Оружие не такое страшное, как секира норманнская или классическая рыцарская, но тоже весьма опасное в умелых руках.
- Нет-нет, не надо!!! - завопил Гавейн, увидев подкрадывающегося к похохатывающему стражнику товарища.
Но франк не обратил внимания на этот крик, вернее всецело отнес его на свой счет.
- Надо, Тео, надо, - и занес ногу для нового пинка.
А уже через пару секунд с топором в черепе рухнул на доски пристани, окрасив их смоляную черноту кровью.
- Что ты наделал, идиот! - завопил Гавейн, вскакивая. - Зачем ты его убил?! Нам же теперь…
- Будет знать, как поднимать руку на потомка Цицерона! - зло процедил Парсифаль, пнув труп щегольским сапогом.
- Люди, что же это делается?! Люди, убивают! Человека убили! - заорал кто-то.
Обернувшись на крик, приятели увидели сидящего в лодчонке старика, метрах в пятнадцати от причала мирно удившего рыбу.
Вырвав топор из мертвого тела, Парсифаль метнул его в невольного свидетеля их преступления, но промахнулся на какую-то ладонь. Оружие, булькнув, скрылось под водой.
Разъяренный рыцарь приготовился прыгнуть в море, чтобы вплавь добраться до деда и ликвидировать свидетеля, так сказать, на корню.
- Ты, болван, что делаешь?! - завопил Гавейн благим матом. - Надо бежать! Бежим!!
И они оба рванули куда глаза глядят.
Гавейн бежал быстрее лани.
Быстрее, чем кролик от беркута. Быстрее, наверное, чем олимпийский чемпион - тому наградой был жалкий лавровый венок, а ему, Гавейну, его драгоценная, единственная и горячо любимая жизнь.
Он пролетел через корабельное кладбище, перепрыгивая шпангоуты и еще не растасканные аборигенами на топливо бимсы. Он обогнул пересохший фонтан у выхода из порта, увернулся от нагруженного корзинами грузчика, чуть не сбив того наземь, и нырнул в узкий переулок.
Остатками разума или, может, чутьем преследуемого он понимал, что только быстрота может его спасти. Где отстал и куда подевался Парсифаль - здоровяк и не заметил.
Не чуя под собою ног, летел Гавейн по лабиринтам старых переулков, пока не уперся в глухую стену.
Пару раз ударил в нее кулаками, словно пытаясь пробить дорогу наружу, а потом зарыдал, опустившись наземь.
Все пропало! Все пропало! Из-за этого белобрысого урода, этого германского дикаря! Из-за его дурацкой секиры!
А главное - из-за осла!
Теперь уже и Гавейну стало казаться, что он и сам видел проклятое животное на борту "Октавии".
Делать было нечего. Нужно связываться с командованием - только Ланселат или сам Арторий могли ему помочь
Шепча слова самых страшных проклятий и ругательств, Гавейн извлек из потайного кармашка заветный амулет - одну из тех полезных штук, которыми их снабдил Мерланиус. Чертыхаясь, разбил о камень стены предохранительную крышечку слоновой кости.
- Командор, вы меня слышите? Вызывает Гавейн! Как слышите меня?! Гавейн вызывает командора Ланселата…
- Так, так, пане Борута! - гоготал Будря, дружески тыкая лесного князя кулаком под ребра. - Бей меня Перкунас своими молниями!
Старый воин блаженствовал.
Наконец-то можно хоть немного расслабиться.
Самую малость.
Не хватаясь то и дело за боевой фамильный меч, не вздрагивая от каждого подозрительного скрипа и шороха, не прислушиваясь к невнятным всхлипам юного подопечного, одолеваемого ночным кошмаром.
Сидеть вот так за столиком, уставленным яствами и бутылками с добрым вином. Слушать соленые шутки и прибаутки козлорогого похабника.
- Тише, тише, пан, - шикал на него рыжий бес. - Детвору разбудишь. Пусть отдохнут, сердешные. Умаялись, чай, от ворогов лютых бегаючи.
- Да уж, - нахмурился лех. - Цо есть, то есть. Бедные дети!
Покусал ус и вдруг разразился проклятиями:
- Цоб мне больше не увидеть своего маетка! Пусть пан Мудря присоединит Большое Дупло к своим паршивым Козлиным Кучкам! Когда же все это закончится?!
- Как Темного Бога побьют…
- Ага, - покивал головой пан. - Или он нас.
На палубу вышел позевывающий Стир.
- Что, поэт, аль не спится? - обратился к нему, хитро прищурив желтое око, леший. - Может, налить?
- Ой, да ну его, это вино. И без него голова кругом идет.
Быстро перебирая ногами, длинноухий устремился к борту и начал блевать.
- Совсем как мой ясный пан круль, - вздохнул Будря. - Тот також качку не переносит. Еле заснул. Спасибо тебе за зелье. Помогло.
- Не на чем - помахал рукой его собутыльник. - Мы, лесные князья то есть, каждую травку знаем и ведаем, какой от нее прок аль беда человекам приключиться может. Вот и пользуем помалеху. Ежели, конечно, свой лик людям казать изволим, - добавил он.
- А цо, не любите нас?
