Простите, что значит это Ваше: "Мы не знаем ни про какой Цесариус"? Не шутите, все знают историю о горящем корабле, храбром капитане и подлом картографе. Что значит: "не было"? Вот документ из архива, черным по белому… ага, пожалуйста: "должностная инструкция младшего охранника второго корабельного архива…", нет не то… а вот: "в августе сдано две тысячи мышей…" Странно… а вот: "Капитан Женьо, не могу назваться… преданный слуга…", так-так: "… и предостеречь: старший картограф систематически игнорирует третью поправку торгового устава…", хм…ерунда какая-то. Когда? Вы спросили: "Когда?" Не знаю когда, не покажу на карте откуда и куда, но знаю плыл, плыл огромный и страшный, и шипели борта раскаленные, и ревело в чреве его неизбежное, а с капитанского мостика мрачный, нелюдимый смотрел… Кстати, обратите внимание, ни его ли мачты показались, вон там на горизонте…
Жейнов Станислав Артурович
"Цесариус" обреченный…
Константина окликнули возле кают компании; он вздрогнул и сам себе показался маленьким и беззащитным, ссутулился, плечи сжались; нервная полуулыбка обнажила ровные, желтые от табака, зубы. Качнулся, слабость в теле, и под ногами будто пустота.
"Ну, зачем же так, - сказал себе, - сейчас… сейчас ты соберешься, и… Что и..? Как вот некоторым легко говорить "и"", - выдохнул, "Ну же, к чему эти хлюпанья?! старший картограф на нас смотрит публика, ваш выход".
И тот человек исчез, а появился другой: выше, шире в плечах, с гордой осанкой, строгим пронизывающим взглядом, и… и собираясь с мыслями отряхнув рукав, как бы от пыли, старший картограф, он же второе лицо на торговой шхуне "Цезариус", он же Константин Рум, оглянулся.
- Месье Константин, - обратились к нему снова.
"Рулевой, скользкий тип, провокатор и трус".
- Вы уж извините, что отвлекаем-с, - сказал рулевой, - но если вам не трудно, не могли бы вы уделить нам минуту, минуту своего… не думайте, мы понимаем, сейчас время это… и каждая минута теперь… - Он вдруг замолчал, строгий, презрительный взгляд старшего картографа смутил, но ропот команды, что столпилась за спиной, придал уверенности.
"Как же его звали? - вспоминал картограф, - Кущ? или… может, Куч?.. Бущ?"
- Ждать нельзя месье Константин. Вторую неделю тянете с правильным решением, и пока что-то…
Рум усмехнулся. ""Правильное решение" - забавно".
- Извините, не расслышал.
"Я что это вслух?.. Нервы, нервы…"
- Забавно, говорю, - сказал Рум, и отмахнулся: не обращайте внимания. - Ну, продолжайте, я вас слушаю.
"Началось… Эх, еще бы пару дней…"
Рулевой не понял, что забавляет картографа, но на всякий случай угодливо хихикнул, и продолжил:
- Уж не взыщите месье Константин, но команда… люди волнуются и… и все от неведения… Неведение томит и убивает нас. Страх окутал сердца человеческие, страшно сидеть в каютах, страшно ходить по палубе, и… Вы ведь знаете! Не случилось бы беды месье Константин.
"Нет, не Бущ, а Бущинский, даже, наверное Кучинский… Какая разница…"
Рулевой продолжал бы, но Рум остановил знаком руки.
- Перестаньте. Перестаньте любезный. Ваши ультиматумы, недоверие, страхи утомили всех, от капитана до распоследнего парусного штопальщика. Как вам не стыдно перед вашими же товарищами? - картограф окинул бодрым взглядом матросов, что опасливо выходили из за спины рулевого и становились полукругом. - У нас отличная команда: бравые ребята, профессионалы, с такими ни бури, ни смерчи, ни… Мы, в отличии от вас, любезный, - посмотрел на рулевого, стараясь придать интонации и взгляду радушие, - имеем кой-какое представление о запасе прочности судна водоизмещением пятьдесят тысяч тонн.
После, пробежал взглядом по молчащему полукругу, опять покосился на рулевого и иронично покачал головой.
- "Цесариус" не может сгореть! Этого не будет никогда! - конструкция у него такая, понимаете? Я ведь объяснял про буферные отсеки…
- Но ведь горит, месье Константин. - робко возразил рулевой.
- Да, не горит! не горит! сколько еще вам можно объяснять? - Рум наигранно рассмеялся, - Тлеет. Тлеет товар: пробковые листы. Они изолированы, там нет воздуха. Нет воздуха, понимаете? Мы не порох везем, не бензин, не спирт. Взрываться нечему.
- А мешки?
- Гербициды. Натрия хлоридные соединения и сульфатная щелач - да этим пожары тушат! Энергопоглощающий концентрат - говорит вам о чем-нибудь? Это как песок, как мука… крахмал, понимаете? - Развел руками. - Вы не химик, но уверяю Вас!.. И прошу, не надо, не надо стращать этих смелых, благородных людей, у них итак хватает забот. Тем более, что это бесполезно. Уж пуганные перепуганные - правда ребята!
Рум чувствовал, что ему не верят, но все-таки надеялся на чье-нибудь робкое одобрение, но только хлопки волн о скользкие борта, только…
"Ух, какие нетоварищеские у них лица".
