- У-у, - Кузьмич проглотил слюну и ушёл в зал. Плюхнувшись в старенькое кресло, он достал из кармана шарик и принялся его рассматривать. Его глаза стали понемногу слипаться, и он почти провалился в сон, но вздремнуть ему не дали. Раздался громкий стук, резкий и хлёсткий. Стучали в калитку. Кузьмич по стуку сразу же догадался кто.
Тяжело поднявшись и бросив шарик на кресло, он поспешил на улицу.
- Хтось там? - спросила жена, когда Кузьмич проходил мимо.
- Да хтось-хтось, опять эти, - Кузьмич махнул рукой. - Видать чтось случилось у них.
- Ну да, как чтось случилось, так сразу Кузьмич. И шляются, и шляются, - забурчала жена, но Кузьмич не стал оправдываться. Он выскочил из кухни, спустился с порожек и заковылял к забору. По калитке ещё пару раз хлёстко ударили.
- Иду, иду, - отозвался Кузьмич. - Чего у вас там?
- Помофь тфоя нуфна, Куфьмить, - донеслось из-за калитки.
- Иди, иду, - повторил Кузьмич.
Открыв калитку, он увидел перед собой сразу трёх эволюционировавших бобров.
- Значит дело серьёзное, - подумалось Кузьмичу и он глубоко вздохнул.
- Куфьмить, - заговорил самый рослый эволюционировавший бобр. - Помофь тфоя нуфна пофайеф.
- Позарез, что ли? - переспросил Кузьмич.
- Уфу, - бобр мотнул головой. - Фапфуду йафобвать нуфно, сфйочно, - бобр поднял вверх правую лапку. - А то фода в фело пойтёт.
- Разобрать срочно, а то в село вода пойдёт?
- Уфу, - снова кивнул бобр.
- А сами? - спросил Кузьмич.
- Фами долфо, а ф тобой, тяфа за дфа, - бобр жалобно посмотрел на Кузьмича.
- Ладно, - Кузьмич вышел и захлопнул за собою калитку. - Пойдём, раз уж надо.
С запрудой пришлось провозиться больше трёх часов, и всё это время Кузьмич думал то о наваристом густом борще, то о своём предощущении.
- Ну понагородили, - беззлобно ругался он, вытаскивая ветки из воды. - Вы ж думайте когда делаете-то.
- Куфьмить, - оправдывался старший эволюционировавший бобр. - Мы ф не фнали. Мы тефе на фиму дроф навалим, хофефь?
- У нас в селе газ уже второй год, едрить его в сосцы, - бурчал Кузьмич. - Ну и понагородили.
Домой Кузьмич приплёлся уставший до изнемозжения. Насытившись двойной порцией борща с чесночком и серым хлебцом, он грузно упал в родное старенькое кресло.
- Эх, день проходит, а ни какого чуда, - думал он разморённо. - Может показалось? Может подвело чутьё?
Кузьмич прислушался. Нутро упрямо твердило, что произойдёт что-то необыкновенное, обязательно произойдёт.
- Нюська, а, Нюська, - крикнул он обернувшись к кухне. - Ни чуешь ничего?
- Да ну тебя, отстань, - ответила криком жена. - Совсем старый чёрт из ума уже выжил.
- Ну и чёрт с тобой, - пробурчал под нос Кузьмич и закрыл глаза. - Посплю, може и пройдёт. Може это от недосыпу?
Но вздремнуть ему снова не дали. Проваливаясь в сон, Кузьмич услышал звонок мобильного. Он шустро выпрыгнул из дремоты, как блоха из под ногтя, и схватил телефон.
- Да, - громко крикнул он, едва поднеся трубку к уху.
- Кузьмич? - спросили из трубки.
- Ну а ты ж куды звонишь-то, а?
- Кузьмич, совсем я умаялся, сил моих нема уже.
- Чего такое, Лексеич? - Кузьмич достал из под задницы бартулу, и не зная, что с нею делать, бросил на пол.
- Да опять городские эти со своими пикниками, весь лес засрали. Сил моих нема уже.
- Ладно Лексеич, не кипишуй, подойду сейчас, помогу.
