8-й (дополнительный) том Собрания сочинений И. С. Шмелева составили ранние произведения писателя. Помимо великолепных рассказов и очерков, читатель познакомится также со сказками, принадлежащими перу Ивана Сергеевича, - "Степное чудо", "Всемога", "Инородное тело" и др.
Содержание:
Е. Осьминина. Про купца, мужика, солдата – и барина 1
Рассказы 4
Очерки 58
Сказки 120
Выходные данные 130
Примечания 130
Иван Сергеевич Шмелев
Собрание сочинений в пяти томах
Том 8. Рваный барин
Е. Осьминина. Про купца, мужика, солдата – и барина
Точнее следовало бы написать так: про доброго купца, умного мужика, верного солдата и… а вот барин бывал самым разным. То "рваным", то "подбитым", то "веселым".
Все они – герои рассказов начала века, революционных очерков и крымских сказок Ивана Сергеевича. Из этих произведений составлен настоящий том "раннего" Шмелева; о них и пойдет речь.
Он начал с КУПЦА.
Нет, фактически-то Шмелев начинал с городового, мельника и валаамских монахов. Но то были "пробы пера", после которых он замолчал лет на десять. И на профессиональный путь вступил (больше с него не сходя) – с описанием родного купеческого Замоскворечья в "Распаде" (1906) и в небольших рассказах для детей. Почти все они имеют подзаголовок "Из рассказов моего приятеля", указывающий на автобиографичность произведений . Многие фигуры писатель взял из своего детства.
Захар Хмуров из "Распада" – это Егор Васильевич Шмелев (1838–1897), двоюродный дядя и сосед будущего писателя, действительный владелец кирпичного завода на Воробьевых горах . Леня, его сын – Алексей Егорович Шмелев (1867–1887). Сведения о них содержатся в ответе писателя на дореволюционную анкету: "Убийство Ал. II потрясло. Закопошились вопросы. Во дворе говорили о как-то нигилистах. Сильнейшее впечатление оставило самоубийство троюродного брата – студента технолога (в связи с политич. настроениями). Чувство жути пережил" .
Семья Хмуровых, по-видимому, списана с семьи дяди Егора: бабка Василиса – Надежда Тимофеевна (1818 – после 1880), жена – Екатерина Семеновна (1843–1901). Обстановка же в доме изображена совершенно в островско-горьковском духе: классическое "темное царство" с противопоставлением патриархальных отцов и революционных детей, жестокими нравами и затягивающим бытом: подробно, выпукло нарисованным "предметным миром" Отлично, кстати говоря, нарисованным. Не зря чуткий Ю. И. Айхенвальд написал Шмелеву после "Распада": "Страницы "Рус. Мысли" отныне открыты для Вас…"
Другой дядя писателя – Павел Иванович Шмелев (1847–1873), родной брат отца, – возможно, послужил прототипом для "книжного" человека из "Полочки", вероятно, тут присутствуют и черты деда .
Этих людей Шмелев лично не знал, и в рассказе выразилась его определенная "просветительская" программа.
Зато хорошо знал (подробно описал в "Автобиографии") и горячо любил героя остальных детских рассказов – отца, Сергея Ивановича Шмелева (1842–1880). "Отец был простой, необразованный человек, но он имел сердце и умел понимать другого" ("Рваный барин"). "Он был простой души, мой отец. Он ничего не понимал в тонкостях душевной жизни. Но он был мягок сердцем, мой простой отец… Он был чуткий и добрый человек". "Это был человек, который любил давать" ("Светлая страница").
Итак, купец должен быть ДОБРЫМ! Это идеал для Шмелева – и уже в своем дореволюционном творчестве он – найдя доброту и жестокость, идеал и его противоположность – показывает их.
Доброта отца проявляется в самых разных ситуациях. Он спасает лошадь ("Светлая страница"), подбадривает "Солдата Кузьму", без него позднее так плохо живется ("Как мы летали"). И конечно, помогает "Рваному барину" – этому униженному и оскорбленному, гордому и надорванному человеку из народа.
В "Рваном барине" есть и обличительные мотивы (которые вообще сильны у раннего Шмелева). Есть и влияние Достоевского – рассказ писался почти одновременно с "Человеком из ресторана", названного критикой современными "Бедными людьми". Но есть и другое – желание "быть писателем родным, национальным в лучшем смысле слова" , которое в это время начинает владеть Шмелевым Не случайно он писал редактору журнала, где печатался "Рваный барин": "НАЦИОНАЛЬНЫ д. б., по-моему, темы. Как национальна д. б. и литература, последнее время в молодых представителях своих ушедшая в какой-то тупик… И когда я говорил о БЛИЗКОМ массе, что должно б. предметом детск. журналов, я понимал это в смысле родного, нашего, русского" .
И вот в "Праздничных героях" эта доброта, сострадание к "маленьким людям" становится национальной чертой, входит в определенный жизненный уклад. Любовное единение людей в религиозный праздник… Это было у Шмелева еще в начале века! Как справедливо отметил дореволюционный рецензент:
"Перед читателем живо встает русская старинная действительность, чувствуется атмосфера простых отношений, непосредственное сближение людей разных социальных положений, хотя бы только и в праздничные дни. Это единение, по-видимому, и дорого самому автору" .
В русской литературе традиционно выразителем "родного" считался человек из простонародья: проще говоря, русский МУЖИК. Он становится героем Шмелева к началу десятых годов.
В ряде рассказов сомневающимся интеллигентам и даже бывшим революционерам противопоставлены мужики, ведущие обозы; плотогоны. Они знают свои идеалы и истины, у них все "верно и просто, все ясно и оправдано". В письмах Шмелев продолжает говорить о "заложенной" в народе "силе духа" , о желании "покатить" по Руси: "И какие сокровища можно бы увидеть!"