Перевалов вздрогнул, замолчал. И только продолжал отрицательно качать головой да ощупывал лицо. Потом засмеялся.
Пастырь удивлённо посмотрел на гомерически хохочущего доктора.
- Вот же дьявол какие шутки шутит! - пояснил хирург, когда отсмеялся. - Да нет, вы не думайте, я в своём уме. Просто поражаюсь, как всё… До чего же любит жизнь закручивать сюжет и сталкивать людей лбами. Даже когда всё валится в бездну и никто никому уже ничего не должен, даже тогда!
- Никто никому, говоришь? - нахмурился Пастырь. - Ничего?
- Да, я виноват перед вами, - покривился док, ощупывая вспухшие и стремительно багровеющие рубцы от удара о решётку. - Не спорю. Если мыслить старыми, отжившими своё, категориями, то я, как бы… В общем, простите меня, Пётр Сергеевич.
- Бог простит, - отозвался варнак.
- Понимаю, - кивнул Перевалов.
- Отжившими, значит?.. Ты, видать, уже на новую жизнь настроился? Нравится здесь?
- Жить можно, - лекарь пожал плечами, покашлял. - Вариантов-то у меня всё равно нет.
- Варианты всегда есть, - возразил Пастырь.
- Ну, это… демагогия, знаете ли. Как там, в городе?
- Врачей очень не хватает.
- У-у… угу… А знаете, кто больше всего пострадал от этой болезни?.. Да-да, врачи и пострадали.
- И давно ты здесь… страдаешь?
- Ну, если я не ошибаюсь, что сейчас октябрь, то уже где-то четвёртый месяц.
- Что ж тебя до сих пор не стрескали, док? Или откармливают?
Перевалов улыбнулся.
- Ребятам нужен врач, - охотно пояснил он. - Сами понимаете. И умный человек, способный помочь и подсказать, им тоже нужен.
- Вот как? Ты, значит, типа ферзь? При хане.
- Вы, Пётр Сергеевич, напрасно так агрессивны. Понимаю, что я вам неприятен, но…
- Ты, лекарь, Вадьку в этой шобле видел? - перебил варнак.
- Вадьку?.. В смысле вашего Вадима?.. Н-нет, - покачал доктор головой. - Нет, не видел.
Что-то в его лице не понравилось Пастырю.
- Темнишь! - сказал он, вглядываясь в лицо сокамерника.
- Да нет, нет, Пётр Сергеевич, не видел, правда, - Перевалов поднялся, отошёл к кровати, уселся, растревожив скрипучие пружины. Достал пачку сигарет, чиркнул спичкой.
- Я же тут не всех знаю, - сказал он, шумно выпуская струйку дыма, не переставая ощупывать лицо. - В медпункт мне надо…
Порылся в прикроватной тумбочке, достал какой-то пузырёк, кусок ваты. Принялся обрабатывать рубцы.
- Я видел лицом к лицу от силы процентов сорок ребят… Хорошие ребята… Не озлобились, не озверели, в отличие от нас, взрослых, - продолжал он, достав из тумбочки зеркало, едва касаясь ваткой пораненной кожи и морщась при каждом прикосновении. - Ох, попортили вы мне фотографию… Ладно, главное, кости целы… А Вадима - нет, не видел… Вы уж меня простите, Пётр Сергеевич, думаю, вы и сами понимаете, что вам лучше приготовиться… с-с-с! больно, зараза!.. что вам лучше приготовиться к худшему.
- К худшему ты сам готовься, - покривился Пастырь.
Перевалов оторвался от своего занятия, бросил на варнака быстрый взгляд, глубоко затянулся.
- А я всегда готов, - усмехнулся он. - Я ж пионер.
- Всем ребятам пример?
- Ага, - хохотнул доктор. - Нет, знаете, правда, Пётр Сергеевич, я за это время, с ребятами, как будто сам помолодел! И что я не пошёл в свое время в педагогический, дурак!
- Дурак, правда, - подтвердил варнак. - Смотрю я на тебя и удивляюсь. Жизнерадостный идиот какой-то, пополам с мазохистом… Что она в тебе нашла?..
Лекарь отбросил тампон, сунул окурок в консервную банку, заменяющую пепельницу. Посмотрел на Пастыря. Усмехнулся.
- Я то же самое про вас думаю, Пётр Сергеевич, - сказал он, критически поглядывая на собеседника. - И что эта удивительная женщина в вас нашла?!
18. Мясник
С Еленой Перевалов сошёлся почти за полгода до того, как всё рухнуло, до прихода в город бандитов, до того, как умер прежний главврач и на его место был назначен он. Познакомился случайно, через своих знакомых, живущих в одном с Еленой подъезде…
Да, да, Олег и Надежда. Волошины, с пятого, да.
Он справлял у них робкий и скучный Новый год - податься было некуда, а одному в своей холостяцкой квартирке, в чахнущем городе, сидеть не хотелось, вот и принял приглашение. У них же была и Елена.
