Наконец, Привалов вырвался из стены и попал в зал с низким потолком. Почти всё пространство занимала сложное устройство непонятного назначения, напоминающее старинную радиостанцию: какие-то стойки, пульты, провода с бахромой пыли и всё такое. Единственным элементом, выбивающимся из общего стиля, было жестяное ведро, к которому были прикручены трубки. Заглянув туда, Саша удивился: в ведре лежали горкой кусочки какого-то тёмного вещества, некоторые - со следами зубов. Движимый любопытством, он снизился над ними - и почувствовал ветерок, дующий в дно ведра. Не чуя худого, он опустился чуть ниже. Ветерок превратился во что-то вроде мощного течения. Привалова захватило и потянуло вниз. Он понял, что дело плохо, и попытался усилием воли выскочить из ведра. Не получилось: его тащило и всасывало. Несколько запоздалых рывков только усугубили.
- Помогите... - в отчаянии попытался закричать Привалов, поглощаемый механизмом.
В воздухе внезапно возникла мысль, которую Привалов воспринял как досадливую. Потом чья-то могущественная воля выдернула его из ведра и коагулировала в материю. Процесс был мгновенным, но крайне неприятным. Казалось, его запихнули в какой-то пыльный мешок, причём узкий и тесный. На память почему-то пришло неведомо где слышанное "тело - темница души". Саша понял, что это не такая уж и метафора.
- Che cazzo vuoi? - раздался голос над ухом.
Ошеломлённый стремительными переменами в своём положении и плохо соображающий, Саша всё-таки выдавил из себя что-то вроде "non parlo Italiano". Эту фразу ему пришлось выучить, чтобы контактировать с Жиакомо, который имел неприятную привычку посреди разговора переходить на язык Данте и Муссолини.
- Да уж понял, - ехидно заметил невидимый собеседник. - Проверяльщик, что-ли, новый?
- С-с-с... - выдавил из себя Привалов.
- Che? Si? Не напрягайся, можешь говорить на своём варварском диалекте. Я тут поставил вполне приличные заклятья перевода.
Саша, наконец, сфокусировал зрение. Ощущение было, будто смотришь через толстое и пыльное стекло. Привалов снова почувствовал всё несовершенство своего тела и тихонько вздохнул.
Но, так или иначе, глаза работали и кое-что показывали. А именно: перед ним сидел - прямо в воздухе, не заморачиваясь сотворением мебели - невысокий старичок в красном камзоле. Половину лица занимал огромный горбатый нос, более напоминающий клюв. Волосы его - абсолютно седые, серебряные - были собраны в косичку. Картинку завершала аккуратная, будто приклеенная, бородка.
"Бальзамо" - сообразил он, наконец.
Мысли заметались, как тараканы на кухне в момент включения света. Чего ждать от великого старца, было совершенно непонятно. Вообще-то всего: Бальзамо был древен, велик и непредсказуем. Однако у Привалова был один козырь - мелкий, но важный: он думал на русском, а Джузеппе Петрович его не знал. Поэтому адекватно прочесть мысли Привалова - что с лёгкостью делали все сашины знакомые - он не мог. Слова о "проверяльщике" это косвенно подтверждали: любой маг на его месте предпочёл бы убедиться в полномочиях новоприбывшего самолично, а не задавать дурацкие вопросы. Впрочем, могло оказаться, что Бальзамо видит его насквозь каким-нибудь своим особым способом, а сейчас просто делает вид. Чего именно вид и зачем делает - Привалов так и не додумал, потому что человек в красном камзоле заговорил снова:
- Полюса в отсекателе, небось, переключить хотите? Раньше разводили на вершках, а теперь на корешках?
- Кристобаль Хозевич говорил... - начал было Привалов, демонстрируя компетентность.
- Кристобаль Хозевич, - передразнил старик, - вообще многовато говорит. Терпеть не могу этого вёрткого жидёныша.
На этот раз Привалов испугался и возмутился уже не так сильно. Но достаточно, чтобы Бальзамо это почуял и рассмеялся.
- Что, мелкий, дрожишь? Чую-чую, - наконец, сказал он. - Правильно. Тебе жидов полагается бояться. И чем дальше, тем больше бояться будешь. Тебе любой жид - хозяин. Но это тебе. А не мне. Мы-то этих марранов душили-душили...
- К-кого? - попытался было вытолкнуть из горла Привалов. Получилось плохо, но Бальзамо понял.
- Совсем вас истории не учат, - брезгливо сказал он. - Ну ладно, мясу не положено, но ты-то вроде как допущенный? Марраны - это испанские жидочки-выкресты. Втайне ходили в синагоги свои поганые. Испанцам такого добра было не надобно. Инквизиция ими занималась. Я там консультантам работал, помню. Ежели чего - можем повторить.
