7.
- Убийца не может наследовать убитой!
Кому принадлежал визгливый выкрик, осталось тайной. Миг, и благопристойный конклав превратился в растревоженное осиное гнездо.
- Пересмотреть очередность!
- Исключить из наследников!
- Позор убийце!
- Торги! Всё на торги!
- Тор-ги! Тор-ги!
Маги вскочили с мест - откуда и прыть взялась! Тобиас Иноходец в возбуждении притопывал деревянной ногой, роя землю, как норовистый конь - копытом. Пальцы Газаль-руза зловеще шевелились. В любое мгновение Злой Газаль был готов пустить в ход свои знаменитые перстни. В руке Осмунда возник жезл. Голова Н’Ганги издавала гудение, грозя обратиться в рой пчел. Бледный, как смерть, Вазак отступал к шатрам, намереваясь в случае драки спастись бегством.
- Братья! Стыдитесь!
Максимилиан Древний вознесся над готовыми сцепиться чародеями, окутан шевелением теней, словно коконом тьмы. Голос старейшего из магов был подобен удару колокола, вытеснив иные звуки. Маги замерли; Древний выдержал паузу, дождавшись тишины.
- Обвинение предъявлено. Нам следует выслушать Симона Остихароса. Кто-то считает иначе?
Не слыша возражений, он кивнул:
- Говори, брат Симон.
- Что ж, я отвечу, - Симон встал. - Да, я виновен.
Учитель Инес выглядел угрюмым и сосредоточенным, как человек, принявший решение: трудное, но окончательное. Он говорил только с Максимилианом, игнорируя остальных.
- Инес была неизлечимо больна, - слова давались Симону с трудом. Чувствовалось, что старец не привык объясняться или оправдываться. - Я опасался, что она в плену или мертва, и явился в ее башню, намереваясь это выяснить. Циклоп, слуга Инес, отказался пускать меня к ней. Я вспылил. Инес все слышала; чтобы спасти Циклопа, ей пришлось спуститься к нам. На это ушли последние силы больной. Инес умерла у нас на руках. Да, я виновен в ее смерти, но убила ее болезнь.
- Как трогательно! - шмыгнул носом Тобиас Иноходец.
Насмешку одноногого никто не поддержал.
- От какой болезни умерла Инес?
- Ее тело было подвержено хаотическим метаморфозам.
- Никогда не слышал ни о чем подобном!
Осмунд Двойной был взволнован. Маги вновь зашумели:
- И я не слышал…
- И я…
- Что-то не слишком верится…
- Надо взглянуть на тело!
- Где вы ее похоронили?
- Там, - указал рукой Симон. - Впрочем, тело Инес продолжило меняться и после смерти. Я сжег его.
- Он убил ее! И скрыл следы!
- А вдруг он врет? Вдруг тело цело?
- Хотел сжечь, но не успел!
- Увы, Симон, - лицо Древнего скрывали тени, но от слов его веяло печалью. - Мы обязаны проверить твои слова. Кто пойдет к могиле, чтобы удостовериться?
Талел Черный презрительно фыркнул:
- В этом нет нужды. Я чую пепел даже отсюда. Симон говорит правду - по крайней мере, насчет сожжения. Это случилось позавчера. Я прав, брат Симон?
- Ты прав, брат Талел.
- Инес умерла три недели назад. Почему ты сжег ее тело только сейчас?
- Не твое дело, брат Талел.
Талел рассмеялся, но остальные приняли сказанное Симоном за оскорбление:
- Я ж говорю: следы заметал!
- Ну да, истории рассказывают живые!
- Мертвецы молчат…
- Опасался: поднимем, расспросим…
- Дело скверное, - подвел итог Максимилиан. - Все мы слышали свидетельство хлеба. Уверен, вода скажет то же самое. Симон Остихарос убил свою ученицу, утверждая, что не желал этого. С другой стороны, сожжение тела вызывает у собравшихся законные подозрения. Полагаю, если Симон доброй волей откажется от участия в наследовании…
От Симона не укрылось, как напрягся молчавший до сих пор Амброз. Хладнокровие изменило королевскому магу. На лице его вновь проступили сошедшие было багровые пятна, выдавая сильное волнение - на грани вожделения.
- Я не откажусь, - сказал старец.
Вокруг начался ропот. Казалось, из морских глубин встала приливная волна.
- Возможно, ты, по крайней мере, согласишься уступить свою очередность?
- Нет.
- Подумай, Симон! Ты всегда был рассудителен…
- Нет.
- Неужели в имуществе покойной есть что-то, что стоит такого упрямства?!
- Инес ди Сальваре была моей ученицей, - отрезал Пламенный. Он встал, и воздух вокруг него задрожал, как над костром. - Я, Симон Остихарос - ее первый наследник. И закончим на этом.
Максимилиан обернулся к королевскому магу:
- Что скажешь, Амброз? Ты обвинил Симона, и ты - второй в очередности, как муж покойной. Согласен ли ты уступить?
- Симон сам обвинил себя. Я лишь огласил свидетельство. И я настаиваю на том, что Симон Остихарос не может наследовать первым, поскольку повинен в смерти Инес.
