Покинув сверкающие недра лифта, проворный адъютант вытащил из кармана увесистую связку ключей и ловко отпер бронированную дверь, обшитую полированным дубом.
В бесконечной, убегающей вдаль прихожей царили ароматы духов и натурального дерева. Тут из какой-то дальней двери на шум выплыла Лиля. Да-да, его жена Лиля! Хотя… Это была она - и не она. Куда девались болезненная худоба, серая кожа, вечные круги, залегшие под глазами? И что за непотребно-коротюсенький халат она на себя напялила?
Лиля походя равнодушно чмокнула его в щеку (чего не делала лет этак двадцать!) и тут же переключилась на увесистую коробку, которую неутомимый Славик куда-то целенаправленно волок:
- А это что за поклажа?
Из необозримых просторов квартиры донесся приглушенный голос Зоринского адъютанта:
- Фрукты, Лилия Михайловна! Абрикосы, персики и прочий виноград! Денису Викторовичу сегодня прислали. Дары земли из солнечной Аджарии!
Горделиво улыбаясь, Славик вновь возник в коридоре, отразился в бесчисленных зеркалах и распахнул дверь на лестничную площадку:
- Денис Викторович, я до киоска быстренько доскочу - подкуплю новые сканворды. И через пять минут - как штык, у подъезда! - доложил он, прежде чем раствориться за дверью.
Денис потерянно застыл посреди обступающего со всех сторон благолепия. По стенам - коллекция ощетинившихся ритуальных масок, луков, стрел и каких-то еще томагавков. Кинжалы в золотых и серебряных ножнах скрестились на пятнистой шкуре гепарда, свирепо обхватившей очередную дверь… Не дом, а музей, тут и сам себя экспонатом почувствуешь!
Впрочем, последнего ему не позволила жена Лиля. Она вновь материализовалась посреди коридора:
- Ну? И долго ты тут намерен торчать, как памятник? Тоже мне - статуя Командора!
- Статуя Командора как раз не торчала, - машинально поправил Денис. - Она ходила.
- Ну вот и ты ходи! - наставила его благоверная на путь истинный. - Да поживей! Смокинг я тебе уже отутюжила. Он и рубашка - в гостиной на диване.
"Знать бы еще, где эта гостиная! - простонал про себя Зорин. - Вон их сколько, дверей, в коридор проклятущий выходит! По квартирке-то впору на мотоцикле шустрить. А то пехом до сортира можно и не поспеть: оплошаешь по дороге!"
А супруге малодушно заявил:
- Знаешь, что-то я сегодня не в форме. И голова болит. Не надо никакого смокинга: мне бы сейчас на боковую завалиться! Согласно закону Авогадро.
- Да какая там голова?! - возмутилась жена Лиля. - Какая, к богу в рай, боковая?! Тебе же надо к британскому консулу на прием! Брутально!
И, сочтя, что время аргументов истекло, скомандовала железным голосом комбата:
- А ну - переодеваться немедленно!
И тут появилось новое действующее лицо. А скорее даже - действующая морда: наглый бультерьер какой-то линялой масти, словно его долго кипятили в стиральном порошке, а потом еще вымачивали и отбеливали. Развинченной походочкой старой портовой шлюхи зверюга прошествовал к нервно замершему Зорину, ощерился и зарычал утробно.
- Беня, фу! Свои, свои! - властно прикрикнула Лиля.
Нехотя подчиняясь хозяйкиной воле, хамский Беня развернулся и неспешно покинул поле несостоявшейся брани.
Зорин выдохнул застрявший где-то под гортанью воздух и постарался не думать о людоедском звере.
- А где Ленуся? - осведомился он, вдевая тощую волосатую ногу в сверкающую брючину, которая норовила свернуться штопором.
- Пошла к подружке попрощаться. Забыл, что ли, ей улетать через неделю!
Тут мать семейства вздохнула:
- А я вот все думаю. Ну чего нам отправлять ее в этот дурацкий Принстон? Оно, конечно, брутально: Принстон - он и в Африке Принстон. Только уж больно далеко! Пристроил бы ты ее, что ли, в Йельский университет, а? Все-таки - Европа, а не черт знает где за океаном…
Зорин не знал, как пристраивают в Йельский университет. Поэтому он на всякий случай промямлил:
- Да нет, в Принстон все же лучше. Сама же говоришь: Принстон - он и в Африке Принстон!
- Да, кстати, друг любезный! - неожиданно переключилась супруга. - Надеюсь, ты не запамятовал, что завтра сам улетаешь?
- Куда еще? - содрогнулся друг любезный, не прекращая позиционной войны с самозакручивающейся брючиной.
- Ну конечно же! Забыл! Так я и знала! - радостно констатировала Лиля. - Совсем умом ополовинел! Сам же на прошлой неделе рассказывал: культурная миссия, какой-то там гуманитарный симпозиум, на высоком международном уровне! В Куала-Лумпуре.