Завертелось всё как-то сразу, быстро и сумбурно. Наверное, так оно и бывает в предвидении возможной скорой смерти, когда люди торопятся отхватить у жизни всё, чего она им недодала. Никаких разговоров о чувствах не было. Он понимал, что она просто тянется к мужскому плечу в трудное время, боится, цепляется за него, хочет ощутить напоследок ещё раз некое подобие простого и тёплого женского счастья. Ему она понравилась сразу, поэтому он не стал упираться - воспользовался её состоянием и старался дать ей взамен как можно больше.
В апреле она забеременела. Он сомневался, что всё вышло случайно - не девочка глупая поди. Она и не стала отрицать, призналась, что пошла на это сознательно.
Зачем? - спрашивал он. Улыбалась только и прятала глаза. Похоже, и сама толком не знала зачем. В панике, в крайне тяжёлых обстоятельствах, в предвидении смерти или больших несчастий люди порой совершают такие поступки, которых от них сроду не ждал никто. Да и сами от себя не ждали. Его попытку предложить аборт пресекла сразу и жёстко.
Он уговаривал её уехать в Полыгаево, где жили его родители, но Елена категорически отказалась.
В мае она отправила Вадима в "Гармонию", в лагерь, что под Сосновкой. Тогда Перевалов перебрался к ней, стали жить вместе. Продолжал ходить на работу, в больницу, хотя её уже дважды пытались взять штурмом, стреляли по ночам в окна, предполагая, видимо, что в палатах лежат больные с "краснухой". Но всех заражённых располагали в подвальных помещениях, спешно организовав там для них койкоместа. Там они и умирали один за другим, практически без присмотра и конечно без всякого лечения. Потому что никто не знал, как и чем их лечить, а врачи и медсёстры отказывались к ним спускаться. Больше всего страдали от налётов обычные больные. Впрочем, таких вскоре почти не осталось - только неходячие да совсем старики; остальные предпочли доболеть или умереть лучше дома, чем в "рассаднике заразы" и с риском получить пулю.
Потом, когда пришли бандиты, все оставшиеся больные, независимо от диагноза, были перебиты. Так же, как и персонал, находившийся на рабочих местах. У Перевалова в тот день, к счастью, был выходной после ночного дежурства. Когда он назавтра пришёл в больницу, всё уже было кончено.
А через два дня за ним явились. Виталий Георгиевич не знал, кто выдал его бандитам, откуда они проведали, где он жил в те дни. Пришли, когда Елены, слава богу, не было дома - она продолжала ходить на работу, да. Сильная была женщина. Хотя и… Хотя и не от мира сего немного. А может быть, в том её сила и заключалась.
- Вы, Пётр Сергеевич, зла на Елену не держите, - помолчав, произнёс Перевалов. - Она всё писем ждала от вас. Говорила, что вы умерли, что никогда больше вас не увидит, что… А сама верила и ждала, я ведь знаю. Женщина не может иначе… А виноват во всём я. Воспользовался.
- Короче, - бросил Пастырь.
В общем, его взяли, - продолжал Перевалов. Сказали, что он поедет с ними - им нужен был врач. Было у них много раненых, ну и на будущее, дескать. Деваться ему было некуда.
С бандитами он доехал до самого Спасска. Спасск оказался зрелищем ещё более ужасным, чем умирающий Михайловск. Там тоже хозяйничали бандиты - местные уголовники и дезертиры из стоявшей поблизости воинской части, организовавшиеся в некое подобие управы. Явившиеся из Михайловска бандюки им не приглянулись, завязалась между ними потасовка. Перевалов воспользовался случаем - сбежал, затерялся в переулках пригорода, засел в подвале старого трёхэтажного дома и не вылезал из него двое суток, дыша миазмами, исходившими от двух полуразложившихся тел и давно загнивших остатков пищи. Потом жажда выгнала его из укрытия и он, одуревший от голода, жажды и свежего воздуха, долго искал дорогу из города, блуждая по смердящим тухлятиной улицам, среди наваленных трупов, которые давно никто не убирал. Михайловску больше повезло - он продержался дольше, а у Спасска, видимо, агония началась значительно раньше.
Сорок с небольшим километров до Михайловска шёл почти пять дней, петляя по полям и рощам, подальше от дорог и деревень. Возле Ясеневки какой-то сумасшедший мужик с двустволкой устроил на него настоящую охоту. То ли с голоду уже помирал и решил полюдоедствовать, то ли просто головой тронулся от обстоятельств. Гнал Перевалова часа четыре, паля то в воздух, то вслед. А потом взял и застрелился. Виталий Георгиевич вернулся к нему, подобрал ружьё с последним оставшимся патроном.
В Михайловск войти так и не сумел. На карьерах встретил передовой отряд "пионеров". Те его взяли. Узнав, что он врач, убивать не стали.