- Он прежде всего инженер. Однажды он узнал, что под Москвой, близ Серпухова, в местечке "Шарапова охота", парочка влюбленных заночевала в стогу сена. Они проснулись от яркого света и услышали в поле голоса. Затаившись, они наблюдали, как из спустившейся "летающей тарелки" выходили люди в комбинезонах, чем-то занимались, потом улетели. Свидетели точно указали место, где остались следы, три вмятины от опор опустившегося аппарата. Мой сын поместил в этом месте морской хронометр, дающий ошибку в сутки 0,02 секунды. Для контроля он поставил рядом кварцевый излучатель с исключительно точной частотой волны. Проверив показания приборов, он к величайшему изумлению обнаружил увеличение ошибки в 100 раз.
- И это научно проверено? - осведомился академик.
- Проверено кандидатом физико-математических наук Алексеем Васильевичем Болотовым, который не ограничился простой проверкой, а взял эти приборы с собой в очередную свою экспедицию в район тунгусского взрыва 1908 года, приписываемого то метеориту, не оставившему осколков или кратера, то инопланетному кораблю.
- И что же?
- Оказалось, что спустя восемьдесят лет после взрыва в его эпицентре приборы дают то же отставание, на две секунды в сутки, а вынесенные на некоторое расстояние, снова обретают свою точность. Такие приборы, Николай Николаевич, не те свидетели, которые "очевидно врут".
- Разумеется, если приборы были в порядке.
- Золотов убедился в этом и дал из тайги телеграмму в Центр, утверждая, что им установлено остаточное явление, связанное с неудавшимся космическим контактом.
- Несколько смело для кандидата наук. Ему следовало бы помнить, что наука ищет объяснение любым явлениям, прежде всего естественным.
- А разве наш с вами разум противоестественное явление? Разве некие гипотетические исследователи космоса, попав, скажем, на Венеру и обнаружив там нашу автоматическую межпланетную станцию или луноход на Луне, будут искать объяснение их формы и устройства в причудах вулканической деятельности на Венере или Луне?
- Эка куда хватили, небось на миллион лет вперед! А вот посмотрите на силуэт города. До чего же люблю "Петра творенье"! Любуюсь этим рисунком в тумане, и хочется думать о прошлом. Одни дамы в кринолинах и с буклями чего стоят! Без прошлого нет будущего. Не так ли? Вот и в науке никогда нельзя спешить с выводами. Надо убедиться, не было ли такой ситуации в минувшем? Любое явление надлежит сверить с тем, что уже было, что изучено, что известно!
- Тогда, коль скоро вы вспомнили поэтические строки, позвольте мне прочесть вам один сонет.
- Сонет? - удивился академик. - Но я не вижу Лауры.
- Лаурой будет наука.
- Ах вот как!
И я прочел:
Сверкнет порой находка века,
Как в звездном небе метеор,
Но редко славят человека,
Слышней всегда сомнений хор.
Жрецы науки осторожны.
Великий опыт - их глаза:
"Открыть такое невозможно!
Немыслима зимой гроза!"
Запретов сети, что сплетает
Преградою "науки знать",
Тому, кто сам изобретает,
Эйнштейн советовал не знать!
Наука к истине ведет,
Но движется спиной вперед!
Академик совсем не обиделся и даже переписал сонет, который, как он сказал, пригодится ему для "увещевания коллег".
В гостинице мы пошли вместе ужинать. Николай Николаевич заказал себе коньяку, тщетно пытаясь угостить меня, непьющего. Пришлось ему меня заменить. После чего он чрезвычайно расположился ко мне и даже сообщил по секрету, что в запаснике Палеонтологического музея хранится череп бизона сорокатысячелетней давности с прижизненным огнестрельным ранением на лбу.
Я давно знал об этом и еще в пору создания кинокартины "Воспоминание о будущем", которую помог завершить западногерманской фирме "Континентальфильм", подсказал кинематографистам заснять это бесспорное доказательство появления на земле в доисторическое время кого-то с огнестрельным оружием. Череп тогда экспонировался в Палеонтологическом музее и был убран в запасник, когда привлек слишком много сторонников былых космических контактов. Я не удержался и рассказал об этом Николаю Николаевичу. Тот воспринял это с хитрой улыбкой и заявил:
- А не пора ли нам, батенька, попятиться спать? - И он по-хорошему рассмеялся.
Признаюсь, я не мог уснуть, и все услышанное вместе с тем, что мне было прежде известно, ожило в моем воображении. И если не все, о чем я напишу, было именно так, то могло быть именно так!
Глава 2
Облава
В науке нет столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих высот, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам.
К. Маркс
- След! - крикнул пограничник, шедший с монахом впереди.
Перед ними виднелось пятно первого на этой высоте снега с четким отпечатком на нем чьей-то босой ноги.
След вместил бы пару горных ботинок. Он был неимоверной ширины, с пальцами на одной линии.
