То, что один из кумиров оказался обычным мелким хамом, да ещё и замешанным в одно из самых тяжких преступлений, причиняло Джакомо немалую душевную боль. Несмотря ни на что, хелефайя нравился ему безмерно только одним тем, что он - хелефайя, часть Дивного Народа, живое воплощение красивых легенд и сказок. Джакомо с радостью ухватился за малейшую возможность оправдать ушастика.
- Пойдём, - поднялась я со скамейки, - надо обработать записи.
- Как ты собираешься это делать?
- Посредством ноутбука и специальных программных дисков, которые остались со времён Троедворья. Друзья привезли кое-какие вещи из дома.
- Понятно, - кивнул Джакомо. - А где ты аккумуляторы подзаряжаешь? На основицу каждый раз не набегаешься.
- В некоторых домах Рема есть и электричество, и нормальная канализация.
- Нина, - медленно проговорил Джакомо, - а зачем в Величайшей из битв нужны такие провокации? Зачем эта грязь?
- Затем, что любая битва - это война, а на войне требуется только одно - уничтожить противника с наименьшими затратами собственных сил. О морали там и не вспоминают. Во всяком случае, на такой бессмысленной и бесцельной войне, как троедворская.
- Странно слышать такое от воина.
- Я не воин, я палач.
Джакомо поёжился, глянул недоверчиво. Я достала сотовый телефон, переключила в режим плеера.
- Думаю, один мой друг объяснит тебе всё гораздо лучше. Он истинный воин - добрый, честный и справедливый. Переводной подсилок у тебя ещё не кончился?
- Нет, а зачем тебе?
- Затем, что песня на русском.
Джакомо достал из кармана рубашки талисман, который купил по моему настоянию у кого-то из заезжих троедворцев, активировал. Я включила песню.
Как плетью ударили вести:
В том поезде едет груз двести.
За гибель геройскую плата -
Лишь циферкой сделать солдата.По лужам кровавым путь к небу -
Так правдой становится небыль.
Спросить я хочу в час расплаты:
"За что умирают солдаты?".
Уходят на небо мальчишки,
Что верили в добрые книжки.
За то, что любить мир умели,
В свинцовом огне мы сгорели.Всё это не сплетни, а вести:
В том поезде едет груз двести.
За гибель геройскую плата -
Лишь циферкой сделать солдата.За чьи-то безумные игры
Друг друга мы рвём словно тигры.
Теряя себя в пустословье,
Мы случку назвали любовью.
Потеряна вера и верность,
Напрасно растрачена смелость.
И в битве без цели и смысла
Людей превращаем мы в числа.Правдивы печальные вести,
В том поезде едет груз двести.
За гибель геройскую плата -
Лишь циферкой сделать солдата.
Я выключила плеер и прицепила трубу на пояс. Джакомо посмотрел на меня с испугом. Каким бы плохим ни был перевод, основную мысль донести сумел. А чувства в любой Сашкиной песне через край хлещут.
Молчать было неловко, сказать нечего, и Джакомо проговорил с запинкой, кивнув на мобильник:
- Мощная игрушка, навороченная. И дорогая.
- Трофейный, - ответила я. - Выдали, когда Люцин командором назначил, а конфисковать не успели.
- Понятно. Пойдём?
Ответить я не успела - в кустах за скамейкой зашуршал ветками подглядчик. Шорох почти неслышный, но мне и этого хватило, мускулы отреагировали вперёд рассудка. Я прыгнула через скамейку и ветки, бросила подглядчика на колени, зажала в жёстком захвате и приставила к горлу его же нож. Чуть трепыхнётся, и говорить с ним будут уже некромансенры.
- Нина, нет! - испуганно вскрикнул Джакомо. - Это Перворождённый!
- Ещё одна сотая секунды и он был бы трупом, - зло сказала я и тряхнула ли-Вириара как тряпичную куклу. - Ты что здесь делал?
Сопротивляться ушастик и не пытался.
- Не убивайте меня, госпожа! - взмолился он. - Клянусь первой яблоней, священным источником и опорным камнем я ничего не знаю о вурдалаке. Господин! - обернулся ли-Вириар к Джакомо, - во имя милосердия!
- Отпусти его, - сказал Джакомо.
- Сначала пусть объяснит, что здесь делал.
