Вдруг на лице Кондрата появилось выражение тревоги, и он испуганно посмотрел в ту сторону, где были привязаны лошади. Селим невольно оглянулся. В ту же секунду огромное тело Кондрата распростерлось в прыжке. Ударом кулака в голову Хурделица сбил татарина с ног и навалился на него. Селим попытался было вырваться из объятий Кондрата, но, получив еще один удар в лицо, впал в беспамятство. Через несколько мгновений татарин был связан по рукам и ногам и приторочен к седлу в таком же положении, в каком недавно находился Кондрат. Хурделица забил ему в рот ту же самую тряпицу, что побывала в его собственном горле. Кондрат спрятал за пазуху разорванный пакет с документом, опоясался саблей, проверил кремни пистолетов и отвязал коней.
- Я освободил тебя, Селим, от клятвы! - усмехнулся он, садясь в седло своей лошади.
VI. НОВЫЙ ДЕНЩИК
Только к вечеру Кондрат добрался до Татарбунар, где на холме белели палатки арьергарда армии. Перед тем, как въехать в лагерь, Хурделица разрезал ремни, которыми был связан Селим, и вырвал из его рта кляп. Освобожденный ордынец тяжело сполз с лошади и повалился на землю. Кондрат помог пленнику встать на ноги и, когда тот поднялся, сказал:
- Я взял тебя, Селим, в полон и этим освободил от твоей клятвы служить султану. Теперь ты - мой ясырь. Но если ты сейчас поклянешься мне памятью твоего брата, а моего кунака-побратима Озен-башлы никогда не лить кровь нашу, тогда я отпущу тебя на волю.
Селим удивленно посмотрел на Хурделицу. Затем смуглое лицо ордынца стало серым от волнения, и он срывающимся голосом произнес слова клятвы.
- Добре. Верю тебе, - промолвил Кондрат и добавил: - Садись на коня и скачи, куда хочешь. Ты свободен!
Татарин ловко вскочил в седло и с песней, похожей на радостный вой, помчался по степи.
Кондрат же направился своей дорогой. Но когда он подъезжал к лагерю, то услышал позади цокот копыт. Обернувшись, Хурделица увидел ордынца.
- Я с тобой... - задыхаясь, на скаку прокричал Селим. - Джурой твоим буду, как брат мой, - с тобой!..
Кондрат недоуменно поскреб затылок. Для него эта просьба Селима была неожиданной. Взять ордынца к себе в джуры, как тот просил, означало зачислить его на военную службу. Но как на это взглянет начальство? К султанцам теперь дорога татарину заказана, коли он с нами воевать не хочет. Видно по всему - он человек честный. В брата своего пошел и клятву держать верно будет. Раз так, то грех не помочь человеку. Возьму его к себе вроде в денщики, выпрошу на это разрешение. И Хурделица, улыбнувшись, весело вскрикнул:
- Добре! Следуй за мной!
Они поехали вдоль линейки лагеря к шатру начальника арьергарда генерал-аншефа Гудовича. Встречные солдаты и офицеры с любопытством посматривали на странного вида всадников: высокого статного офицера в запыленном гусарском мундире и следовавшего за ним в рваном халате татарина.
Иван Васильевич Гудович сразу принял гонца. Кондрат, как было приказано Меллером-Закамельским, лично вручил Гудовичу донесение. Заметив, что запечатанный секретный пакет уже разорван, Гудович удивленно поднял седые щетинистые брови. И Хурделица подробно рассказал ему о своем дорожном приключении.
Генерал-аншеф с любопытством поглядел на поручика. Руки в свежих ссадинах, лопнувший во многих местах по швам камзол, оборванные обшлага и пуговицы, измятый, рваный ментик - все это было красноречивее его слов.
Выслушав Кондрата, Гудович сказал:
- Молодец, что из плена вырвался!
На нервном морщинистом лице генерала промелькнула улыбка.
И этого было достаточно, чтобы Хурделица, облегченно вздохнув, попросил:
- Дозвольте, ваше сиятельство, пленника моего в денщики определить.
Иван Васильевич от души рассмеялся.
Ишь чего захотел! Взял басурмана в плен да прямо в денщики. Ты мне так соглядатая турецкого в армию приведешь.
- Ваше сиятельство, да он же брат побратима моего - Озен-башлы, кунака, что еще в Хаджибее за нас в бою голову сложил, - взмолился Кондрат.
- Ох и прост же ты, милостивый государь! Смотри, с ордынцами погаными брататься вздумал! Ведь ты же теперь офицер, к дворянской чести приобщенный, а блюсти-то эту честь не умеешь, - уже с сердцем сказал Иван Васильевич. Но, глянув на расстроенное лицо Хурделицьг смягчился.
- Беда мне с тобой! А ну-ка веди сюда своего татарина. Гляну, каков он...
Кондрат бросился за Селимом и быстро возвратился с ним в шатер генерал-аншефа. Татарин увидел перед собой пожилого человека, одетого в расшитый золотом мундир, и сразу понял, что перед ним главный русский "паша", который сейчас решит его судьбу. Селим опустился перед ним на колени и согнулся в поклоне так, что коснулся лбом земляного пола. Сделал это ордынец не из страха: таков был турецкий обычай приветствовать высшее начальство.
