- Кто-нибудь сможет продать мне мясо? - произнес, повышая голос, Виктор. - Или я возьму его так.
Он повернулся.
Слева сзади, за чередой мутных стекол, за куском обшивки от вездехода, раздались шаркающие шаги.
Человек, вышедший оттуда, был мертв уже, наверное, сутки. У него были мутные, утратившие осмысленное выражение глаза и схваченная окоченением гримаса: рот приоткрыт, нижняя челюсть сдвинута в сторону, землистого цвета кожа половины лица сбилась в морщины.
Мужчина где-то пятидесяти - пятидесяти пяти лет. В штанах и фартуке на голое тело. На лысеющей голове имелась ссадина, но больше никаких, во всяком случае, видимых повреждений не наблюдалось.
Виктор не испугался. Мертвецы бродили и в столице. В этом была истина: не человек, а то, что в нем, не хотело уходить из жизни.
Или не сразу соображало.
Мертвецы были безобидны и безмолвны. Обычно они замирали на месте, словно озадаченные своим посмертием. Реже - шли куда-то, то ли по памяти, то ли единожды выбрав направление.
Потом их, конечно, хоронили.
Виктор посторонился. Мертвый мужчина, задев его локтем, медленно побрел вглубь пассажа, наткнулся на стеллаж и остановился.
Послышался вздох. Потом горловой клекот.
Виктору была видна плотная спина в родинках и жировых складках на поясе, покачивающийся стриженный затылок, завязки фартука.
Он подумал: надо кого-нибудь позвать, но почему-то стоял, не двигаясь, и смотрел на ворочающегося, скребущего пальцами по воздуху мертвеца, пока откуда-то снаружи не донесся гроход и жестяной звон.
Вслед за звоном в пассаж влетела тачка, длинные ручки которой держал Яцек, а за ним по пятам вбежала женщина в легком платье, раскрасневшаяся, с тревожно распахнутым лицом.
- Он здесь, здесь!
Загрохотала сбитая стойка.
У Виктора Яцек затормозил, отпустил ручки, и они рогами поднялись к низкому потолку.
- Господин Рыцев?
Лицо молодого полицейского вытянулось. Он даже сделал попытку отмахнуться от Виктора, как от морока.
- Это не он! Не он!
Женщина в дробном стуке каблуков проскользнула мимо, к мертвецу, и обернулась:
- Яцек!
Не сговариваясь, они бросились помогать.
Яцек подвел тачку, откинул передний борт, а Виктор вместе с женщиной принялись грузить в нее мертвого мужчину. Это оказалось не просто: мертвец упирался, вяло отпихивался похрустывающими руками, а, уже посаженный, упрямо пытался встать.
Они боролись с ним несколько минут.
Женщина страдальчески кривила рот, дышала прерывисто, один раз из нее вырвалось: "Ну, папа, папа же!". В вырез платья, когда она наклонялась, Виктору то и дело показывались ее груди, частично скрытые материей бюстгалтера.
Груди были симпатичные.
И лицо у женщины было красивым, с маленькими обкусанными губами, пушком на щеках, глазами-озерами, светло-зелеными, в которых Виктор с удовольствием бы утонул.
Несколько раз они касались друг друга, ладонями, предплечьями, перехватывая руки мертвеца или лишая его движения, и от женщины шло мягкое, суховатое тепло, перекидываясь на Виктора разрядом возбуждения.
Хорошо, комбинезон скрывал.
Он подумал: это желание? Тогда желаю.
Затем Яцек потянул осевшую тачку, выход приблизился, наплыл, взвизгнули колеса, и мертвец, обжатый бортами, оказавшись под открытым небом, вдруг успокоился, прекратил ворочаться, и держать его стало не нужно.
Виктор распрямился одновременно с женщиной.
- Куда его?
- На кладбище, - женщина спрятала за ухо непослушную прядь, протянула ладонь: - Вера.
- Виктор.
Они медленно пошли за тачкой. Вера поглядывала на него искоса.
- Вы из столицы?
- Да, - улыбнулся Виктор, - и об этом здесь знают все.
- Просто к нам больше никто не ездит.
- А поезд?
- Зарядит батареи, увезет вас, может, еще кого-то, и мы не увидим его еще год.
Яцек потянул тачку с мертвецом на полосу асфальта между зданием почты и приземистым, видимо, горевшим домом с черными от сажи окнами. Виктор схватился, помог ему преодолеть поребрик.
Мертвец болтал ногами.
Поскрипывали колеса, звуки шагов дробились, отражаясь от стен. Вдалеке поступала темная кромка кратера.
- Вас поселили на Донной? - спросила Вера.
- Мне сказали, это постоянное место обитания следователей.
- На вас корабельный комбинезон.
- Отцовский.
Вера бросила взгляд на мертвеца в тачке.
- Он жив?
- Нет, - сказал Виктор. - Отец умер. Давно.
Яцек впереди остановился.
- Эй, - обернулся он, - вообще-то тачка тяжелая.
- Впряжемся? - спросила Виктора Вера.
- Вы - за одну ручку, - сказал он, - а я - за другую.
Так и сделали.
Освобожденный Яцек пошел чуть в стороне, тактично шурша травой, выросшей у тротуара.