- Я прятался от тех людей, из харчевни. Парк не лес, но всё равно здесь деревья и спрятаться легко. Я ничего не знаю, госпожа! Утром я привёз лекарства в аптеку, потом познакомился с красивой девушкой. Она сказала, что будет ждать меня в "Танцующей обезьяне". Но не пришла. Появился вурдалак. Всё, госпожа. Больше ничего не было.
- Он правду говорит, - сказал Джакомо. - Лесной Народ всегда прятался от опасности среди деревьев. И у всех Звёзднооких какая-то ненормальная страсть к человеческим шлюшками, особенно уличным. А если девка пообещает дать бесплатно, то любой из них не то что в грошовый ресторан, на городскую свалку за ней побежит. И вовсе не из жадности, а из тщеславия - им нравится думать, что они способны влюбить в себя кого угодно, даже проститутку, которая на подобные чувства в принципе не способна.
- Влюбляются и проститутки, - ответила я. - И как раз-таки они - сильнее всех. - Я отпустила хелефайю. Выглядел он неказисто - нарядная одежда изорвана и перепачкана соевым соусом и землёй, под левым глазом фингал, на правой щеке четыре глубокие ссадины, волосы всклочены. Ушастик ещё дёшево отделался, всё могло быть гораздо хуже. Я отдала ему дальдр.
- Как она хоть выглядела, твоя очаровательница?
- Не знаю, - растерянно пролепетал ли-Вириар, верхушки ушей обвисли, а мочки съёжились от испуга. - Я ничего не помню! Только браслет из светло-зелёного стекла на левой руке, выше локтя. Странное такое стекло, лёгкое как пух и не бьющееся.
- Что за враки? - разозлился Джакомо. - Ни один мужчина не забудет внешность девушки, с которой в первый раз идёт на свидание.
- Это глубинная оморочка, - сказала я. - Дело гораздо дерьмовее, чем казалось на первый взгляд. Ли-Вириара немедленно надо увести из потайницы в Рим, на основице его достать будет сложнее, мы выиграем время, а значит и жизнь.
- Посмотреть, как людь Избранной Крови выходит на основицу, - ответил Джакомо, - сбежится половина Рема. Такого здесь не было уже не менее одиннадцати столетий. Среди зрителей будут и стражники. А приказ об аресте ли-Вириара уже подписан.
- А мы переоденем его большемирской девчонкой. Длинная юбка, кроссовки, просторная блузка с оборками. Уши прикроем шарфом или дамской кепкой, а глаза - тёмными очками.
- Я не буду уши закрывать! - возмутился хелефайя. - Это ещё непристойней, чем выйти на улицу нагишом. И на основицу не пойду, там одно сплошное поганство.
- На плахе поганства ещё больше, - отрезала я. - Джакомо, у тебя деньги есть?
- Есть немного, а что?
- Одежду ему купить. У меня тоже немного есть, должно хватить.
- Я всё оплачу, - сказал ли-Вириар.
- Твои деньги пойдут на оплату такси, жилья и питания. На Щелевой площади зайдём в обменник. И ничего не бойся, основица выглядит непривычно, а сама по себе место неплохое. Только не выходи один на улицу незнакомого города, и всё будет в порядке.
Хелефайя неуверенно кивнул. Выбора у него не было.
Я общипала пригоршню листьев с ближайшего куста.
- Если положить любую свежую зелень в обувь как стельки, мы станем невидимы для вампирских поисковиков. И вот ещё что…
Я достала из сумки баллончик с грошовым аэрозольным дезодорантом, побрызгала скамейку и окрестность радиусом в три метра. Пахнет он не очень, зато полностью уничтожаются все ауральные следы. Теперь ни одна волшебническая экспертиза не докажет, что мы встретили здесь ли-Вириара, да и вообще были на этой аллейке. А технических экспертиз в Альянсе нет.
…До щели мы добрались без труда. На основице я хотела поехать в гостиницу подешевле и помноголюдней, где у постояльцев не спрашивают паспорт и не обращают внимания ни на внешность, ни на способ заработка. Но оказалось, что у Джакомо в Риме есть небольшой домик. Порядком запущенный и давно не жилой, но вполне приличный, особенно по сравнению с потайничными квартирами.
Джакомо снял с ограды табличку "Продаётся", позвонил риэлтеру и предупредил, что поживёт пока в своём владении, поэтому продажа откладывается на неопределённый срок. Соседи к возвращению домохозяина интерес проявили вялый. Гости, то есть мы с хелефаей, им тоже безразличны, любопытных глаз можно было не бояться.