Вместо удара таранного был удар по глазам плеснувшей в лицо белизны. И опять - фонтанное поле, но уже с иным рисунком танцующих струй. И женщина в красном. За ее спиной - спокойный свет декоративно увеличенного Сатурна с контрастно-угольной тенью Кольца. Кир-Кор, неподвижно стоя со скрещенными на груди руками, смотрел на Винату. Вернее - на смуглую ипостась Биргитты Эдельстам… В красном Биргитта очень напоминала Винату фестиваля в Созополе. Ту, с которой он два года назад-целовался на теплом песке у опрокинутой кверху дном лодки. Ночь любви случилась безлунная, звездная, фонтанирующий весельем Созопол светил огнями через залив, пахло морем, фиалками, спелой вишнев и дымом догорающего на холме костра, и этот смешанный аромат долго потом снился ему в Россоше на Новастре. Снился даже чаще, чем сама Вината. Наверное, это к лучшему. Слишком часто видеть Винату во сне - верный шанс сойти в конце концов с ум>а от желания и тоски. Возможно, ему было бы легче, если б он знал, что внешность Винаты - мираж, сценический образ…
Музыка набирала немыслимую для открытого пространства глубину и мощь. Звучали волны, звучала вода. Незнакомая ритмика резких, но красивых созвучий. Фигура Винаты умножилась: семь разновеликих фигур в одеждах семи цветов спектрального ряда. Самая крупная, та, которая в фиолетовом, тонула в объединенном сатурнб-лунном сиянии. Которая в голубом, купалась в лучах "диадемы" - потускневшего острова. Которая в красном, напрямую, будто огонь по струне, скользнула к катамарану, дьявольски правдоподобно возникнув у самого борта перед канатами релинга, и неулыбчиво, мельком взглянула на палубу с высоты своего четырехметрового роста. Кир-Кор, холодея, почувствовал, что это ему, неприятно.
Тряхнув головой, многофигурная Вината вскинула подбородок, запела. Ее голос ошеломлял реализмом присутствия. Больше, впрочем, ошеломляла фигура певицы у борта. Мучительно было видеть ее напряженное горло.
За спинами новых своих друзей Кир-Кор сел на упругий канат релинга и, не глядя на Винату-Биргитту и не вникая в смысл слов ее песни (текст был глуп и не стоил созданной для него мелодии), - печально задумался о печальном, не понимая, откуда печаль. Переливался красками просторный мировой аквариум, в котором плавали рыбы-образы, рыбы-сны, рыбы-фантомы, на которые Кир-Кор тоже почти не глядел, - и над всем этим реял, все это заполнял, насыщал невыразимо прекрасный голос.
И не нужна была особая проницательность, чтоб догадаться: хозяйка этого голоса счастлива. По крайней мере - сегодня. "А завтра я ее не увижу", - думал Кир-Кор. Он твердо знал, что завтра он ее не увидит. Об этом кое-кто позаботится. Еще до того, как она проснется, утомленная суетой фестивального вечера. К тому ж, если женщина счастлива, вряд ли придется ей кстати незапланированная внезапность. В образе позапрошлогоднего любовника - тем более.
Сейчас его занимало, как будет происходить его расставание с этой роскошной планетой. И когда? Вряд ли завтра. Скорее всего, послезавтра. Если без выстрелов, то, скорее всего, послезавтра. Эх, месяц хотя бы… месяц-другой. Побродить на просторах северного захолустья, потрещать ледком остекленных утренним морозцем луж, послушать крики улетающих в теплые края гусей…
Голос Винаты пел песню неизбежного расставания. Пел бодро и почти весело.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДЕНЬ ТИГРА
Остров Театральный
Луна опустилась в тучу на Западе. Кир-Кор взглянул на многоцветные гроздья алмазных звезд, кое-где обведенные серебристо-бело-голубой каймой рентгеновского излучения, и стал следить за приближением береговых утесов. Прибойные волны с шумом разбивались о круто уходящие в ночное море скалы, и, если б у берега не обнаружился вдруг матово-белый, как фосфоресцирующая льдина, мыс аванпорта для малотоннажных судов, шкиперское бесстрашие Матея Карайосифоглу выглядело бы здесь неуместным. За пять секунд до лобового удара "льдина" лопнула, разошлась, и катамаран сбросил скорость на полосе глянцево-темной воды между двумя перронами.
- Приехали, - сказала Марсана. Обхватив плечи руками, словно в ознобе; - Ощущаете, парни, какая здесь первозданность?..
Будто в ответ - звонкий шелест очередного старта с невидимой отсюда авиатеррасы. По верхушкам пальм над высоким склоном скользнули золотисто-желтые лучи фар. Кир-Кор проводил взглядом эскадрилью эрейбусов - двадцать седьмую по счету, - вот такая здесь первозданность. Впрочем, теперь, когда отзвенели соловьиные голоса певцов и отполыхала фантасмагория гигантских светопластических декораций, на островах стало гораздо спокойнее, несмотря даже на старты флаинг-машин. Юркие реалеты, мигая светосигналами, взмывали над склоном и разлетались кто куда, а синевато-прозрачные, как мыльные пузыри, грузные, с полной выкладкой габаритных огней эрейбусы тянули все в одном направлении - строго на северо-запад.
