6
В мою сторону устремилась татуированная красноватая лапа с аккуратно подрезанными когтями.
- Ну, Фатик, - сказал шаман знакомым голосом. - Опять проворачиваешь свои делишки?
Я недоуменно уставился на маску, но дверь захлопнули, наподдав мне в спину. Пришлось подойти к широкой подкове стола, возле которого стояло несколько табуретов. Шаман сидел по тут сторону столешницы у окна, в кресле с высокой резной спинкой. Я с удивлением заметил, что на гоблине строгий серый кафтан, который бы пошел, скорее, человеку. Полированная столешница была густо закапана свечным воском. На ней лежали исписанные листы бумаги и заточенные для письма гусиные перья. В пепельнице из черепашьего панциря дымилась курительная трубка.
Я подтянул ближайший табурет, увенчанный кругляшом дубового спила, и водрузил на него ногу в аккуратно зашнурованном ботинке. Пальцы Виджи сделали двойной узел…
- Ну, - хмыкнул шаман, - неужели надо повторять?
- Черт бы тебя… Закипающий Чайник, ты?
Гоблин со смехом стянул шаманскую маску и щелкнул золотыми клыками.
- Узнал, епрста, приятеля! Сколько лет прошло! - Он выпятил челюсть и расхохотался, собрав коричнево-красное рыло в мелкие складки.
Таки узнал. Даргрур Кылдхыуз, он же Закипающий Чайник на Общем, широко известный среди криминальных кругов Фрайтора как (опущу неприличную кличку), а также (тут будет обширное отточие), и еще (тут представьте отточие, пунцовое от стыда), сидел вместе со мной и Олником в тюрьме Сэлиджии, столице Фрайтора, мы были корешами.
Тогда он не был таким медно-красным, его кожа напоминала оттенком высветленный на солнце плод каштана. Значит… Погодите, я вам все поясню.
Вот что я знаю об изменении гоблинской расцветки: коричневокожий гоблин краснеет лишь в одном случае - когда становится начальником. Большим начальником.
Изучению этого феномена посвящали свое время академики Фаленора, маги Талестры и некоторые ученые Харашты. Иных из этой муторной братии я водил в гоблинские становища, чтобы они своими руками (после подношения богатых даров) могли пощупать толстую шкуру вождей и шаманов, и убедиться, что она не подкрашена, что это не особая татуировка. Одни долбоклюи твердили, что, став Бугром, гоблин начинает употреблять в пищу большое количество лесной моркови, которая может окрасить и кожу человека, другие настаивали, что всему виной особое устройство разума гоблинов, мол, от начальствования их мозги начинают посылать к коже особые сигналы, и она вырабатывает красящий пигмент нужного цвета; третьи утверждали, что причина покраснения - магический обряд ритуальной эритемы.
Понятия не имею, как оно обстоит на самом деле. Мне достаточно знать, что красный гоблин - это шаман или вождь, а коричневый гоблин - это рядовой гоблин.
(Замечу в скобках, что коричневый гоблин может также посинеть, если долго пролежит мертвым. Сперва посинеет, а потом начнет вонять. В синюшности и вони как раз нет никакого феномена.)
Я взглянул на бывшего кореша и вздохнул.
Начальник.
Вот оно что! Вот значит как!
Еще один призрак прошлого…
Он соскочил с кресла (вроде это была епископская кафедра), оказавшись ростом мне по грудь (я бы сильно удивился, если бы за пять прошедших лет он вдруг малость подрос), и водрузил маску на железную вешалку в углу комнаты. Там же висел соломенный убор шамана, на первый взгляд неотличимый от переносного шалаша. В другом углу я увидел жезл вождя всех племен, похожий на… похожий на… Ну, в общем, он был похож на одну штуковину, о которой не стоит говорить подробно, поскольку вы и так все поняли. Дикие племена - они такие… дикие.
Впрочем, не такие уж и дикие, как я смог сегодня убедиться. Да и жезл соседствовал со шкафом, забитым книгами в добротных кожаных переплетах.
Закипающий Чайник вразвалку подошел ко мне, тряхнул серьгами-полумесяцами в оттопыренных собачьих ушах и дружелюбно оскалился. По стенам разбежались солнечные зайчики - все сорок четыре зуба Кылдхыуза были одеты в золотые, начищенные до нестерпимого блеска фиксы.
Мы пожали руки-лапы.
- Епрста, пить будешь, на? - Чайник хлопнул меня по плечу.
Я покачал головой.
- Не уважаешь?
- У меня поход.
- Приход?
- Я говорю: завязал на время похода.
- Вона как! Угум, угум… - Он взглянул на меня с уважением. - Голова. Я-то не пью, держу для людей. Но шамать-то хоцца? - Он похлопал себя по плотному животу. - Есть шокерные блинчики со свининой, ну и всякое такое. Я-то сам на диете…
- Позже. Что тут у вас делается? Где Симка? Где вождь всех племен?
Закипающий Чайник с очевидным удовольствием постучал пальцем по своей груди.
