
- С первых дней младенчества, - рассказывает Стерн, - мы развиваем у детей слух и зрение. Музыка и эти цветные шарики служат этой цели. Воздушные солнечные ванны укрепляют и закаляют их тело.
Наверху, под куполом, круглое фойе, залитое солнцем. Из откинутых створок окна видна подернутая синей дымкой даль. Сверкают алмазами короны гор. Крапины изумрудных лесов. Лазурные пятна озер. И солнце! Солнце!
Дети сидят и набрасывают на полотне сочные мазки красок. Они умело передают игру света и теней, переливы, оттенки цветов, и кажется, что все эти дети талантливы. И та же мысль об одаренности детей Мирового Города приходит в голову Викентьева и Евгении, когда они заглядывают в музыкальную студию, где дети разыгрывают свои музыкальные сочинения, в студию словесности, где малыши читают свои стихи, яркие, звонкие, образные.
- Какие гениальные дети! - любуются ими Викентьев и Евгения.
- Гениальные? - усмехается Стерн.
- Все люди талантливы, если их умело воспитать. В наше время нет бездарных людей. Мы подчинили себе природу человеческого ума и духа и направляем ее по своей воле. Путем воспитания физической и умственной культуры, мы создаем талантливых поэтов, художников, музыкантов.
Открывается широкий люк в куполе; в люке видны светлые борта воздушного корабля. Спущен трап. Светлая цепь детей поднимается по трапу на корабль.
- Куда вы летите, дети? - улыбаясь им, спрашивает по идеографу Евгения.
- На север, на юг, по всему миру, - несется ответ. - Мы летим учиться у морей, у гор, у ледников, в глубинах океана…
- В глубинах океана? - переспрашивает Евгения.
- Да, да! Мы спустимся на дно океана в подводных кораблях.
- Мы будем учиться на заводах и фабриках Мирового Города.
- Где же все-таки ваша школа? - спрашивает Викентьев.
- Тут, там, везде, на всем земном шаре, - доносятся бойкие ответы.
Стерн сияет радостью и гордостью.
- У нас нет школьных скамеек и душных аудиторий, как в ваше время, - говорит он. - Наше юношество и наши дети учатся на свободе, изучая геологию в недрах земли, ботанику - в лесах и полях наших террас, физику - в природе… У нас почти нет книг. Юное поколение рыщет по всему земному шару и добывает своей пытливостью и трудом знания. Руководители им ставят задачи, и дети сами разрешают их.
Одна группа молодежи, взбирающаяся по трапу, сообщает:
- Нам поставлена задача исследовать морскую растительность и животный мир.
Другая группа говорит:
- Мы должны произвести исследования на том месте Мирового Города, где находился Рим, и подготовить материалы для докладов по древней истории.
- А мы изучим жизнь одноклеточных животных в Тихом океане и привезем доклад по биологии…
На тросах поднимают на корабль огромный телескоп. На учебном воздушном корабле устроена башня-обсерватория, химические лаборатории, радио-идеограф.
Трап убран. Корабль мягко фыркает поршнями и взвивается ввысь. Гирлянды юных голов у перил палубы. Звенят голоса. Машут руки. Корабль делает поворот и скрывается за голубой ледяной шапкой Юнгфрау.
II. Великий изобретатель
- Это я, Лессли! Вы расположены говорить со мной, Евгения Моран?
Над радио-идеографом, на стене каюты Евгении, вспыхивает белая искра, разрастается в светлый прямоугольник, и в прямоугольнике света - сильная фигура Лессли.
У Евгении отчего-то взволнованно стучит сердце и приливает кровь к лицу. Она много думала о Лессли, хотела его видеть… Но как же Викентьев? Лессли и Викентьев - кто ей дороже?
У Лессли лицо светлеет. Он читает по идеографу то, что творится в душе Евгении.
- Да, да, я много думала о вас. Я не знаю… Я не понимаю, что творится во мне, Лессли. Викентьев… Вы…
На экране Евгения видит: призрачное отражение себя и четкое отражение Лессли. Он хватает руки ее призрака, целует их, целует ее лицо. Это радио-идеограф отражает мысли Лессли.
На острове Ява, у себя в кабинете, Лессли видит на экране две призрачные фигуры - свою и Викентьева. А между ними четкую фигуру Евгении. Она мечется между ним и Викентьевым. Это мысли Евгении.
- Вы любите меня, Евгения Моран, а с Викентьевым вы связаны общностью эпохи. Вы любите меня, меня… Но подумайте над собою. Вы еще не решили вопроса, не определили своего чувства. Я буду ждать, Евгения Моран…
Фигура Лессли исчезает. Светлый прямоугольник гаснет, но через несколько минут он опять вспыхивает и с экрана снова глядят энергичные глаза Лессли:
- Извините! Я забыл предупредить вас. Через час произойдет что-то… Я не могу сказать… Не пугайтесь.
