- Высокочтимый фон Грюнштайн, - сказал Роберт, - ходить по звериной тропе - хитрость невеликая. Людмила Николаевна научит вас за пять минут. Вы научите вашего брата. Это будет более чем достаточной благодарностью за всё, что он для вас сделал, что бы в этом "всё" не помещалось.
Грюнштайн зло рассмеялся.
- Ты что, забыл, кровохлёб, - это же высшее искусство? За попытку обучить ему лагвяна смертная казнь положена и наставнику, и ученику. В первую очередь - ученику. Наставника заставят смотреть. Ты хочешь, чтобы я стал убийцей брата?
Мы с Люсей растерянно переглянулись, не желая верить в происходящее. Чтобы перевертень сорока одного года от роду ни разу не проходил звериной тропой - да не может этого быть! Принудительная отмена трансформации, комната без окон и с крепкой дверью… Меня бросило в дрожь.
- Я должен поговорить с директором, - сказал Грюнштайн. - Немедленно.
- Хорошо, - встала из-за стола Люся. - Мы сейчас же идём в "Чашу". Звериной тропой.
Мы вышли на крыльцо тёмной резиденции. Люся показала Грюнштайну, как выстраивать звериную тропу, нацеливать её на точку. Волшебство несложное, приготовительного курса. Я тоже могу выстроить звериную тропу, но пусть лучше инструктором будет чародейка.
Готовых троп в городе полно, они расстояние сокращают вдвое, поэтому протянуты по самым употребительным маршрутам - между резиденциями, нейтральными кафе и госпиталями. Но Грюнштайну, чтобы досконально разобраться в этом волшебстве, надо и протянуть, и развеять тропу самому.
Звериная тропа идёт через похожую на нигдению пустоту, только золотистого цвета, а сама тропа выглядит как широкий - от одного метра до десяти - серебристый мост без перил. Почему-то золотой и серебряный - самые распространённые цвета волшебства, как магического, так и стихийного, другие оттенки встречаются крайне редко.
- А в кроми звериную тропу проложить можно? - спросил Грюнштайн.
- Конечно, - ответила Люся. - Только с основицы намного удобнее, особенно для неопытного ходока. Базовица - жилое пространство потайницы - обладает теми же свойствами, что и основица. Так что звериную тропу там прокладывать тоже несложно.
Мы подошли к "Чаше", и Грюнштайн убрал тропу.
- Для первого раза весьма неплохо, - одобрила Люся. - Потренировать бы вас хотя бы дня два, вообще было бы замечательно.
Комплимента Грюнштайн не услышал - его интересовал только Люцин.
Меня в кабинет директора пускать не хотели, но Грюнштайн схватил за руку и втащил к Люцину за собой. Роберт и Люся остались в приёмной. Я с тоской подумала, что это наверняка закончится крепким скандалом. Всё, хватит недомолвок, нельзя больше тянуть и уклоняться, надо немедленно расставить все запятые и точки.
У Люцина сидели оба его зама, но Грюнштайн их не заметил, сразу заговорил о троедворском гражданстве для брата.
- Нет, - перебил Люцин. - Исключено. Принять урождённого потайничника я не могу.
- Да ты что? - возмутился первый зам. - Ты ведь знаешь, каково у них там перевертням. Люцин, ты ведь сам оборотень, а дочка у тебя перевертня. Ты представь, если бы с ней такое было?! Ну одного-то потайничника можно к основице адаптировать.
- Эрик умеет жить в вашем мире, - быстро сказал Грюнштайн. - Он часто бывал на основице - из-за меня, когда провожал на каникулы к родителям. И после тоже часто выходил в человеческий город. Вам не нужно Эрика ничему учить, он уже всё умеет. Он с первого же дня сможет работать как и все ваши люди, в любом из дворов. Вам никогда не придётся упрекнуть Эрика в лени или небрежности.
- Высокочтимый посол, - устало сказал Люцин, - на тот случай, если вы не заметили - у нас идёт война. Вы хотите послать вашего брата на смерть?
Грюнштайн улыбнулся с такой горечью, что мне стало страшно.
- Высокочтимый директор, бывает, когда жизнь становится хуже смерти. По крайней мере, ваши воины умирают быстро и почти без мучений. И умирают они не зря. А мой брат хороший боец, он умеет выживать и побеждать. Эрик истинный воин, он безупречен в отваге и верности. В скором времени у вас будет надёжный офицер.
Люцин вышел из-за стола, сделал несколько шагов к Грюнштайну. Остановился, прикусил костяшку большого пальца. Видно было, что директор колеблется.
- Нет… - сказал он через силу. И добавил твёрже: - Нет. Вашему брату придётся из лагвяна стать приготовишкой. Жить в чужой стране, всю оставшуюся жизнь говорить на чужом языке. Здесь всё другое - обычаи, пища, люди… В зрелом возрасте трудно перестраиваться и начинать жизнь с нуля. Тем более, что дворянские титулы Лиги и Альянса в Троедворье становятся недействительными… Вам гораздо легче будет научить брата элементарным страховкам, чем везти его сюда. Вы уже неплохо освоили базовый курс, сможете быть инструктором.
