Потом он отправил меня в кубрик спать, а перед этим дал лизнуть какого-то белого порошка. Порошок оказался на вкус ничего, кисленький. Спать будешь лучше, сказал. Я-то, наоборот, думал, что заснуть после всех приключений мне вряд ли удастся и придется с горем пополам досыпать в гнезде днем, но задрых я быстро и так крепко, как никогда еще, пожалуй. А с утра начались мои мучения: меня начало прямо-таки разрывать на части. И не потому, что хотелось выболтать всем на свете, что я - маг. Просто это в моей голове никак уложиться не могло. Я ведь кто? Найденыш. Меня "Касатка" в море подобрала. Три года назад это было: нашли меня в открытом море на обломке мачты, посиневшего и вцепившегося в обрывок фала мертвой хваткой. Я этого не помню. Я и имени своего настоящего не помню. Именем Даль меня нарек Ожерелье. Я это случайно узнал - проговорился один из наших не вовремя, когда я поблизости ошивался. Я, помню, тогда к Ожерелью пришел и спросил, так ли? Он подтвердил. Меня что тогда удивило? Не то, что я сирота, - ну, сирота и сирота, мало ли с кем ни случается, - а то, что мне память отшибло начисто. Я поначалу голову ломал, хотел взаправдашнее имя свое вспомнить. Не маленький ведь уже я, правда, возраста своего точно не знаю. Никто не знает. Я тогда к кормчему пристал: мол, скажи, как думаешь, сколько мне лет? Сова лоб наморщил и говорит: мол, весен двенадцать - верняк. А это значит: когда меня в море подобрали, мне около девяти было - я ж говорю, не маленький. Но имя я так и не вспомнил, не удалось. От натуги мне тогда ой как худо стало. Ожерелье меня выправил: сказал, что, после того как они меня выловили, он меня окликал разными именами. Я откликнулся на Даля. Было решено, что это и есть мое настоящее имя, и стали меня называть так. Настоящее оно или нет - сказать не могу, но после беседы с Ожерельем я подуспокоился и перестал изводить себя. А тут что выходит? Зимородок обо мне больше знает, чем я сам! Он - маг, ему все мое нутро как на ладони. А мне ведь порой сны снятся очень странные. Я о снах этих никому не говорил: ни капитану, ни кормчему. Не хотел. А Зимородку почему-то захотелось рассказать, только он с той ночи на меня даже не взглянет, будто и нет меня вовсе на "Касатке". До того дошло, что кормчий меня тихой сапой отвел в сторонку и давай выпытывать, чего это я хожу сам не свой, словно на меня ядро с баллисты уронили, того и гляди за борт свалюсь. Я, памятуя свое обещание магу молчать, отбрехивался какой-то чушью. Сова даже обиделся слегка. А мне вдруг в голову пришло, что, может быть, я в своих снах вижу то, чего наяву не помню. Кто мне на это сможет ответить? Разве что Зимородок…
Мой внутренний сторож подал сигнал тревоги: рядом с "Касаткой" появились гости, но неопасные. Я высунулся из гнезда. Люблю дельфинов.
Я насчитал восемь дельфинов, окруживших "Касатку". Они резвились у самой поверхности, кувыркаясь и выпрыгивая из воды. Один, здоровущий, с белой полосой на голубоватой шкуре, заплясал на хвосте возле самых весел. Среди морского люда о дельфинах столько россказней ходит: они и тонущих спасают, и корабли из беды выводят. Один такой рассказчик божился, что видел их город, выстроенный на дне морском, и про чудеса этого города. Мне кормчий однажды, подвыпив, толковал, что дельфины, похоже, и от меня погибель отвели: после того как "Касатка" наткнулась на обломок мачты, за который я цеплялся, дельфины повадились появляться у борта "Касатки" раз в день, и так было до тех пор, пока я в первый раз не появился на палубе. После этого они исчезли и больше не показывались. А так они нас частенько в море сопровождают.
- Да-а-аль!!!
Окрик отвлек меня от дельфинов. Я обернулся на голос. Ожерелье снизу грозил мне кулаком. Случилось-то что? Опасности нет никакой - это я почуял бы сразу. Я стал озираться. С одного борта - море чистое, с другого - лесистый берег островка, а прямо по курсу… Да проткни меня Старец своей острогой!
"Касатка" прямым ходом направлялась в узкую, вытянутую бухту с песчаными пляжами по берегам. Значит, на дне грунт - песок, и якорь не оборвем. Только вот в дальнем конце бухты я увидел лежащую на боку посудину и рассыпанные вокруг нее крохотные человеческие фигурки. Да… За подобный зевок Ожерелье меня по голове не погладит: я должен был заметить их первым - на то и торчу здесь в гнезде. Фигурки суетились на берегу, перебегали с места на место и тыкали соломинками рук в нашу сторону. Я перегнулся через край гнезда, вложил два пальца в рот и засвистел. Лучше поздно, чем никогда. Ожерелье обернулся на свист и вновь показал мне кулак. Ладно, капитан, я понял и больше зевать не буду… Я занялся судном лежавшим на берегу. Судя по обводам, суденышко было торговым, а не военным, а чье оно - я пока сказать не мог. А если это темные маги умудрились добраться сюда раньше нас? От подобной мысли мне враз стало нехорошо, но Зимородок, стоявший рядом с капитаном, обеспокоенным не казался. Но что из гнезда я разглядеть толком могу-то? Раздосадованный дальше некуда, я принялся сверлить взглядом спину мага, в общем-то не надеясь, что моя попытка разузнать что-либо увенчается успехом. Внезапно рой мыслей, колотящийся в моей башке, во мгновение ока куда-то сгинул, как звенящее комарье сдувает резким порывом ветра, а в воцарившейся тишине явственно прозвучал голос Зимородка: "Мальчишка! Не мельтеши!" Я так и сел на дно гнезда. Маг был рассержен и не скрывал этого. Сконфуженный и злой, я обозвал себя дурнем и стал пялиться на берег. Я должен был узнать об этой посудине первым!
