Истошный и переполненный отчаяньем визг, раздавшийся в следующую минуту, был столь пронзителен, что все басурмане схватились за головы, закрывая едва не лопнувшие глаза и зажимая ладонями уши. У воинов стоявших ближе всего к шаманке, носом хлынула кровь, а у многих помутилось сознание. А лошади и вовсе взбесились… Часть понесла, другие взвились на дыбы, сбрасывая всадников, а еще часть - совершенно взбесившись, хватала зубами все, до чего могла дотянуться. При этом, мощные лошадиные челюсти, в основном, сжимались на бока сородичей и ногах ордынцев.
Во всем этом бедламе уже никому не было дела до чего-либо иного, кроме спасения собственной жизни. Сотня ордынцев в мгновение ока превратилась в неуправляемую отару испуганных, жмущихся друг к дружке овец, вокруг которой неспешно кружит волчья стая. И ошалевшие от крови волки могли теперь свободно вырезать всех подряд или на выбор…
- Вражья сила! Предупреждать же надо, чародеи недоученные… - выдохнул в следующее мгновение Василий Орлов и тут же заорал: - Хватай ее, Степан! Быстрее! Не спи!
- Как?
- Нежно!
Куница открыл глаза и увидел, что его товарищи, пытаются удержать отчаянно брыкающуюся басурманскую шаманку, перенесенную сюда силой его завершающего желания.
- Да за руки, за руки держи, а не за горло!
- Сила Господня! - брезгливо морщился Небаба. - Ее лохмотья издают такую вонь, что притронутся противно!
- Ну, так сделай с ними что-нибудь! Трудно тебе, что ли?
- Спасибо, что напомнил, Василий. Сейчас… - Степан о невнятно забормотал, и в следующую минуту, от пронзительного писка, который издала шаманка, у Куницы заложило уши, а пробегавший мимо, упырь шарахнулся в сторону.
- Нашел время веселится… бесстыдник! - нервно хохотнул опричник, с некоторым удивлением, но не без удовольствия еще крепче прижимая к себе, извивающуюся в его руках, совершенно голую девицу. На шаманке не осталось ничего, кроме ее собственных, неопределенного цвета и сбитых в жуткий колтун, волос.
- Выбросить всегда проще, чем очистить… - отмел упрек товарища Небаба, - Хоть обычным способом, хоть чародейским… - Степан пристальным взглядом окинул пленницу, высматривая припрятанные амулеты. Но заклятие сработало отменно - на девице не осталось даже нитки, словно только что уродилась. - Сам-то чего уставился? Нравится, небось, а?
- Странное дело, - потер задумчиво переносицу опричник. - Сколько на свете живу, всегда думал: раз шаманка - значит, карга старая. А тут такая птичка-невеличка. Девчонка совсем… Отмыть, причесать - и хоть замуж бери… Ей, а ты чего кушак распускаешь?
- Не надо! Пожалуйста, не надо!.. - взвизгнула девчонка, испуганно таращась на здоровяка и непроизвольно, ища защиту, прижимаясь к Василию.
- Руки свяжем… - буркнул тот. - Или ты всю жизнь собираешься ее удерживать?
- Развлекаетесь? - с легкой насмешкой поинтересовался, неслышно возникший рядом староста Выселок.
- А тебе что? - тут же окрысился Степан, похоже, надолго, если не навсегда невзлюбивший упырей.
- Мне? - переспросил и пожал плечами тот. - Да сколько угодно. Дело молодое, житейское… И право победителя, обратно же никто не отрицает… Я бы и сам не прочь тряхнуть стариной.
- Да не собирались мы… - отмахнулся Куница, невольно потупившись. А ведь прав был упырь. Мыслишка-то шаловливая и паскудная, от созерцания стройного девичьего тела, мелькнула. Еще как мелькнула… - С чего ты взял, охальник старый?
- Ага, - понимающе кивнул тот, пряча усмешку в широкую ладонь, оглаживая бороду. - Это вы девку догола раздели, а чтоб сподручней было с ней о хорошей погоде разговаривать, заодно и руки связали… Мало ли - вдруг не согласиться, дождь накличет? Бывает. Я лишь хотел заметить, что если вы решили таким приятным способом лишить ее колдовского могущества и обезвредить, то, вопреки устойчивому заблуждению отцов вашей церкви, непорочность и чародейская сила никоим образом промеж собой не связаны. И кроме потехи, иной пользы, от надругательства, вам не будет…
- Не надо, атаман… Пожалуйста… - взмолилась шаманка, глядя на Куницу.
Из всего разговора, и того, что старый упырь хоть и с подковыркой, но вполне уважительно обращался к молодому казаку, она сообразила, что именно Тарас главный в этой компании. - Не разрешай своим воинам меня обижать…
- Ишь ты, - восхитился Степан. - Как по-нашему щебечет, красотка заморская. Где только научилась?
- Матушка моя из этих сторон… - торопливо объяснила та. - В полон взяли… Так я и родилась. Она здешнему говору и обучила…
- То-то я гляжу, не похожа ты на степнячку… - хмыкнул Василий. - Басурманские девки, обычно, смуглы, костлявы, как тарань, да чернобровы, а наша пленница - телом бела, ребрами не светит и светловолоса… будет. - А потом поинтересовался, как бы между прочим. - И какая нашему атаману с того польза, чудо заморское? Ну, если он тебя от наших гадких помыслов убережет? Повалять по травке не даст?
