- Нина, Лоредожеродд убил мою мать! - разъярился Каварли. - Не руками холуёв - сам. Очень жестоко убил, на обряде отрешённого волшебства. Отец едва с ума не сошёл от горя. Они очень любили друг друга. Но у меня хватает ума понять ценность вашей сделки! Не будь её, не было бы и разоблачения ануновой лжи. За это я согласен отказаться от мести. Согласен простить даже Отрицателя… Пусть проваливает куда хочет живым и здоровым. Отец тоже говорит, что ты поступила правильно, что теперь мамина смерть может считаться гибелью в бою. Есть такое понятие - разведка боем. Мама была воином. Старейшины Ассамблеи эстрансангов думают также. Маму вписали в воинский поминальник как твоего бойца, Хорса. - Каварди тщетно пытался успокоиться. - А этот… Этот остроухий осёл… Извини, Элунэль.
- Слово "осёл" в качестве ругательства, - ответил хелефайя, - считается у нашего народа самым грязным и жестоким оскорблением. Но применительно к Миденвену этот эпитет совершенно верен.
- Прекратите! - оборвала я. - Вы даже не представляете, насколько Миденвен прав. Правы и старейшины кейларов, считая смерть жертв Лоредожеродда воинской гибелью. Остальные ошибаются.
- Ты знаешь наше истинное имя? - подскочил Каварли.
- Ты считаешь себя больше эстрансангом, чем гномом? - заинтересовался Элунэль.
Каварли сел, отвернулся.
- Моя мать кейлара. Я рос кейларом ровно той же степени, что и гномом. Мне одинаково близки оба народа, и я не хочу отказываться ни от одной из половин своей души. Отец меня понимает, дед со стороны матери тоже, но никому другому я об этом сказать не могу.
Элунэль пожал ему руку.
- Мне об этом ты можешь сказать всегда.
Каварли кивнул, ответил на пожатие.
Я накрыла их руки ладонью.
- Всё плохое когда-нибудь заканчивается. Даже деление на касты.
Каварли грустно улыбнулся, а Элунэль сказал:
- Я поеду с тобой в Прагу.
- Но… - начала было я.
- Нет, - покачал он головой. - Никаких "но". Всевладыка меня отпустил. Сказал, ему будет спокойнее, если найдётся, кому за тобой присмотреть. Он боится за тебя не меньше моего.
- Зря. Я какой-никакой, а боевой офицер и волшебница высшего посвящения. Я сумею себя защитить. Да и не только себя.
- И всё же я поеду с тобой, - твёрдо сказал Элунэль.
- Так я и не возражаю.
- Вот и отлично. - Тут Элунэль улыбнулся, шкодно стрельнул глазами и снял с пояса мобильник. - Удивим волшебный мир?
- Давай, - согласилась я. - Арзен?
Гном кивнул. Элунэль включил плеер, и кафе заполнила Сашкина песня:
Стал мерой закона топор
И жарко пылает костёр, -
В нём люди и книги горят
За то, что признать не хотят
Власть глупой злодейки-судьбы,
Не шлют ей дары и мольбы.
Но рано победу трубить -
Свободу судьбе не сгубить.
Из пепла сгоревших сердец
Мы строим надежды дворец.
Трусливым словам вопреки
Как жизнь его стены крепки.
Цементом нам будет любовь,
Решению не прекословь -
Нет лучше связующих сил
Для тех, кто себя не забыл.
Ни сталь, ни огонь не кляня,
Затянет все раны Земля,
Дождём и весенней травой
Докажет нам мир - он живой.
В потайницах знают, что где-то в большом мире волшебная речь - обычный язык обычных людей, один из множества других столь же обыкновенных. Что на этом языке говорят о мелких бытовых делах, сплетничают и шутят. Но это абстрактное знание. В потайницах любое слово, произнесённое на русском языке, неизбежно воспринимается как волшебство. Тем более волшебными кажутся слова, сплетённые в песню талантливым бардом, насыщенные его душевной силой и жаром.
Посетители кафе - стихийники среднекастового статуса, маги и оборотни младших рангов, которых за пьянку и разгильдяйство перевели с шестой ступени на пятую - смотрели на нас с опасливой настороженностью. Люди не понимали, что за волшебство мы сотворили и зачем.
Элунэль быстрым движением убрал телефон, уши виновато дрогнули. Каварли попытался выдавить вежливо-нейтральную улыбку, заверить, что ничего особенного не произошло.
Я встала, обвела зал неторопливым наказательским взглядом, за которым всегда следовала команда: "Никому не двигаться! К проверке аур приготовиться! При неподчинении стреляем на поражение". Люди поднимались со стульев, замирали в ожидании приказа.
Любого приказа.
Но сказала я совершенно иное:
- Это действительно было волшебство, - спокойно и размеренно произнесла я по-русски. - Человеческое волшебство. А что оно вам принесёт, каждый будет решать самостоятельно. Так что соображайте побыстрее, что вам нужно на самом деле. Времени у вас пять минут.
