Нил Шустерман - Беглецы стр 20.

Услышав имя мальчика, Коннор чувствует новый приступ гнева. Потирая руку, он пони­мает, что она еще не зажила в том месте, где в нее впился зубами Лев, но это сущие пустяки по сравнению с тем, что он сделал сегодня.

- Ладно, давай забудем его. Он больше не с нами. Мы вышли сухими из воды, так что его стукачество повредит только ему самому. Те­перь его отправят на разборку, как он и хотел, а значит, мы его больше не увидим.

И все-таки Коннор испытывает жалость. Он рискнул жизнью, чтобы спасти Льва, сде­лал, что мог, но успеха не добился. Если бы я обладал даром убеждения, думает мальчик, ска­зал бы ему что-то такое, что заставило бы Льва встать на их сторону. Впрочем, что бы я мог ему сказать? Лев знал, что его принесут в жерт­ву, с самого рождения. Нельзя изменить три­надцатилетнего мальчика жалкой двухдневной промывкой мозгов, этого мало.

Антикварный магазин находится в старом здании. Фасад совсем облупился, деревянная входная дверь вся в белых чешуйках краски. Нажав на ручку, Коннор открывает дверь, и по­мещение оглашается мелодичным звоном ко­локольчиков. Старинная аналоговая система сигнализации, оповещающая владельца о при­ходе посетителей.

Покупатель в магазине только один: мрач­ный пожилой джентльмен в твидовом пальто. Он смотрит на вошедших без особого интере­са, но с легким раздражением, - вероятно, его беспокоит плач ребенка. Удовлетворив любо­пытство, он уходит в дальний угол помещения, заставленного всевозможным старьем, чтобы укрыться от раздражающих звуков.

В магазине можно найти предметы, произ­веденные в любую эпоху не слишком длинной американской истории. На старинном кухонном столе с хромированными краями разложе­на целая экспозиция плейеров iPod и других миниатюрных коробочек, бывших в моде, ког­да дедушка Коннора ходил в школу. На экране антикварного плазменного телевизора разво­рачивается действие какого-то допотопного фантастического фильма. Судя по всему, речь идет о техногенном будущем, которое так и не наступило: седовласые сумрачные гении и ле­тающие машины остались фантастикой.

- Что вас интересует? - спрашивает выходя­щая из глубины помещения, из-за конторки, на которой стоит кассовый аппарат, пожилая женщина, скрюченная, как знак вопроса. В руках у нее палка, хотя не похоже, чтобы она нуж­далась в третьей точке опоры.

Риса качает ребенка, безуспешно стараясь утихомирить его.

- Мы ищем Соню.

- Вы ее нашли. Что вам нужно?

- Нам нужна... ну... как бы это сказать... ваша помощь, - объясняет Риса.

- Да, - подтверждает Коннор, - нам пореко­мендовали обратиться к вам.

Старушка смотрит на них с подозрением.

- Это как-то связано с сегодняшним происшествием в школе? Вы Хлопки?

- Вы считаете, мы похожи на Хлопков? - спрашивает Коннор.

Пожилая дама смотрит на него, недоверчиво прищурившись.

- А кто их знает, как они выглядят.

Коннор смотрит старушке прямо в глаза и щурится так же, как она. Сжав кулак, он изо всех сил ударяет им в стену, так сильно, что на кос­тяшках пальцев появляются ссадины, а неболь­шая акварель, висевшая на гвозде, падает на пол. Коннор ловит ее на лету и кладет на стойку.

- Видите? - спрашивает он. - Моя кровь не взрывается. Если бы я был Хлопком, здесь все бы взлетело на воздух.

Пожилая дама негодующе смотрит на Кон­нора, но он, хоть и с трудом, выдерживает взгляд. Глаза у старушки усталые, но в глубине по-прежнему прячется неукротимая воля. Но Коннор не отворачивается.

- Видишь горб? - спрашивает Соня. - Я его заработала, защищая людей вроде тебя.

Коннор продолжает смотреть пожилой да­ме прямо в глаза.

- Что ж, значит, мы ошиблись адресом, - го­ворит он, бросая взгляд на Рису. - Пошли от­сюда.

Он разворачивается, чтобы уйти, но в этот момент старушка ловко и больно охаживает его палкой по голеням.

- Не торопись, голубок, - говорит она. - Ханна звонила мне, так что я знала, что вы при­дете.

Риса, продолжая качать безутешную ма­лышку, не выдерживает и испускает радостный вздох:

- А сразу вы нам об этом не могли сказать?

- Да это неинтересно совсем было бы.

К этому моменту посетитель с кислой физи­ономией успел уже обойти весь торговый зал, перебирая и трогая представленные в нем предметы с видом человека, испытывающего отвращение ко всему, что есть в магазине, и вернулся к стойке.

- Во втором зале у меня имеются великолеп­ные старинные игрушки, - говорит Соня, бросая на пожилого господина осторожный взгляд. - Прошу вас, пройдите туда, я скоро к вам присоединюсь и все покажу. И бога ради, - добавляет она уже шепотом, обращаясь к Ри­се, - накорми этого несчастного ребенка!