- Это в столицу, - сказал Матис. - Остров Столичный.
- Кирилл, - сказала Марсана, - вы, должно быть, не знаете… На Театральном нет гостиничного комплекса.
- Но что-то ведь есть? "Пристанищ тут вокруг немало, - заметил опытный хитрец, - шале, вигвам, отель, бунгало. Изба туриста, наконец".
- Есть "Бунгало дель сиело" - фешенебельный катаготий для певцов и актеров. Вас, понятно, туда не пропустят.
- Не волнуйтесь за меня, эврина.
- Я не волнуюсь - я предупреждаю.
- Я не собираюсь там надолго задерживаться, - объяснил Кир-Кор. - Мне гостиница не нужна.
- Может, нам подождать, у причала? - спросил Матис.
- Нет. Я и так в долгу у вас за дивный вечер. Благодарен безмерно.
- Правда? - Марсана все еще дотирала плечи руками. - Вам и вправду понравилось? Что понравилось больше всего?
- Совместное наше плавание. Вот… возьмите на память. - Он помог Марсане разнять половинки феррованадиевого пенальчика. - Подставьте ладонь.
- Что это?.. Какая прелесть! - Она уставилась на точечные огоньки, непостижима хитро, волшебно, необъяснимо парящие над продолговатым на ощупь кристаллом. Их было три - два голубых и один, синий.
Стоило дрогнуть руке - огоньки мгновенно перемещались в пространстве. Но между собой эти искроподобные точки сохраняли четко фиксированную дистанцию: две голубые - тесной парой, синяя - чуть в стороне.
Перешагнув канаты релинга, Кир-Кор обернулся. Трехточечный самоцвет Планара, бесспорно, произвел на Марсану сильное впечатление.
- Откуда это? - настаивала она.
- Издалека.
- Точнее вы не. могли бы ответить?
- Точнее… очень издалека. На всякий случай, не подносите кристалл слишком близко к глазам при солнечном свете.
- Не буду. У него есть свое имя?
- Общепринятого названия минерал пока не имеет.
- Все эффектные драгоценные камни имеют личные имена.
- Действительно… "Синяя птица". Как Подойдет?
- Желаете мне удачи!.. Спасибо, Кирилл. Вдруг захотите свидеться с нами - добро пожаловать на остров Контур. На тот, где сегодня на рейде "Синяя птица". У вас развито чувство пространственной ориентировки?
- Надеюсь.
- Тогда легко найдете наш Центр Немногим труднее найти претора директории Центра - это Матей Карайосифоглу Как правило, всегда на месте эксперт по морской акустике Марсана Панкратия Гай - это я.
- Центр зонального резервирования популяции бутылконосых дельфинов, - уточнил Матис.
- Запомнили, Кирилл? Нет? Повторить?
- Как правило, запоминаю с первого раза.
- Не делайте сегодня исключений. До свидания. Чувствую, торопитесь уйти. Ну что ж, идите. Всего вам самого доброго.
- Прощайте, эвгина Прощайте, Матис. - У него не повернулся язык произнести "до свидания"
- До свидания, - произнес Матис.
"Это если мне исключительно повезет", - подумал Кир-Кор.
- Да, - спохватилась Марсана, - а куда нам… высотную амуницию?
- Куда угодно, способ утилизации выбирайте сами.
- Я сделаю из вашего гермошлема кубок. Буду пить из него ледяное кокосовое молоко, охлаждая жгучее чувство своего тропического одиночества… Поцелуйте меня, Кирилл.
"Ну конечно, - подумал Кир-Кор, - ради этого я так сюда торопился".
- Не хотите поцеловать меня на прощание? Почему?
- У меня есть причина не делать этого.
- Я сама сделаю это. Почти без. причин. Обратите внимание на слово "почти"
Со спортивной сноровкой Марсана, опершись бедром о канат, перебросила свои длинные босые ноги с палубы на перрон. Ярко блеснули "павлиньи глаза" ее платья" голые руки неторопливо и нежно обвили окаменелую от напряжения шею Кир-Кора. Он сразу вспомнил руки Винаты, и нехорошее предчувствие, так некстати охватившее его во время пения Винаты-Биргитты, вернулось и стало похожим на приступ внутренней боли.
Поцелуи Марсаны был ошеломительно жарким. Наверное, для нее это был откровенный, желанный, живой поцелуй. Для него - пытка мучительным раздвоением Марсане пришлось тянуться кверху, привстать на носки - он поневоле обнял ее упругое, все еще окутанное флером неистребимого аромата календулы гибкое тело Рядом витал призрак Винаты.