- Так ведь Кристобаль Хозевич это... сам был Великим Инквизитором... - пролепетал Привалов.
- Этот-то? Инквизитором? Да ещё Великим? - Бальзамо усмехнулся. - Совсем вы, ребята, нюх потеряли. Обычным доносчиком он был, на своих стучал. Когда разоблачили - спрятался. Его по всей Европе ловили. В конце концов в Россию сбежал. Местные жиды его приняли. Тогда они на русских царей работали, это потом их британцы перекупили...
Привалов чуть не застонал. Отвратительное слово "жиды" скребло по нервам, а "русские цари" прозвучало как-то совсем нехорошо. Саша поймал себя на мысли, что лучше уж корнеевский мат-перемат.
- Так, значит, смотрящих отозвали, - продолжал Бальзамо, чем-то гремя. - Кто прощальную речь читал? Американец или англичанин?
Мозг Саши отчаянно тупил и тормозил. Поэтому на вопрос великого старца он почему-то извлёк из памяти слова призрака-Януса: "now I take my leave". Произнесли вслух он их бы не смог, но Бальзамо воспоминание увидел.
- Вот так и сказал? Вот с такой интонацией? - уточнил он. Мозг Привалова где-то внутри себя сделал что-то вроде кивка, а может, поклона.
- Тогда американец, - удовлетворённо заключил Бальзамо. - Хотя теперь уже без разницы. Нам, палермцам, один хрен... - он неприятно хихикнул и махнул рукой. - Ладно. Претензии какие есть к моей работе?
Привалов помотал головой. Ему было очень неуютно.
- Ну, в общем, как команду дадут, я полюса переключу. Хлебушка только свеженького насыпьте. Ленинградский уже весь выдохся, за столько-то лет, - проворчал Бальзамо. - Будет хлебушек-то?
Привалов пожал плечами, всем своим видом показывая, что он человек маленький и не его это дело. Бальзамо, видимо, понял.
- Мороки-то с вами, мороки... - старый волшебник потянул за какую-то ржавую цепь, и поднял с пола толстенную инкунабулу в чёрной коже. - Расписывайся, что-ли, - он протянул Привалову кривой кинжал.
- К-кровью? - заикаясь, прошептал Привалов.
- Чем же ещё? Давай режь, не копайся, - не терпящим возражений тоном распорядился великий.
Привалов понял, что пропал. Кровь позволяла не только идентифицировать личность человека, но и считать ауру и отпечаток мыслей. Первый же правильный проверяющий, глянув на подпись, немедленно выкупил бы Сашу со всеми потрохами. Он подумал - не лучше ли прямо сейчас сознаться в злостном самозванстве и прочих грехах, которые успел совершить. Он не знал точно, что именно он нарушил, но чувствовал, что нарушил изрядно. И влип по самое дорогое.
Но просто так сдаваться не хотелось.
- С-сейчас, минуточку, - выдавил из себя. - Не люблю крови, - брякнул он первое, что пришло в голову.
Как ни странно, но это старику понравилось.
- Это хорошо, - сказал он, - у нас вот тоже крови не любили. Казнь без пролития - знаешь, что такое? Нет, жечь не обязательно, - он, видимо, углядел в голове Привалова какую-то картинку. - Можно разными способами. Вот, к примеру, гаррота. Вроде бы простая штука, а ежели умеючи...
Раздался мелодичный звон. Бальзамо с неожиданной прытью вскочил.
- Сиди тут, - кинул он Привалову и исчез.
Получивший неожиданную передышку Саша обхватил голову руками и принялся лихорадочно соображать. В принципе можно было бы попробовать наколдовать кровь - ну или что-нибудь похожее на кровь. Проблема была в том, что именно кровь практически не поддавалась магической имитации. Даже у самых лучших дублей не было крови.
Он открыл инкунабулу, оказавшуюся чем-то вроде гроссбуха. Там был длинный столбик дат и разнообразные росчерки. Саша узнал хвостатый автограф Хунты, меленькие буковки Почкина, даже корнеевскую корявую лапу. Похоже, таинственный отдел Заколдованных Сокровищ был местом довольно-таки посещаемым.
Саша попробовал сотворить авторучку с красными чернилами. Это получилось с первого раза. Однако при попытке расписаться линии расплылись и исчезли за полсекунды. Инкунабула была магически защищена - расписаться в ней можно было только кровью.
"Рыбу... рыбочку бы" - некстати вспомнилась вечная корнеевская мольба. Корнеев, когда у него начинались проблемы с живой водой, обычно пытался спасти ситуацию заменой опытного экземпляра. Иногда это приносило пользу. Сейчас рыбочка или любое другое существо очень не помешало бы самому Привалову.
Он завертел головой в поисках чего-нибудь подходящего. Подходящего к чему и зачем, он не знал, но должно же в комнате волшебника быть что-нибудь полезное?