- Не то чтобы совсем не любим. Но опасаемси. Зане как от вас многие порухи и безобразия нашему брату, лесным князьям то есть, терпеть приходится…
- Эгей, болезный, - повернулся леший к борту. - Тебе не пособить?
- Буль-буль, - ответил несчастный стихотворец.
- И вот чего никак в толк взять не могу, - продолжил козлорогий, послав пару мелких синих молний Стиру в хвост. - Отчего так: к своей домашней нелюди, ну ларам там, пенатам, домовым по-нашенски, вы вполне терпимо относитесь, а вот тех, кои в лесах да на воде живут, "чужими" зовете-величаете…
- Ну я, положим, не такой, - неуверенно почесал затылок Будря.
- Ведаю. Потому и не брезгую с тобой хлеб-соль делить. И парнишечка твой такой же, как и ты. Но Силы у него… Как у молодого бычка. Поостеречься бы надо. Не ровен час, не сумеет совладать.
Промочил горло.
- А наши девахи? Та, что потише да поскромнее, еще ничего. А вот сестрица ейная… Ох и язва же, ох и язва моровая. Ничего, пройдет дурость-то. Перебесятся. Но обе тоже Силой меченные. Не такой, как мальчонка, не тутошней, но тоже могутной.
- Як то так? - заинтересовался бравый вояка.
Леший отмахнулся:
- Тебе не понять, не суши голову.
Видя, что Будря насупился, словно грозовая туча, рыжий толстяк поспешил исправить свою оплошность.
- Их Сила рождена не на Гебе…
Глаза старого леха начали выкатываться:
- Бей меня Перкунас своими молниями!
- Не поминай всуе, - посоветовал леший. - А то ведь надоест старику, да стрельнет в тебя - костей не соберешь.
Будря с опаской уставился в безоблачное небо, не замечая довольной мины собеседника. Однако лех не собирался сдаваться.
- Слухай, пане, - снова приступил с расспросами царский телохранитель. - А коли не в нашем, то где? На Луне, что ли?
- Почему на Селене? Хотя…
- Яичница! - негромко вскрикнул Стир.
- О, наш артист опамятовел! - обрадовался леший. - Взалкал ужо!
- Слухай, пане, - тем временем вышел из ступора царский телохранитель. - А цо то ты мувил, цо Сила паненок не на Гебе уродзона? То где еще? На Селене?
- Почто на Селене? Хотя…
- Глазунья! - снова забормотал стихотворец. - Огромная-преогромная!
- Пан Стир, иди до нас. Тутай и яичница есть, и окорок, и доброе винко!
- Да нет! - нетерпеливо стукнул копытом о палубу длинноухий. - Я говорю, что яичница там, за бортом!
- Тьфу! - сплюнул в сердцах Будря. - Перечаровал ты, пане леший. Не туда свои молнии кинул!
- Ой, что это?! - не унимался Стир Максимус. - Гигантский глаз!
Вояке и козлорогому надоело это представление. Они живо поднялись и, нетрезво пошатываясь, направились к бредившему ослу с недвусмысленными намерениями унять его силой. Но едва подошли к борту, как весь их хмель словно рукой сняло.
Потому как из темной бездны на них пялилось… исполинское ОКО.
Оно и впрямь напоминало колоссальную яичницу-глазунью. С той лишь разницей, что желток не застыл в пропеченном белке, а медленно вращался по окружности.
- Цо то есть? - выдавил из себя помертвевший Будря.
- Не знаю, - также шепотом ответствовал леший. - Как бы не кракен-батюшка.
- Кр-кр-крак-кен? - заволновался Стир.
- Не каркай, будто ты не осел, а ворона! Нужно будить малышню. Без нее, коли что, не управимся.
На шум выскочил капитан.
- Что стряслось? - протирая заспанные глаза, поинтересовался он. - И что ваша животина делает на палубе?
- Пасусь! - вызывающе ответил поэт, повергнув моряка в священный ужас.
- Ты вот чего, паря! - хлопнул капитана пару-тройку раз по щекам козлорогий. - Не время щас на говорящих ослов пялиться. И не такое на белом свете бывает. Глянь-кась вон туды.
Ткнул пальцем в море за бортом. Капитан посмотрел… И кулем осел на палубу, потеряв сознание.
Рядышком за компанию прилег обеспамятовавший от потрясений Стир.
- Что морской волк, что осел длинноухий - все едино! - покачал головой лесной князь.
- Как, дева-воин, - обратился он к появившейся на палубе Орландине, - не желаешь ли и ты к ним присуседиться?
Амазонка нахмурилась. Этот косматый толстяк не переставал вызывать у нее глухое раздражение.
- Может мне кто-нибудь внятно объяснить, что здесь происходит?
- Пан Борута мувит, цо то може быть кракен, - поведал о грозящей напасти Будря.
Орландина перегнулась через борт.
- Хм, вполне возможно.
- Кракены об эту пору года обычно спокойные, - раздался у нее за плечом звонкий мальчишеский голос.
- Да и вообще на людей они редко нападают, - поддержала Кара всезнайка Орланда.
- Так, вижу все в сборе, - констатировала прознатчица, обозрев столпившихся у борта путешественников.
Стир с капитаном, уже пришедшие в себя, стояли чуть поодаль от других.