- В Коала - чего? - переспросил ошеломленный супруг.
- В Куала - того! - отрезала жена.
- Исключается! - неожиданно взбунтовался Зорин. - Никаких Куала-Лумпуров, никаких Коала-Шампуров! Да я и не знаю даже, в какой это стране? На каком материке? На какой, черт возьми, планете?
На какое-то мгновение Лиля смолкла, изумленно созерцая вольнодумствующего мужа. А тот, не встречая сопротивления, развивал "бунт на корабле":
- Лично я лечу на Марс! Там на днях открыли филиал ЦКБ "Аметист", и меня туда командируют проектировать для марсианцев атомные подлодки. Согласно закону Авогадро!
- Марсианцам не нужны подлодки: у них нет морей! - дезавуировала его заявление супруга. - А тебе только подводные лодки и проектировать! Уж у тебя-то они точно под водой окажутся, раз и навсегда. Ты же синуса от косинуса не отличишь, гуманитарий несчастный! В общем, так, марсианец командировочный: про Куала-Лумпур я тебя предупредила. Притаранишь мне оттуда что-нибудь экзотичное.
"Змею бы тебе гремучую притаранить! Анаконду! Сколопендра членистоногого!" - от души посулил (разумеется - про себя) любящий муж. Но тут в мозгах у него опять образовался калейдоскоп. Членистоногие анаконды посреди пересохших марсианских морей клепали атомную субмарину для консула Великобритании, аккредитованного при Йельском университете. Зоринская благоверная, согласно закону Авогадро, летела белоснежным авиалайнером в Куала-Лумпур - поступать там в Принстон, на факультет гремучих змей. А потом, прямо у трапа самолета, какой-то мерзопакостный сколопендр в профессорской мантии сразу же и притаранил ей диплом бакалавра:
- Вот вам, досточтимая госпожа Зорина, наше экзотичное, наше куала-лумпурское.
И, почесав полосатое темя левым усиком, присовокупил:
- Бакалавр - он и в Африке бакалавр! Брутально!
Тут калейдоскоп закружился еще быстрей. И когда какая-то гремучая гадина, обряженная в коротюсенький шелковый халат, начала обвивать Зорина, требуя, чтобы он сделал ей татуировку "Беатриче", измочаленный Лилин муж грохнулся без чувств на дорогой ковер ручной работы.
Глава шестая
Судьба с чужого плеча
Из Куала-Лумпура на родные невские берега Зорин вернулся вымотанным вконец. Программа гуманитарного визита временами напоминала бред шизофреника. Вот "доктор Зорин" торжественно открывает Конгресс друзей стоклеточных шашек, вот он выступает с докладом о контрацептивах грядущего столетия, вот обсуждает проблемы борьбы с русской мафией на Малых Антильских островах…
Ну а что творилось в перерывах между всеми этими докладами, брифингами, семинарами!
Темпераментная аргентинка, ухватив его за отворот пиджака, требует незамедлительно создать в России мужское крыло Всемирной лиги феминисток.
- Si, signora! - улыбается дипломатичный синьор Зорин. - Мужчины-феминисты - это то, чего ждет от нас завтрашний день цивилизации! Вот вам моя визитная карточка. По возвращении в Петербург буду с нетерпением ждать вашего звонка! Привет от меня всем аргентинским феминистам!
Стареющий хиппи, тряся крашеными патлами, негодует:
- До коих пор ваше правительство будет изнурять русский народ запретом на однополые браки? Это же духовный геноцид, сегрегация по половому признаку!
- Certainly! This problem is very important! - Зорин трагически сводит брови к переносице. - Русский народ воистину изнывает в ярме сексуальных запретов. Давайте созвонимся, чтобы обсудить этот актуальнейший вопрос не на ходу. Оставляю вам, мой однополый друг, свою визитную карточку. Стальным бастионом встанем на пути у половой сегрегации!
Отвязавшись от перезрелого хиппи, Зорин попадает в объятия плешивого очкарика, который его тут же включает в комиссию по пропаганде сонетов Микеланджело. Зорин, не глядя, сует ему глянцевую визитку:
- Звони, приятель! Микеланджело - моя слабость!
Особенно доставал Зорина один рехнутый гений из Нидерландов. Гений самым крамольным образом нарушал благочиние окружающих его строгих костюмов и белоснежных сорочек с неброскими галстуками. Он носился по кулуарам заседаний в бесформенной хламиде - чем-то среднем между безгрешной толстовкой и тогой пресыщенного римского патриция, наперсника разврата.
И носился вполне бессистемно, пока не прознал, что в симпозиуме участвует посланец России. А прознав, мертвой хваткой вцепился в несчастного "московита". Голландец требовал, ни много, ни мало, организовать ему часовой доклад на президиуме Российской Академии наук.