру каждую минуту моей жизни.
- Отец? - выйдя из ванной, кричу я и иду через большую арку в гостиную. - Отец, ты дома?
- Он ушел, мисс Голдман. - Следом за мной появляется Миринда.
- Если я захочу услышать тебя, Миринда, - я резко поворачиваюсь и смотрю на женщину около белоснежной стены - пятно, - я обращусь именно к тебе. Понятно?
Она ощущает мое недовольство и кланяется. Я прохожу к стеклянной стенке по центру гостиной, провожу пальцем по статуэткам из различных металлов, пытаюсь найти пыль или грязь - безуспешно; все идеально чисто. Вот, что случается, когда делаешь что-то, чего не должен, когда выдумываешь на ходу - ты сам себя ставишь в невыгодное для тебя положение.
- Свободна, Миринда, - выждав еще немного, говорю я.
Женщина кивает мне и убегает - испаряется, будто бы ее никогда и не было в нашем доме.
Я огибаю стенку, прохожу мимо белоснежных кожаных диванов к лестнице - перед ней небольшая дверка с крохотными, выложенными наподобие треугольников, зеркалами - они ведут в комнату Миринды, но я сворачиваю направо и поднимаюсь по ступеням. На меня смотрят семь дверей из темного дуба: три слева, три справа и одна в конце мрачного, обитого деревом, коридора, где никогда не горит свет.
Слева: жилая часть. Первая комната - спальня отца, вторая - матери, затем их общая спальня. Справа тоже: моя комната, сестры и одна свободная: в ней стоят старая маленькая кровать, кресло из бордовой кожи и стол из дуба. В конце коридора кабинет.
Я вспоминаю, что оставила сумку в прихожей и книгу соответственно там же. Решаю, что отец все равно не заметит пропажи, посему уверенно шагаю к кабинету и распахиваю дверь цветом темного бука; бордовые обои прячутся за книжными шкафами, а те, в свою очередь, несут невероятного объема коллекцию печатных публикаций. Я уверена, что отец собрал здесь все имеющиеся к сегодняшнему дню и сохранившиеся со времени до образования Нового Мира издания книг. Отец вложил много средств для своей коллекции и гордился ею больше, чем собственными детьми. Я смотрю на тонкий просвет, место которого должна занять взятая мной книга, прохожу по колючему ковру из шерсти какого-то уже давно вымершего животного и оказываюсь напротив круглого прозрачного стола. Кресло пустует. Окно тянется от пола до потолка по всей стене - думаю, что не смогла бы повернуться к городу спиной и сидеть за рабочим столом так; Новый Мир требует к себе большего внимания, Новый Мир требует своих Создателей, Новый Мир желает, чтобы все взгляды живущих в нем людей были прикованы к его величию.
Дверь позади меня ударяет, но я не спешу. Медленно поворачиваюсь на носках туфель и кладу руки на бедра.
- Ты дома, - констатирую факт и прищуриваюсь. - Мне следует знать причину?
- И я рад тебя видеть, Карамель, - пропустив вопрос - а, может, и ответив сполна - режет отец и проскальзывает мимо меня.
Его силуэт тонкий - руки и ноги длинные, пальцы паучьи. Мне доводилось наблюдать за живыми пауками в поезде до Золотого Кольца. Так вот отец - один из них.
- Я видела сумасшедшего, - говорю ему.
Отец спокойно складывает принесенные бумаги на свой стол, перебирает их между папками, пока я жду от него какой-либо реакции и каких-либо слов.
- Я разговаривала с сумасшедшим, - добавляю я, и мужчина быстро вздыхает, после чего переводит взгляд на окно - но он не смотрит на меня, не смотрит, значит, не слушает и не понимает.
- Это уже хуже, Карамель, - бросает он, словно скидывает грязную перчатку с руки. - Тебе нельзя разговаривать с чужими, не погань фамилию Голдман.
Его слова швыряются сухими ветками в костер, и пламя разрастается.
- Я ехала домой с каким-то чудаком, - процеживаю сквозь зубы я и, отступив от окна, облокачиваюсь о стеклянный стол.
Отец бросает недовольный взгляд, когда я еще и обхватываю края ладонями.
- Неужели ты посмотрел на меня? - язвительно восторгаюсь я. Вот чем надо привлекать внимание папочки.
- Не облокачивайся о стол, Карамель, - опять пропускает он мои слова и настаивает на своем.
- Номер машины "А-12-Б-612", - медленно проговаривая, добавляю я и отступаю - руки соскальзывают со стекла и приземляются обратно на бедра. - Старожил, верно?
- Ты больше его не увидишь, - протягивает отец и, обогнув меня, присаживается в кресло.
Он достает из-под стола черный кейс и начинает выгружать какую-то документацию.
- Это я и хотела услышать, - мои губы изгибаются в подобии улыбки.
Я аккуратно продвигаюсь к окну и прикасаюсь пальцами к стеклу.
Мы живем на поверхности. Мы живем на поверхности, и под нашими ногами гниют былые города, под нами бьется, корчится и умирает земля, а мы вкушаем плоды прекрасной жизни на поверхности. Мы - люди будущего, мы - люди нынешнего момента, мы - люди с поверхности. Новый Мир подразумевает под собой элиту - достойных, тех людей, каждого представителя которых можно назвать сверхчеловеком. Иные - они как атавизмы на цельном организме - нашем городе - вскоре отомрут.