- Верной рабой стану! Своим погребальным костром в том клянусь… - неожиданно горячо заговорила шаманка. - Атаман - сильный чародей! Он не только меня, он - самого духа огня победил! Такому служить не зазорно!
- Товарищи мы все… - зачем-то стал объяснять Тарас.
- А девица, похоже, не шутит, господин ведун, то бишь - пан атаман… - заметил вкрадчиво деревенский староста. - Сильнее клятвы не придумать. У басурман с погребением строго. И хоть конь кобыле не товарищ, а - гм, брат… я б не стал, вот так, сходу, отмахиваться от ее присяги… Тех, длинноволосых, которые только для услады, кругом хоть пруд пруди, а - с умом и пониманием, на базаре не купишь…
- Вот заладил, старый хрыч, - насупился Тарас. - Сколько можно? Сам-то оторви глаза от ее голого зада, а то уже ни о чем другом, кроме как о блуде, и думать не можешь. Запамятовал, как сам просил защитить от ее чар? Ну, а что раздели девку впопыхах, так в бою всякое случается… Кольчуга да панцирь - и то, иной раз, с плеч слетают. Сабля, она не спрашивает: по рубахе или по кушаку лезвием черкнула? Только спроси, тебе любой казак расскажет: как без портов не только из постели чужой жены убегать приходилось, но также с врагом рубится, левой рукой порты удерживая… Кстати, знаешь, почему в шароварах такая широкая мотня? А чтоб, когда они на сапоги сползут, бегать не мешали и шаг не укорачивали…
- Уел, уел старика… - незлобиво усмехнулся упырь. - Прав ты, атаман… Всякая тварь Божья слаба своими желаниями. И в самом деле жалко мне стало, что такой лакомый кусок из рук ускользает. Но не по той причине, что ты, по молодости лет и мужскому обыкновению, подумал. Не забывай, я хоть и похож на вас внешним обликом, а все ж - не человек. Просто, в молодой девке силы больше всего. И отдает она ее щедро, не скупясь… Это не воин, который до остатка, до последнего вздоха за жизнь цепляется… Чего лукавить: захотелось шаманку себе оставить. Уж она б, ласковая, мне годков двадцать, не меньше, сбросила… Но, коль девка обет верности тебе дала - то даже уговаривать не стану. Поверь старику: в дальней, да опасной дороге иной раз и кривая клюка подспорье…
- Слушай, старый… - подошел ближе к упырю Василий. - Чего это ты так упорно нам ее навязываешь? Уж не решил ли рассчитаться, пойманной нами же, девицей за оказанную деревне помощь?
- Ах, да… Хорошо, что напомнил, опричник… - посерьезнел староста и низко поклонился всем троим. - Благодарствуем, вам. И пусть Правь не посчитает этот ваш поступок за смертный грех. Врага убивать всякому позволено. А что до платы, то нет у нас ни злата, ни каменьев дорогих. Сами понимаете - мертвым они без надобности. Вот и не храним, не копим…
- Ага, примерно чего-то такого и следовало ожидать… - покивал Орлов. - Что люди, что нелюди - всяк норовит в рай на чужом горбу въехать.
- Это верно. Иной норовит еще и усесться поудобнее, да кнутом подгоняет… - не обиделся староста и продолжил, как ни в чем не бывало. - Моя плата будет ценнее. Я дам совет…
- Угу, - теперь уже не удержался от язвительного тона и Небаба, продолжая крепко держать притихший предмет обсуждения. - Как известно: ничто не стоит так дешево и не оплачивается столь дорого, как добрые советы…
- Совет? - переспросил Куница. - А какой?
- Тебе лучше знать… - пожал плечами староста, засовывая большие пальцы за кушак и покачиваясь с носка на пятку, показывая всем своим видом, что готов рассчитаться хоть сейчас. - Но не спеши, господин казак… Дорога ложка к обеду. Когда придет время, и ты поймешь, что не знаешь: как быть - вспомни мои слова и приходи в гости. Вот тогда и поговорим. Кто знает - может и не пустой разговор получиться…
- Хорошо.
Может, кому-то другому, вся эта таинственность и не слишком понравилась бы, но Тарасу, с детских лет приученному отцом, что настоящий казак больше молчит и слушает, нежели спрашивает, а также к постоянным полунамекам и прочей таинственности, окружавшей покойную Аглаю Лукиничну, слова упыря не показались странными. Более того, Куница догадался, что подобное обещание, в устах нечисти, значит гораздо больше, нежели можно судить с первого раза.
- Вот и ладушки, - усмехнулся тот, с некоторым сожалением в последний раз ощупывая взглядом плененную басурманку. - Ну, вы тут развлекайтесь, как считаете нужным, а я к своим… А то, чего доброго - за разговорами - голодным останусь… - и прибавил, как бы извиняясь. - Слишком долго мы сдерживались… Теперь не остановить. Если сам не озабочусь - все, до последней крошки подберут… Даже хромой лошади не оставят.
От упоминания о той страшной судьбе, что упыри, не без их помощи уготовили побежденным, Куница вздрогнул и помрачнел еще больше.
- Как хотите, хлопцы, но я тут более задерживаться не намерен… Вроде - басурмане наши враги заклятые, а все ж - не по-людски, как-то… Муторно на душе.