- А это ваш отец? - кивнул назад Виктор.
- Да, - ответила Вера. - Только…
Она вдруг залепила себе ладонью по лицу. Ногти оставили царапину на переносице. Из глаз брызнули слезы.
- Не думай! - крикнул ей Виктор.
И прокусил язык.
Ручка выскользнула из пальцев. Тачка взбрыкнула, мертвец вывалился из нее, нелепо взмахнув руками.
Дальнейшее Виктор видел уже отрывочно - между приступами боли, между затемнениями, между тяжелыми ударами колокольного языка о стенки черепа.
Бум-м-бом-м!
Асфальт прыгнул в ладони. Асфальт опрокинулся. Угол дома. Кусок крыши. Белое многослойное облачное волокно. Иглы под ногтями. Больно-больно-больно!
Его катало, то приближая к скрюченной фигурке Веры, то отдаляя от нее. Ему мерещился ее слепой - один белок, без радужки - глаз. Ее пальцы, хватающие за рукав. Ее щека, трущаяся об асфальт.
Он слышал ее крик, протяжный, почти вой:
- Господи-и-и!
Он видел затылок Яцека, стоящего на тротуаре и пытающегося обнять руками дом. Яцек стоял неподвижно и, кажется, шептал:
- Я доволен, я всем доволен.
Во рту было полно крови.
Боль вгрызалась в мышцы, сверлила кости и зубы, хрустела суставами. Боль перемалывала, и Виктор хрипел и изворачивался, давил ее, вытряхивал из себя, сплевывал ее, но она накатывала новой, яркой волной.
Я р-р-рад! Су… Р-рад!
А потом все кончилось. Незаметно и разом. Как всегда.
Виктор обнаружил себя сидящим у тачки, обессиленным и разбитым, с ладонями в крови и распухшей вдобавок к скуле губой. Вера упиралась лицом в его плечо, уже не наддутое, скисшее, и баюкала левую руку.
А еще он, оказывается, свистел:
- Ф-фы… фи-и-и…
Хотя ему думалось, что он говорит: "Все хорошо, все позади". Но это прокушенный язык зачем-то словам мешал.
Как ни странно, после наказания можно было даже поймать кайф.
Главное - не шевелиться. В контуженном болью теле бродил пост-эффект, и оно казалось легким, расслабленным, невозможно-воздушным. Не тело - суфле.
И хотелось спать.
- Господин Рыцев!
Виктор скривился от впившихся в руку чужих пальцев.
- Оффынь.
- Господин Рыцев, мертвец уходит!
Яцек потянул его на себя, и притихшая боль выстрелила залпом - в висок, в поясницу, в шею, по ногам.
Виктор заскрежетал зубами.
- Фука.
Он поднялся, оставив без опоры коротко простонавшую Веру.
- Уходит! - снова повторил Яцек.
Виктор, пошатываясь, повернул голову.
Мертвец удалялся на четвереньках. Ему не мешал даже развязавшийся фартук. Он наступал на него коленями, вонзался головой в асфальт, но упорно, обдирая лоб, полз прочь.
Не в ту сторону, подумалось Виктору на ходу.
Надо было бы к кладбищу. Не в город. Все мертвецы должны сами ползти на кладбище.
Да и закапываться - тоже.
Серая спина Яцека, которую он пытался держать в поле зрения, вдруг качнулась и исчезла, оставляя ему панораму пустой улицы. И куда?
Виктор опустил взгляд.
Яцек был здесь. И мертвец был здесь.
Казалось, они теперь ползут вместе. Только Яцеку тяжелее, и он цепляется за чужие шею, спину, стараясь не отстать.
Мертвец пускал газы.
- Помогите уже, - прохрипел Яцек.
- Фяс.
Виктор нагнулся.
С третьей или четвертой попытки ему удалось поймать в захват плечо. Кожа у мертвеца была теплой и жирной наощупь. Пальцы скользили.
- Разворачиваем, - сказал Яцек.
Виктор потянул вверх.
В голове было: завалюсь - не встану. Если завалюсь - все. Кровь шумела в ушах.
- Еще чуть-чуть!
Треснула фартучная тесьма.
Мутные, в темных пятнышках глаза мертвеца вдруг оказались совсем близко и заглянули в него: кто ты? Влажным холодом продернуло правую щеку. Спустя мгновение Виктор понял, что его облизали.
- Ффясь!
Он дернулся, ощерился, перехватился.
Качнулось, смещаясь, небо, и Вера с тачкой оказались впереди, а не сзади. Как и кромка кратера, косо обрезающая облака.
Виктор упер лоб мертвецу в челюсть.
Сволочь, подумалось ему, прямо языком. А вдруг - трупный яд? И тут уже никаких, будто он сам, это он не сам…
Нет, нельзя.
- Господин… - выдохнул Яцек. - Господин Рыцев…
Виктор сообразил, что они стоят из-за него. Все еще стоят.
- Фа-фа, - сказал он.
И они пошли.
Медленно, потому что мертвец висел на плечах, а правое колено Виктора с каждым шагом просилось уйти в сторону.
Затем они уложили мертвеца в тачку, и он больше не порывался сбежать. Открыв рот с желтыми зубами, он смотрел вверх.
Виделось ли ему что-то завораживающее? Наверное.