Я со строевой четкостью развернулась через левое плечо и пошла к двери. Элунэль и Каварли за мной.
- Почему пять минут? - спросил Каварли на улице.
- А почему нет? Срок как срок. Не знаю. Ляпнула, что первое в голову пришло. Главное - все поверили.
Каварли только головой покачал.
- Волшебный мир начинает думать, - сказал Элунэль. - Пусть и по пять минут в год. Для нас это уже достижение.
Каварли тихо рассмеялся.
- Не только думать, но и действовать. Принятие решения, это знаешь ли, поступок серьёзный. И не лёгкий.
У Элунэля оттопырились кончики ушей, мочки приподнялись. Сегодняшний день он считал удачным.
"- 1"
Из-за наплыва троедворцев гостиница в Праге стоила намного дешевле точно такой же в Чарне. Строго говоря, это даже не гостиница, а так - ночлежка с удобствами в конце коридора, явно переделана из бывшего малосемейного общежития. Но нам с Егором сгодится, бывало жильё и похуже.
В дверь постучали. Пришёл Миденвен. Я молча посторонилась, пропуская его в комнату. Едва закрылась дверь, хелефайя сбросил личину. Верхушки ушей дёрнулись и отвернулись к затылку.
- Я… Мне надо с тобой поговорить.
- Садись, - кивнула я на стул.
Он немного помялся и спросил:
- У Поликарпова и Беркутовой любовная связь?
- Не думаю, - ответила я. - Не похоже.
- У Джакомо с Беркутовой тоже ничего нет. И… - хелефайя запнулся, - …с Поликарповым.
Я посмотрела на него с недоумением. Придёт же в голову эдакий вздор - заподозрить совершенно нормального парня в гомосексуализме.
- Они все трое стали очень близки, - пояснил Миденвен. - Почти с первого дня знакомства.
- Вполне естественно, - ответила я. - Они чаротворцы-обратники, думают и чувствуют на одной волне. Джакомо пока не хватает умений и опыта, но он быстро учится.
- Однако любовных отношений у них нет, - повторил Миденвен так, будто ему это крайне не нравилось. Хелефайя немного помолчал и спросил: - Хорса, это правда, что в рабочих тройках, при всей нежности, внимании и любви друг к другу сотройчан, сексуальных связей никогда не бывает?
- Да. Сам принцип взаимодействия волшебнической тройки исключает… - Я осеклась.
- Магиня, оборотень, человек, - перечислил Миденвен. - В половине случаев сотройчане долго притираются друг к другу, но зачастую бывает, когда связь возникает мгновенно. Тройка - это всегда симбиоты, они связаны крепче сиамских близнецов. Хорса, что бывает, когда тройка распадается?
Меня бросило в дрожь. Распад тройки, когда погибал один из её членов, нередко заканчивался самоубийством двух оставшихся, особенно если у них не было семьи и детей. Способ реабилитации в таких случаях психологи придумали быстро, но смертей было слишком много даже по военным меркам. К счастью, у Джакомо есть Тлейга, у Ильдана - Сашка. Зато Люся одна.
В Троедворе Джакомо, а тем более - Ильдану и Люсе, теперь дороги нет. Уже готовую, спаянную рабочую тройку тёмная-сумеречный-светлый Люцин уничтожит, едва они пересекут границу, и чаротворство с обратной магией не поможет. Такое однозначное и непреложное доказательство единства первооснов, которые в Троедворье противопоставляют, слишком опасно для власти директора, потому что держится она исключительно на войне.
- Вампирский съезд закончится через три дня, - сказал Миденвен. - Хорса, что будет с Джакомо, когда развалится тройка? Что будет с твоими друзьями - Поликарповым и Беркутовой?
- Им надо срочно получить гражданство Пражании, - сказала я. - Сразу от трёх чаротворцев-обратников её архонт не откажется, и плевать ему будет на Люцина. В Альянс Поликарпова и Беркутову не примут, Брокко знает, что будет, если в присутствии оборотня и мага такого вошебнического уровня и боевой подготовки кто-то назовёт их сотройчанина обезьянышем. А с альянсовскими порядками такое неизбежно. Так что Пражания - единственное приемлемое решение.
- Нет, - покачал головой Миденвен. - Не получится. До сих пор у Поликарпова и Беркутовой была цель, идея. А в Пражании им придётся жить просто так. Они не смогут, а Джакомо в полной мере разделит все их муки. Нет, Хорса, в его жизни и так было слишком много боли.
- В таком случае, - отрезала я, - ради Джакомо им придётся придумать себе новую цель и новую идею. Не беспокойся, они сумеют.
Миденвен покачал головой.
- Ты с такой лёгкостью разбиваешь мир, в котором люди жили до встречи с тобой.
- Это не я, а сила обстоятельств, порождённая естественным ходом событий.