Зоолог и художник подбежали к снежному пятну.
След был один. Дальше шла каменистая тропа, по которой, не зная усталости, поднималась отделившаяся от Памирской экспедиции И. Тацла группа во главе с бородатым зоологом Болотовым, так заросшим по самые глаза, что художник подшучивал, уверяя, что в крайнем случае обещанный портрет гоминоида он сделает с натуры, с зоолога.
Вокруг со всех сторон теснились горы. Синие, как на картинах Рериха, с белыми хребтами.
Особенно впечатляли более близкие скалы с острыми переломами освещенных и затемненных граней. А ближний остроконечный холм с каким-то вроде бы памятником наверху и свалившимися к подножью, как с пирамиды, плитами казался не игрой природы с ее чудесами выветривания, а чем-то рукотворным, но ни с чем не сравнимым. И еще волшебно резкие переходы света и теней, вызывавшие у художника поистине "девичий" восторг и попытки вытащить мольберт, чтобы запечатлеть неправдоподобную мозаику. И только суровая устремленность бородатого Болотова заставляла Вин Виныча, как звали Худницкого, прозванного Болотовым Худ-Худницкий, двигаться вперед.
Предстояло добраться до снежной полосы, где, может быть, окажется цепочка следов загадочного существа.
По словам буддийского монаха, которые с трудом переводил проводник-таджик, существо это не было загадочным, а, по его убеждению, в нем скиталась душа умершего человека, ждущая встречи с тем, в кого можно переселиться.
Все подсмеивались над монахом, но шли за ним.
- Вперед! - скомандовал зоолог. - Судя по отпечатку ступни, примат поднимался, как и мы.
- Если не шел спиной вперед, - заметил художник, щелкая фотоаппаратом.
- Не знаю, кто так движется, - пожал плечами зоолог.
- Говорят, леший. У него будто все навыворот…
- Эка выдумка! - возмутился Болотов. - Вам бы, дорогой Худ-Худницкий, сказки иллюстрировать, а не приматов с натуры писать! Леший! Чай не в лесу мы…
- В лесу понятнее. А чем он здесь питается? Зелень внизу осталась, - заметил художник.
- Монах говорит, ворует съестное, - пояснил проводник. - Мясо - нет. Овощи, хлеб берет.
- Ну и выдумщик этот монах! - отозвался Худницкий. - Скитающаяся душа у него есть просит, овощи ворует!
- Люди в горах йетти крепко не любят, - продолжал проводник. - Вонючий сильно.
- Воняющая душа! Это прелестно! - рассмеялся художник.
Зоолог повел носом:
- А и впрямь! Мне что-то запах чуется.
- И верно, - согласился художник. - Спросим охотника, у него чутье не наше.
Киргиз замыкал шествие и только теперь остановился перед следом:
- Ишь зверь какая вымахала! Однако ружье перезарядить надобно. Жакан нужна будет.
- Ни в коем случае не применять оружие! - запротестовал зоолог. - Наша задача взять его живьем. Это будет бесценная находка для науки!
- Находка? - проворчал охотник. - Ее давай, ищи. - И он остро огляделся вокруг прищуренными глазами на скуластом безбородом лице. - Есть запах. Плохой. Сверху несет.
- Возобновим подъем, - предложил Болотов. Двинулись дальше. Каждый шаг требовал усилий. Гнулись под тяжестью рюкзаков.
За один переход до снега так и не добрались.
Тщетно высматривали отпечатки огромной босой ноги. Девственный снег делал горный пейзаж еще своеобразнее.
- Здесь он, здесь, - говорит проводник. - Монах болтает, что скитающаяся душа его поджидает.
- Присутствовать при переселении душ! Совсем забавно! - заметил художник.
Зоолог был сосредоточенно молчалив.
Казалось, добыча была так близка. И неужели опять неудача, как и со всеми исследователями до него!
Разбили палатку.
Охотник умудрился раздобыть поблизости кое-какого сушняка, хотя, казалось, что здесь ничего не растет.
Вместе с проводником они разжигали костер.
Зоолог открывал консервы.
Пограничник вызвался сварить солдатскую похлебку. Собственно, голубоглазый Алеша Крючков уже не был пограничником, срок службы его кончился, и он мог отправляться домой. Узнав о цели бородатого зоолога, он подсказал Болотову, что задержанный на заставе монах может оказаться полезным в экспедиции, и вызвался сопровождать его.
Монах утверждал, что перешел границу, гонясь за йетти. И сумел убедить молоденького лейтенанта, начальника заставы, что выполняет данный в монастыре обет, и что-то добавлял о том, что "его душа совсем плохой, надо новый".
Перед палаткой монах уселся на камень и вдруг, к великому удивлению остальных, вытащил шахматную доску, вопросительно оглядывая подходивших к нему людей.
- Никак сыграть с кем-нибудь хочет. Так я могу. Зубы об меня обломает, - заявил художник.