На уборку леса Кузьмич потратил весь оставшийся день. Когда стало смеркаться, Кузьмич почувствовал, как неприятно заныла спина. Да и как тут не заныть, когда почти всю уборку Кузьмич провёл в одиночестве. Леший постоянно куда-нибудь сбегал, ссылаясь на свои неотложные лешачьи дела. То выпавшего птенца в гнездо положить, то у волка кость в горле застряла, и надо срочно бежать вытаскивать. Кузьмич понимал, что Лексеич сочиняет, но виду не подавал, уважал старшего. Лексеичу этим летом семьсот двадцать годков стукнуло, да и кто его знает, может и вправду где-то там в чащобе волк костью подавился.
Собрав пустые бутылки и всякие пластиковые причиндалы в большие холщовые мешки, Кузьмич присел на трухлывый пень и закурил. Из чащобы повился леший, держа в руках корзинку с белыми грибами.
- Эт я тебе Кузьмич, с картошечкой пожаришь. Эх и хороший ты мужик, Кузьмич, всегда поможешь не откажешься.
- Да не тяжело, - устало ответил Кузьмич, поднимаясь с пенька.
- Ну я этим городским, - Леший поднял кулак и погрозил им перед собою. - В следующий раз медведем их пугану.
- Да, Лексеич, - Кузьмич взял протянутую корзинку. - Чуть не забыл, ты скажи Горынычу-то чтобы он над огородами низко не летал. Коровы пугаются, надои падают, да и наши сельские недовольны. Пусть хотя б метров двадцать-двадцать пять, а то он давече прямо на бреющем.
- Скажу, скажу, - леший закивал головою. - Этот дельтоплан трёхголовый в последнее время, как в детство впал. Да и то сказать, старику уже за тысчонку лет-то. Поговаривают он ещё у Батыя телохранителем подрабатывал. О так вот, - леший причмокнул губами.
Домой Кузьмич добрался когда уже совсем стемнело. Поставив корзинку на кухне, он снова поплёлся к своему любимому креслу. Жена раскатывала тесто, искоса поглядывая на него.
- Ну что, старый, - ехидно забурчала она, когда Кузьмич жадно пил из железного ковшика. - Произошло твоё чудо?
Кузьмич повесил ковшик на гвоздь и нахмурился. Внутри всё ещё шевелилась уверенность, что произойдёт что-то необыкновенное, что вообще сегодняшний день необыкновенный, но доказывать жене что-либо, желания не было. Он только тихо и неразборчиво буркнул и ушёл в зал.
Включив телевизор, Кузьмич завалился в кресло и шумно вздохнул.
- Да, день закончился, а ничего необыкновенного. Никакого чуда. Может подвело меня нутро?
Кузьмич уже было хотел с этим смириться, но тут до его стариковского слуха дошло о чём говорили в телевизоре. Кузьмич удивлённо поднял глаза и уставился в экран.
- Нам стало стыдно перед нашими пенсионерами, - говорил с экрана президент, не глядя в камеру, словно ему и вправду было стыдно, - И мы приняли решение больше не надсмехаться над ними, и проиндексировать пенсию не на какие-то жалкие семь, десять, или скажем пятнадцать процентов, как мы до этого поступали, а увеличить её на вполне обоснованные и необходимые пятьсот процентов. Также мы приняли решение заморозить тарифы на основные…
Рот у Кузьмича непроизвольно открылся, а глаза медленно полезли из своих законных орбит. Он почувствовал, как убыстряется сердце.
- Вот же, вот, - прошептал он, и резко вскочив, бросился на кухню.
Жена от неожиданности ойкнула и сделала два шага назад.
- Ты чего это, ирод? - испугано спросила она, держа на всякий случай перед собою скалку.
А испугаться было чего. Глаза Кузьмича увеличились едва ли не вдвое, руки возбуждённо дрожали, правый уголок рта нервно дёргался.
- Говорил тебе, что сегодня необыкновенный день?! - закричал Кузьмич, победоносно глядя на жену. - Говорил?! А ты всё - с ума сошёл старый, с ума сошёл старый. Тьфу. Моё нутро никогда меня не подводит!
- Ты чего это, чего? - жена сделала ещё шаг назад.
- Чего, чего, - передразнил Кузьмич. - Вот с утра чувствовал и на тебе, случилось.
- Да чего случилось-то? - крикнула жена, не выдержав напряжения.
- Чудо случилось, Нюська! - закричал Кузьмич - Самое настоящее чудо!