- Вы ведь знаете Уложение о высшей мудрости, - с болью ответил Грюнштайн.
- Вашему брату необязательно афишировать свои умения.
- Это невозможно скрыть! В Департаменте магоресурсов сразу обо всё узнают и тогда… - Грюнштайн не договорил.
- Департамент строг только с низшими классами, - возразил Люцин. - Грюнштайны - один из знатнейших родов Альянса. Вам нечего бояться. Всё закончится максимум крупным штрафом, да и то вряд ли.
- Позвольте Эрику приехать! - с отчаянием взмолился Грюнштайн.
- Нет.
Грюнштайн бросился на колени.
- Во имя милосердия, монсеньор!
Он пополз к Люцину, униженно пригибаясь к полу.
- Монсеньор, клянусь волшебством - я буду вернейшем из ваших слуг в жизни и посмертии. Рабом. Молю вас, монсеньор, будьте милосердны!
Грюнштайн обхватил ноги Люцина, стал целовать.
Люцин рывком поднял его за воротник пиджака и толкнул на диван.
- Хорса! - гаркнул на меня. - Чего застыла? Приведи его в чувство - не видишь, истерика у мужика.
Я шагнула к Люцину.
- Боишься, что Эрик фон Грюнштайн окажется агентом влияния, засланным Тройственной Триадой?
Люцин мгновенно обернулся матёрым упырём, зарычал в гневе и ярости. Я с перепугу чуть трусы не замочила, но выручили наказательские рефлексы - отскочила в сторону, зажгла на ладони "розу Хаоса".
- Именем изначалия!
Люцин замер, даванул меня тяжёлым взглядом и перешёл в людское обличье.
- Оставьте нас, - велел он замам. - И посла заберите.
Замы вышли. Грюнштайн дёрнулся было остаться, но не лагвяну с чаротворцами спорить - вывели.
- Ты знаешь и об этом, - констатировал Люцин.
- Чем они вас держат? - спросила я.
Люцин мгновение поколебался, но ответил:
- Аналог "алого слова". Всех правителей Девятка наделяет ануной. Это особая властительная сила, без которой невозможно править волшебным миром, подчинять себе магородных. К тому же ануна одаряет силой благодати людей и земли Троедворья. Но даётся она только в обмен на клятву верности. Нарушение карается смертью. Уже много веков Троедворье для Девятки почти недоступно, но полностью освободиться от пут ануновой клятвы не смог ни один директор.
- И потому каждый директор оплачивал своё правление смертями троедворцев, - ответила я. - Продавал нас Девятке в обмен на всевластные побрякушки, - резким взмахом руки я показала на равновесные символы в углу. - Ну и каково быть главным кочегаром войны? Вам доставляет удовольствие губить людские жизни на потеху Девятке, директор Люцин? Наверное да, ведь за холуйство Предрешатели позволяют помыкать людьми, подбирать крошки власти с хозяйского стола - как своей любимой шавке.
- Замолчи! - яростно выкрикнул он. - Я не искал власти! Я пришёл в Троедворье мальчишкой в поисках Света, я хотел только прикоснуться к его чистоте, стать белым паладином. В Совет меня забрали против моей воли. Для меня сама возможность того, что изначально светлый волшебник может пользоваться силой Тьмы и Сумрака, точно так же, как и силой Света, стала сильнейшим потрясением. Сразу же стала очевидной вся бессмысленность войны, которая отняла у меня столько сил, погубила стольких друзей. Ты боевой офицер, и хорошо знаешь, каково это - терять своих солдат, и тем более - терять друзей. В твоей жизни была полная мера этой боли. Но ты сразу назвала войну бессмыслицей. А для меня это понимание стало крушением всей жизни и веры. Я даже в петлю полез, но мой куратор этого ждал, успел вытащить. Ты ведь не знаешь, лейтенант Хорса, что покончить с собой пытаются три четверти равновесных новичков. Это одна из наиболее охраняемых тайн Совета. Ты и представить не можешь, как это больно и страшно, когда самые тяжкие из твоих сомнений оказываются непреложной истиной.
Люцин надолго замолчал, отвернулся к окну. Потом сказал:
- Верховные Учителя побаиваются Троедворья, с нашей боевой мощью не совладать даже им. Поэтому разорвать клятву и остановить войну можно, но для этого надо больше знать о Девятке. Информации о них крайне мало даже у верховного предстоятеля с высоким координатором, обо мне и говорить нечего. Мне нечего противопоставить этим засранцам, я ни малейшего представления не имею, как защитить от них Троедворье. Откажись я подчиняться, и Девятка обрушит на нас талулат. Это их особое проклятие, которое уничтожит не только волшебную часть Троедворья, но и основицу. Я не знаю, Хорса, блефуют они или говорят правду. Но рисковать жизнью стольких людей нельзя. Вот и приходится покоряться, терпеть меньшее из зол - нашу нескончаемую битву. Предстоятелю с координатором легче, они искренне верят в благость Девятки. Но я-то знаю, какие они паскуды. Знаю, и ничего не могу сделать!
Люцин вздохнул.