Вход во второй зал скрывается за дверью, задрапированной чем-то вроде старинной ду­шевой занавески. Если в первом зале еще как-то можно перемещаться, то во втором вещей столько, что пройти практически невозмож­но. Чего там только нет: сломанные рамы для картин, ржавые птичьи клетки и прочее барахло, не признанное хозяйкой пригод­ным для продажи. Мусор, не попавший на помойку.

- Думаешь, старушка нам поможет? - спра­шивает Коннор. - Да она, похоже, и со своими делами справиться не в состоянии!

- Ханна сказала, что поможет. Я ей верю.

- Как ты, человек, выросший в интернате, еще можешь доверять людям?

Риса сердито смотрит на Коннора и протя­гивает ему ребенка.

- Подержи-ка, - говори она, осторожно пе­редавая заливающегося малыша из рук в руки. Впервые после появления ребенка она довери­ла его Коннору. Взяв девочку, он обнаруживает, что она гораздо легче, чем ему казалось. Стран­но, такое требовательное и громогласное суще­ство - и почти ничего не весит. Малышка про­должает плакать, но уже не так громко, - види­мо, силы на исходе.

Теперь их с ребенком ничего не связывает. Рано утром его можно снова подкинуть кому-нибудь... Подумав об этом, Коннор ежится, ему неприятно. Казалось бы, они ничего не обяза­ны делать для малышки. Она оказалась у них по его глупости, но они не ее родители. Конно­ру рано иметь детей, но мысль о том, что ре­бенка нужно отдать людям, которым малышка нужна еще меньше, чем ему, приводит его в бе­шенство. Усталость и грусть смешиваются и превращаются в ярость. Когда такое случалось с Коннором дома, он всегда попадал в неприятности: переставал адекватно воспринимать окружающих, бросался на людей, дрался, обзывал учителей нехорошими словами или на­рочно выезжал на скейтборде на оживленный перекресток.

- Что тебя так заводит? - спросил его однаж­ды отец, рассерженный очередной выходкой.

- Не знаю, - бросил в ответ Коннор, - мо­жет, меня пора на разборку отдать.

В то время шутка казалась ему смешной.

Риса открывает холодильник, в котором, как и в комнате, яблоку негде упасть. Достав па­кет молока, она находит миску и ставит на край стола. Коннор с интересом наблюдает, как Ри­са осторожно, чтобы не расплескать, наливает молоко в миску.

- Это же не кошка, - говорит он, - лакать не будет.

- Я знаю, что делаю, - отзывается Риса.

Пошарив по ящикам стола, девочка нахо­дит чистую ложку, забирает у мальчика малышку и присаживается на стул. Ребенка Риса держит куда искуснее, чем Коннор. Погрузив ложку в миску, она набирает в нее молоко, подносит к лицу ребенка и опрокидывает в открытый ротик. Девочка, подавившись, ка­шляет, но Риса быстро кладет ей в рот указа­тельный палец, и малышка начинает сосать его с удовлетворенным видом. Через несколь­ко секунд Риса сгибает палец, не вынимая его, зачерпывает ложкой новую порцию мо­лока и снова выливает в ротик. На этот раз все проходит отлично - девочка, причмоки­вая, сосет палец и глотает молоко.

- Ух ты, круто, - говорит Коннор с восхище­нием.

- Мне приходилось дежурить в детском от­делении интерната. Там меня кое-чему научи­ли. Будем надеяться, что гиполактазии у нее нет.

Девочка успокаивается, и у Коннора с Рисой появляется возможность немного расслабиться. Все, что случилось за день, неожидан­но наваливается на них, и оба чувствуют себя вымотанными. Коннору кажется, что веки на­лились свинцом, но позволить себе уснуть он не может: они все еще в опасности. Перед гла­зами все плывет, а мысли устремляются куда-то вдаль. Интересно, думает он, родители продолжают меня искать или уже бросили? Наверное, кроме полицейских, никто за нами больше не охотится. Он вспоминает Арианну. Как бы все сложилось, если бы она пошла с ним, как обе­щала? Их бы поймали в тот же вечер, вот что. У Арианны, в отличие от Рисы, опыта выжива­ния нет. Она не так решительна, и смекалки, которой щедро наделена Риса, у нее нет и в по­мине.

Вспомнив Арианну, Коннор чувствует, как на него накатывает волна грусти. Он скучает по ней, но не так сильно, как ожидал. Как ско­ро она его забудет? А другие? Это произойдет быстро. С теми, кого отдали на разборку, все­гда так.

Коннор знал ребят, учившихся в его школе и исчезнувших в одночасье. За последние два года их было немало. Однажды они просто не приходили, и все. Учителя говорили, что они "уехали" или "в списках больше не значатся". Но это были лишь условные обозначения. Все знали, что за ними скрывается. Ребята, водив­шие с ними дружбу, говорили, что это ужасно, и горевали, но недолго, день или два, а потом забывали. Те, кого отдали на разборку, не погибали геройски и не умирали под неумолчный плач безутешных родственников и друзей. Они исчезали, как исчезает пламя свечи между пальцев - тихо и быстро.

Наконец пожилой привередливый джентль­мен уходит, и Соня присоединяется к Коннору и Рисе.

- Значит, вас хотели отдать на разборку и вам понадобилась помощь?

- Да. Может быть, немного еды, - говорит Коннор, - и место, где можно поспать хотя бы пару часов. Потом мы уйдем.