- Ты с ним говоришь. Я, когда откинулся, на, решил податься в политику, и женился, епрста, на старшей дочке Трея Волнительного. Приданое-то у меня богатое, умею с его помощью произвести впечатление! - Он поскреб по клыкам, которые выступали из нижней челюсти, как позолоченные мясные крюки. - Стал ему названым сыном. А на третий день после свадьбы Трея случайно насмерть осиной привалило. Драма на охоте. Все женщины наших племен в знак скорби выбрили себе ноги! Все вожди Амброт-Занг собрались в Большой Разговорной Пещере, большой костер зажгли, большие трубки закурили… Но духи прогневались, и все вожди угорели. Двадцать трупов! Шаман Симка - я раньше у него в помощниках ходил - сказал: это Знак! И еще он сказал: названый сын бутгурт моара жив! Это Знак! - Закипающий Чайник скромно потупился. - Я бутгурт моар уже четыре года.
Я перевел дух. Благодарение Небу - одним врагом теперь меньше.
- А шаман?
- Угум? - Тут Чайник прибавил ласковое выражение, которое я не решусь озвучить. - Шаман Симка - я раньше у него в помощниках ходил - через полгода случайно утоп в котле для пиршеств, его подмастерья с горя в Козьем ручье утопились. Там воды тебе по колено, как утопились - уму непостижимо. Шаманы всех племен Амброт-Занг приехали на сход в Большую Разговорную Пещеру…
- Позволь, угадаю с трех раз - угорели?
Он печально покачал головой, действительно похожей на пузатый чайник:
- Обвал. Двадцать трупов. Все наши женщины выбрили ноги. Я сказал - это Знак! Провел религиозную реформу. Теперь я главный шаман, угум! Духи через меня говорят, я же раньше у Симки-то в помощниках ходил, все мало-мало знаю, шаманить могу, дождик с градом мне накликать - как два пальца того, этого… - Бутгурт рассмеялся. - Все помощники шаманов моих племен теперь шаманами стали, и меня слушают, а если не слушают, духи гневаются сильно, и шаманов губят. Я теперь совмещаю должности, на. Так спокойнее. Хотя тяжело. Весь день на работе. И по ночам. А еще жена. И дети. Близнецы. Одного звать Олник, другого - Фатик, в честь моих корешей.
Я открыл рот в немом изумлении, а он отечески хлопнул меня по плечу и вернулся к креслу, где выбил трубку и заново принялся насыщать ее табаком. Потом глянул на меня с хитрым прищуром:
- Ты садись, садись, в ногах, епрста, нет правды.
- Спасибо, в заднице ее тоже, кстати, нет. Я, видишь ли, несколько суток отдыхал в пещере…
- Угум, угум. Мои дозорные вас сразу засекли, и тебя узнали, тебя-то все наши знают, после твоих, на, похождений. Узнали, но я велел не тревожить. Мои сказали: ты вроде как при смерти, весь кровавыми тряпками замотан. Мы решили ждать. А ты вона что… Оклыгал, и рана затянулась неведомо как. Я-то твой шрам видел…
- Меня спасла… эльфийская магия. Может быть, это Знак?
Он серьезно кивнул:
- Епрста, конечное дело! Да и вообще, ты тут появился не случайно. Мои дела - твои дела, Фатик.
Я насторожился:
- Какие дела, Чайник?
Бутгурт моар не ответил, раскуривая трубку подобранным в пепельнице угольком.
- Я, пока в холодной сидел, все думал - отчего люди с равнин нас, епрста, не любят и за дурачков считают. - Он посмотрел на меня, в глубине жабьих глаз плескались холодные горные озера.
- Я не держал тебя за дурака, Чайник.
- Помню, угум-угум. Ну, ты на особом счету вместе со своим гномом. Ты меня грамоте обучил, про свой кодекс Джарси рассказывал интересно. Я его, епрста, если помнишь, на память выучил, на. А потом вот у себя внедрил. Изменил, конечно, кое-что…
Я чуть не схватился за голову. Вот откуда эти надписи на позорном столбе! Гоблины, чтящие Этический кодекс варваров Джарси!
Правда, были отличия: кодекс Джарси не запрещал потреблять алкоголь. Он, скорее, поощрял. В разумных, конечно, пределах. "Пей. Но пей в меру. И тогда тебе откроется счастье жизни", - так было сказано в кодексе.
- Вас выпустили, а я еще сидел, много думал, угум… Сколько мы, гоблины, должны прозябать в нищете и дикости? Пф-ф-ф-ф… Быть шестерками у людей, на подхвате? Задрало, понимаешь, что нас держат за полудурков. - Он выдохнул новый клуб дыма. - Угнетение! В городе только поднеси-подай, кирпичи таскай, стой на стреме, тьфу! Крестьяне нас ненавидят, мы их женщин похищаем для церемоний… Ладно, это я пресек. Но в остальном - чем мы хуже? Люди, они, епрста, почти все такие же болваны. Читать умеет десятая часть. Пьют самопляс жадно до потери облика… Мысли - чего бы пожрать, сходить налево, ближнего наколоть, епрста! Бабы у вас тягловой скот… Жрецов своих слушаетесь так же слепо, а у них один бог - деньги! Эх, людишки… Но - один черт, мы для вас - лесные варвары-придурки. Я решил - буду ломать архетип, епрста. И начал ломать…
- Я заметил. У тебя это неплохо получается, Чайник.
Он кивнул, словно не ожидал от меня иного ответа, кивнул и выпустил густой клуб дыма.