"Интересно, что эти двое не поделили?" - прошептал Тобиас на ухо Газаль-рузу, так, чтобы услышали все. Злой Газаль в ответ лишь дернул щекой. Противостояние Пламенного и Держидерева вызывало у него живейший интерес - едва ли не больший, чем участие в предстоящих торгах. Газаль не желал пропустить ни слова, ни жеста. Когда еще выдастся столь изысканное развлечение?
- Итак, никто не желает уступить, - тени, окружавшие Древнего, клубились, наводя на мысли о грозовых облаках. - Значит, решение вынесет конклав, без участия заинтересованных сторон. Братья Симон и Амброз, удалитесь. Когда решение будет принято, вас пригласят.
Глава третья
Любовник Черной Вдовы
1.
- Госпожа Эльза?
Ни разу в жизни Натан не боялся так, как сейчас. Даже в переулке, где убивали отца, а малыш Танни полз по брусчатке, понимая, что от смерти не уползешь. Гибель под градом камней, под сапогами озверелой толпы - подарок судьбы, если представить, что может сделать с тобой оскорбленный чародей. Парень оглянулся через плечо. Зрячий глаз слезился, Натан вытер его рукавом. Маги спорили, кое-кто вскочил с мест, но сюда, к шатру Амброза, не доносилось ни звука. Пусть спорят, подумал изменник. Я должен успеть, пока им не до нас.
- Госпожа Эльза, вы здесь?
В шатре царил слабый полумрак - словно на опушке леса, в тени разлапистых елей. Сперва Натан решил, что шатер пуст. Ткань в ромбах, синих и бордовых, колыхалась; сплетение узловатых корней, заменявшее пол, воображение превращало в мускулистую спину чудовища, избитого до полусмерти - синяки, кровоподтеки. Напротив входного полога, менее чем на локоть приподнимаясь над корнями, росла узкая лежанка. Сплетенная из гибких, кажется, ивовых веток, с краями, загнутыми вверх, она походила на корзину, с какой ходят на базар за свежей рыбой. На ветках трепетали крошечные язычки листьев. Они облизывали тело спящего человека, и зелень делалась гуще, темнее, местами переходя в осеннюю желтизну. От этого зрелища изменника пробил холодный пот. А ну как опоздаешь, промедлишь на пороге, и найдешь в сытой, обожравшейся лежанке не сивиллу, а скелет с ошметками плоти на костях? Парень шагнул вперед, боясь оступиться. К счастью, идти по корням - а хоть бы и его беспалыми ногами! - оказалось легко и удобно.
- Госпожа Эльза, это я…
Он присел у лежанки на корточки. Сивилла спала, и Натан залюбовался спящей, забыв, где он, и зачем пришел. Эльза лежала на боку, изуродованной щекой в подушку. Профиль молодой женщины навел изменника на мысли о птицах. Зяблики, щеглы… Знать бы, почему? Ничего птичьего в чертах сивиллы не было.
Силки, подумал Натан. Клетки.
Вот почему.
- Проснитесь, госпожа Эльза…
Он едва успел зажать ей рот. Опоздай Натан на краткий миг, и вопль сивиллы всполошил бы весь лагерь. Крик бился ему в ладонь, будто живой; крик рвался на свободу. Проклиная себя, чувствуя, как ладонь горит от чужого ужаса, изменник навалился грудью на край лежанки. Ветки прогнулись, из последних сил удерживая тяжесть могучего тела. Листья-языки мелькали, ища живую плоть чужака. Натан чуть не расхохотался от щекотки, пробравшейся под кожух и рубаху. Прикосновения юрких листьев, как ни странно, успокоили его, придали смелости.
- Вы не бойтесь, госпожа Эльза. Все хорошо, это я…
"Танни?" - толкнулось в ладонь.
- Ага, я…
"Зачем? Откуда?"
- За вами пришел. Вы вставайте, только тихо…
Он убрал руку, боясь, что Эльза все-таки закричит. Нет, она молчала, просто села на лежанке. Сивилла была в одной сорочке; подол сбился, открывая ноги много выше колен. На груди под тонким полотном торчали два бугорка: маленьких, твердых. Рожки, подумал Натан. У меня похожие, только на голове. Он не замечал, что фыркает, раздувая ноздри, и клонит голову, как если бы собирался боднуть сивиллу. Мозг заволакивала пелена: не багровая, как от ярости, а сизая с горящими прожилками молний - грозовая туча, готовая пасть ливнем на иссохшие от зноя поля. Понадобилось чудовищное усилие, чтобы вернуть рассудку ясность. Тащить каменную руку Симона от грота к башне, и то было легче.
Натан облизнул пересохшие губы, и увидел, что Эльза тоже облизывается. Он не знал о дурной привычке короля - а если б и знал, то не нашел бы сходства! - и удивился. Наверное, она хочет пить. Надо принести ей воды…
Надо бежать, болван, подсказал кто-то, злой и деловитый, голосом Циклопа.
- Медь, - задумчиво произнесла сивилла. - Или железо.
- Что?
- Медь. Соль. Чуть-чуть с кислинкой.
- О чем вы, госпожа Эльза?
- О вкусе крови. Ты когда-нибудь пробовал кровь на вкус?
- Жареную, - сознался Натан. - В колбасе. С кашей, салом и чесноком.
- А человеческую?
- Вы с ума сошли!