- Встань, - поморщился генерал-аншеф, но Селим не понял и поднялся на ноги только по знаку Кондрата.
Красивое лицо ордынца, его смелый открытый взгляд понравились Гудовичу.
- На лазутчика никак не похож, - усмехнулся он. - Что ж, пожалуй, я возьму его к себе. Татары - люди услужливые, аккуратные. Что ты на это скажешь? - обратился он к Хурделице.
- Ваше сиятельство! - воскликнул Кондрат. - Ведь я обещал Селимке, что он со мной будет. Оставьте его при мне!
Просьба Хурделицы привела в веселое настроение Гудовича, и он расхохотался.
- Ох, и потеха с тобой! Я вижу, что ты к басурману успел привязаться. Пусть по-твоему будет. Бери его в денщики. Только помни: за него - твоя голова в ответе.
Хурделица, решив, что разговор закончен, хотел было уже выйти из шатра, но Иван Васильевич жестом руки остановил его.
- Надо спешить в Килию, чтобы к штурму поспеть. Ты дорогу туда знаешь - тебе повелеваю и вести нас. Понял? Так вот - даю тебе час на сон и еду. А экипировкой твоей да басурманом этим мой интендант займется. Уж очень-то вы оба одеждой поиздержались.
VII. НА ВЫРУЧКУ
Через час Хурделица в тщательно вычищенном и отглаженном, словно новом, мундире, побритый, в завитом напудренном парике выехал из лагеря во главе отряда разведчиков-гусар. Позади трусил на своем татарском коньке Селим.
За ними из лагеря потянулись походные колонны пехоты и артиллерии, составлявших главное ядро арьергарда.
Хурделица со своими конниками произвел глубокую разведку, но нигде не обнаружил следов неприятеля и доложил об этом Гудовичу.
- Видно, генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов со своими егерями успели перерезать коммуникации между Килией и Измаилом. Татарская конница из крепости и носа высунуть не смеет! - весело промолвил Иван Васильевич, вспомнив донесение разведчиков.
Путь на Килию был в самом деле свободен. По дороге, проложенной вдоль топких берегов и камышовых зарослей, с огромным трудом двигались тяжелые осадные пушки, дальнобойные шуваловские гаубицы-единороги. Орудия по самые лафеты проваливались в болотистый грунт. Тощие артиллерийские лошаденки порой не в силах были вытащить их из цепкой грязи, и только дружные усилия солдат помогали - грозная артиллерия то под забористую ругань, то под залихватскую песню медленно приближалась к турецкой крепости.
Всю ночь длился каторжно трудный марш. Командирам не надо было подгонять людей. Измученные тяжелой работой и бессоннницей, солдаты и не помышляли об отдыхе. Лишь бы скорее прийти на помощь товарищам, которые начали штурм вражеской твердыни!
Только утром колонне Гудовича удалось выйти на холм, откуда виднелась осажденная Килия. Ветер доносил грозный гул битвы.
VIII. СРАЖЕНИЕ ЗА РЕТРАНШЕМЕНТ
(Ретраншемент - вторичная преграда внутри земляных укреплений, дающая возможность войскам, отступая, удерживать за собой внутреннее пространство)
Весь день 5 октября 1790 года Меллер-Закамельский с нетерпением ожидал прихода артиллерии и появления военной флотилии. Он мог бы еще на несколько часов отложить штурм - подождать прихода артиллерии Гудовича. Ведь приказ Потемкина "скорее достать Килию в руки" не был призывом к немедленному штурму. Тем более сам-то Потемкин всегда по месяцам топтался с войском около каждой вражеской крепости прежде, чем решиться на штурм. Командующий армией должен быть и решительным и осторожным. Таким был всегда Суворов. Но желание взять турецкую крепость без помощи Гудовича и де Рибаса пересилило в нем осторожность.
И вот на другой день рано утром он появился перед выстроившимися войсками на огромном белом коне, одетый в полную парадную форму, при всех регалиях. Построив полки в боевой порядок, он отдал приказ штурмовать Килию.
Турецкую крепость со стороны поля окружали пояса окопов и отдельное невысокое земляное укрепление - ретраншемент. Главный удар армии Меллер-Закамельский и нацелил на этот ретраншемент, направив туда свой любимый Херсонский полк.
В белых волнах рассветного тумана, принесенного ветром с реки, гренадеры с примкнутыми к ружьям штыками, под барабанную дробь, двинулись в атаку.
Турецкие пушки с крепостных стен и боевых кораблей, стоящих на Дунае, открыли сильный перекрестный огонь по наступающим херсонцам. Но гренадеры, смыкая редеющие шеренги, молча, без единого выстрела добрались до земляного укрепления и здесь стремительным штыковым ударом выбили неприятеля из ретраншемента. Турки бросились бежать. На плечах противника гренадеры ворвались в окопы. Завязалась рукопашная схватка.