Люди возле опрокинутого судна перестали сновать по берегу и собрались в одну кучу, несколько человек бросились к судну и потерялись из виду, скрывшись в нем. Остальные вдруг украсились яркими, слепящими бликами. Оружие. Они достали оружие. На Сынов Моря они не похожи и готовятся с нами драться. А кто мы, они поняли сразу - вон у нас какая морда на парусе намалевана, догадаться нетрудно.
С каждым ударом весел, подбадриваемых равномерными ударами в барабан, берег становился ближе. Я уже видел дырищу в борту посудины и что сама посудина - это фризружская лодья, большая, двухмачтовая. Значит, точно не Сыны Моря. Лодий у Сынов Моря не бывает: уж дюже она неповоротливая. Крепкая - это факт, но и только-то…
На берегу несколько человек волокли по песку баллисту. Нам собирались устроить горячую встречу, однако. Я засвистал так, что у самого в ушах зазвенело. Ожерелье, думаю, и без моего сигнала баллисту заметил, но пусть те, на берегу, знают, что мы тоже не спим. Палубный, будто подзадоренный свистом, зачастил по барабану, задавая гребцам темп побыстрее. Ожерелье, закрываясь от солнца, всматривался в берег. Маг с палубы исчез, парус мешал мне увидеть, куда он мог подеваться. Люди возле разбитой лодьи суетились рядом с баллистой. Смешно… Чтоб Ожерелье без нужды сунулся под выстрел баллисты? Скорее рыбы будут гулять по суше.
Ожерелье отвернулся от берега и махнул рукой. Барабан резко смолк.
- Табань! - хрипло скомандовал палубный и снова загремел палками по натянутой коже.
Весла вспенили воду, притормаживая стремящуюся вперед "Касатку". Она остановилась на расстоянии, недостижимом для снарядов корабельной баллисты.
- Весла сушить! Отдать якоря!
С шумным всплеском носовой якорь бултыхнулся в море. Волны медленно толкали "Касатку" к берегу. Якорный канат вздрогнул и натянулся, как толстая басовая струна на гуслях. Следом полетел в воду кормовой якорь. "Касатка" остановилась и закачалась на мелкой волне бухты.
Я с тоской смотрел вниз на палубу. Братва сложила весла и готовила оружие. Ждали приказа капитана, хотя и так все было ясно: спускаем шлюпки, высаживаемся и атакуем по берегу под прикрытием огня с моря. Лодью, видать, бурей отбило от каравана и выбросило на островок, а теперь все, что есть в ее трюмах, достанется нам. Матросов на лодье немного, и куда уж им против Сынов Моря, да еще с таким магом на борту. Да и в нашей ватаге дураков нет - Ожерелье знает, кого брать на "Касатку", а кого посылать подальше. Одна эта парочка - Братец - чего стоит! Не знаю толком, из-за чего они в Сыны Моря подались - молчуны оба, каких свет мало видывал, - но на мечах рубятся так, как наш Скелет языком чешет. А может, и покруче: братьям все равно, что левая рука, что правая - косят так, как я представляя себя мастером меча крапиву палкой сшибаю, когда меня не видит никто. Меня аж завидки берут! На кинжалах-то меня Три Ножа натаскивает. И драться, и метать. А меч - он тяжелый. Я пробовал. Братьев Мачта в каком-то кабаке сыскал, где они кому-то показывали, как надо на мечах рубиться. Только ученики во время урока помирали, не сходя с места. Сид тогда и приволок Братца на "Касатку", а после разговора с капитаном близнецы остались. Вообще, Ожерелье - самый отчаянный из Сынов Моря, ну и ватага капитану под стать.
А тосковал я от того, что сидеть мне в гнезде, пока братва с лодейщиками не разберется. Место здесь глубокое: всякой нечисти вроде кашалота или змея развернуться есть где - значит, торчать мне тут до тех пор, пока "Касатка" не подойдет ближе к берегу. Дело мага - отогнать опасную тварь, а не следить за ней; следить - забота видящего. Ожерелье никаких распоряжений не отдавал. На палубе было маленькое столкновение - братва ожидала приказа спустить шлюпки.
- Капитан! - крикнул кто-то. - Чего тянем?
Ожерелье не ответил, а на палубе появился Зимородок. Его встретили восторженным гулом голосов. Маг вновь переоблачился в светлое одеяние. Ожерелье отдал негромкий, неслышный мне сверху приказ, и восторженный гул сменился изумленными возгласами:
- Одну шлюпку?!
Гомон усилился, братва зашумела - оно и понятно: кто ж с таким малым отрядом решится напасть? Чистое безумие!
И вдруг как гром среди ясного неба:
- ТИХО!