- Вот видите, - снова обратился к рулевому. - вы в меньшинстве. Здравый смысл берет верх.
Тут были не только матросы, притушенные тенью рей и парусов, виднелись лица грузчиков, статистов, возле спасательных шлюпок шептались механики, а за ними… Константин вздрогнул, сжался, внутри стало холодно.
"Натан Рикша, - неужели он?.. один из "старших" с ними?.. Темно там, может, обознался?" Секунд десять картограф вглядывался в темноту, опять перевел внимание на рулевого, раскурил трубку.
"А чего ты хотел? - говорил себе. - Это вопрос времени, завтра, как раз "старшие" устроят бунт, бросят корабль у какого-нибудь островка, а дальше… Нет, вряд ли им повезет, зачинщиков "Кампания", конечно повесит, но они-то меня - раньше. А этот безвольный клоп - чего ждет? Правда, верит, что я изменю курс, - угроблю корабль только чтоб спасти его смердящую шкуру?"
- Я надеялся и сейчас уверен, что от хлюпиков и всяких там тонкошкурых мы избавились, - продолжил Константин. - Трусы и предатели нам не нужны. Команды сошла на берег, вернулась половина… и слава богу. Остались лучшие, остались те, для кого слово честь, не пустой звук! Благородные, духовитые, в вашей груди пляшет ветер океана! Да, я вижу много новых лиц, но чувствую: тут есть на кого положиться, с вами ребята, мы споемся…
- Но месье Константин…
Рум скрипнул зубами, ноздри задергались; он с ненавистью посмотрел на рулевого, потом перевел взгляд на команду и продолжил:
- Все мы знали, на что идем. У корабля небольшие проблемы, это есть… мы не скрывали, и нанимаясь, знал каждый… И все-таки мы вместе, в одной упряжке, в одном окопе, в одном… Побратил нас океан! Нет, не из за легкой наживы мы здесь ребята! Не в обещанной двойной ставке дело, не в льготах - нет!.. В нас самих дело! Есть в нас что-то неукротимое! Есть морское товарищество! Есть отвага! И есть океан! Наш океан! Навсегда! На всю жизнь! Так что орлы, поднять паруса! Вперед на встречу волнам! Не страшно! И пускай Посейдон насылает на нас…
Картографа прервали.
- Корабль горит! - крикнул кто-то из темноты.
- Какого черта! "Кто ж там такой горластый". Если знаешь больше меня, может, выйдешь на свет, расскажешь всем. Я говорю с владыками морей, а тут кто-то трусливо блеет забившись в темный уголок. Не самое достойное поведение, для…
- Горит, - послышался тот же голос. - Неделя, может две и все! Надо принимать правильное решение.
- Правильное решение, - послышались робкие голоса слева и справа.
- Тянете время! - Отрезаете путь назад! Это преступление против команды! Предательство! Огонь уже в третьем отсеке, завтра пятый, двадцатый… Примесь дыма, ноль семь, уже на нижнем ярусе. Эта отрава горит как… как сушеная пакля! Думали не узнаем!.. Задраили, замуровали - не помогло! А дальше?! Терпение наше уже не сдержать! - Отдавайте приказ!
"Какая осведомленность. Синоптик трепло. Зачем, только держать этих бездарей… слабое звено, паникеры… как это все не ко времени… пару дней бы еще…"
- Вы не можете сдержать огонь! - кричали из темноты. - Хотите гореть, ваше право, но сначала мы зайдем на Береи, а там уже бог вам в помощь…
Стало тихо. Картограф не торопился с ответом, задумался.
- Береи, - почти прошептал, посмотрел в сторону океана, где-то там, далеко, представились безлюдные Берейские острова, и уже громче: - Этого не будет никогда!
- Если у вас не хватает смелости повернуть, то у нас, поверьте - хватит. Пока мы только просим… Не вынуждаете нас обратиться к физическому решению!
- Выйди на свет! - сказал Рум. - Поразительно! - Всего один трус, и столько смелых слов!
От бесформенной подвижной массы, что темнела метрах в семи, отделился угловатый кусок, проступили знакомые очертания. Вышли двое, матрос и штопольщик; картограф не сразу разобрался: цвет нашивок на рукавах в темноте трудно различить. Сделали несколько шагов и остановились под тусклой мигающей лампой, что освещает лестницу на нижнюю палубу.
"Эти из новых, этих не знаю. Авантюристы, молокососы. Не понимают, итак уже по грудь в… хотят чтоб с головой накрыло. Оно конечно понятно: легких денег хотели, а тут… Пожара они боятся… не того боитесь… Кто ж верховодит?.."
Рум усмехнулся. - Вот он смельчак! Что-то в глазах двоится, - демонстративно протер глаза. - Отсюда не видно, вы держитесь за руки или нет?
Матрос смущенно посмотрел на товарища, после чего робко шагнул вперед.
- Я представитель временного матросского комитета "за жизнь". Сокращенно ВМК. В связи с чем, месье Константин, прошу учесть: в моих словах не единоличные требования, а мысли всего общества, - он помолчал, потом добавил: - Никто не хочет бунта, все хотят жить. Примите правильное решение, и команда всегда вас поддержит. А если нет, то… вы не оставляете ВМК выбора.
- И что будет, "если"?..
- Корабль идет на Береи, а с Вами или нет, тут уж…