И сразу погасло изображение Лессли, который быстро сбросил чашечки идеографа, чтобы Евгения не прочла его тайны.
Евгения прижимает руки к сердцу: как оно бьется. Отчего он так скоро исчез?
Вдруг луна начала падать ни землю. Или земля на луну. Только что она была серебряной чечевицей на синем небе и вдруг начала расти. В четверть часа ее диаметр вырос до сажени… И еще: все небо заволоклось густой дымчатой пеленой, закрывшей звезды, и только луна вырезывается из этой пелены и растет, растет… Десятки обсерваторий Мирового Города тревожно перекликаются по радио-идеографу:
- Что это? Что это?
- Мировая катастрофа? Нарушены законы тяготения! Конец земле!
- Сейчас начнутся страшные циклоны!
- Наблюдайте за магнитной стрелкой! Будет магнитная буря!
- Мир погибнет прежде, чем земля столкнется с луною, от взрыва земной атмосферы!
Все жители восточного полушария, где наблюдалось это явление, высыпали на террасы Мирового Города и с немым ужасом глядели на небо.
Ни звезд, ни синевы. От горизонта до горизонта коричневато-дымчатая пелена, и на ней огромное лицо луны. Она закрыла уже четверть небесного свода. Вот ее горы и кратеры, резко-черные с теневой стороны, ослепительно белые - с солнечной. Мрачные, мертвые пропасти. Белые пески.
Обсерватории перекликаются:
- В земной атмосфере нет изменений!
- Магнит - в покое!
- Циклонов нет!
- Наука обанкротилась! Мы ничего не знаем! - твердит по радио один растерявшийся ученый.

- Нет! Нет! Наука не лжет! Лгут наши глаза, наши приборы! - отвечают другие.
Полнеба охватило лицо луны. Ясно видны трещины на склонах гор, морщины лунной коры заполнены чем-то белым. Снег?
Еще четверть часа. Весь небесный свод от края до края накрыт вогнутой чашей луны. Камни, скалы, острые зубы сбиты в мертвые кучи. На солнечной стороне какое-то неуловимое движение. Что это - жизнь?
Из одного конца Мирового Города в другой идеограф мчит прощальные призывы:
- Элла! Прощай. Мы все умрем!
- Прощай!
- Мне страшно. Я не хочу умирать!
- Мужайтесь, граждане!
Воздушный корабль спускается. Стерн бледный, но спокойный, работает в капитанской будке. Викентьев застыл в ужасе. Вцепившись в перила палубы, он вскинул вверх голову и глядит расширенными глазами на страшный, холодный, мертвый ландшафт луны, не слушая и не понимая Евгении, которая твердит:
- Успокойтесь! Это ничего! Я знаю, что это ничего…
И сразу, точно чья-то мощная рука сорвала с неба огромный диск луны, закрывший его. Опять луна висит маленьким серебряным кружочком в высокой синеве, опять горят пушистые звезды.
И, отчеканиваясь золотыми письменами на небе, сообщает всему миру световая радио-телеграмма:
Я, изобретатель Лессли, демонстрировал свое новое изобретение - кино-телескоп. Он состоит из телескопа и усовершенствованного мною кино-аппарата. Телескоп отбрасывает отражение в объектив кино-аппарата, увеличивающего изображение в 20 миллионов раз.
Мощный рефлектор покрывает небесный свод теневым экраном, а кино-аппарат отбрасывает на этот экран изображение. Отныне астрономические наблюдения возможны не только в обсерваториях, но и простым невооруженным глазом и, кроме того, астрономические явления становятся зрелищем масс.
- Лессли, это вы?
- Да, это я, Евгения. Как я рад.
- Но почему я не вижу вашего изображения на экране?
- Я разъединил световой провод. Я не хочу, чтобы вы видели мое лицо.
- Почему? Впрочем, вы не можете скрыть своих чувств. Я ощущаю по идеографу: вы расстроены?
- Да, Евгения. Я сержусь на самого себя. Я выкинул непростительную мальчишескую выходку с этим опытом.
- Зачем же вы это сделали? Вы привели Мировой Город в страшное смятение.
- Я не ожидал такого переполоха, Евгения… Но все равно, это непростительно!
- Покажитесь же, Лессли. Я хочу вас видеть.
На экране расстроенное лицо Лессли. Но уже начинает светлеть. Глаза теплеют нежностью.
- Евгения! Евгения! - вторит он.
- Слушайте, Лессли, вас не привлекут за это к суду?
- К суду? Что это такое? Ах, да! У нас нет этого. Мы сами себя судим.
- Но власти… Они не наложат на вас наказания? Все возмущены вашей выходкой.
- Какие наказания! Гражданина Мирового Города никто не может наказать. И властей у нас никаких нет.
- Ну, не власти, а те, кто регулирует распределение и труд. Они вам ничего не сделают?