В самом начале, когда Эвелин еще не потеряла надежду, она часто представляла, как Бернхард придет в сознание и они встретятся. И вот это случилось на самом деле, и Эвелин была потрясена. Он сидел на кровати - точно такой, каким остался в ее памяти, и все же совсем другой, совершенно чужой.
- Бернхард, - позвала она.
Он посмотрел на нее и, казалось, пытался вспомнить, кто она такая. Может быть, и вправду вспоминал. Но потом все же сказал:
- Эвелин. Ты Эвелин. - Это прозвучало отстраненно, как название далекого созвездия, но, когда он произнес ее имя, ей показалось, что сердце у нее выскочит наружу.
- Да, - подтвердила она. - Меня зовут Эвелин. - Она присела на край кровати и невольно отвернулась, увидев на соседней койке юношу с пустым взглядом.
- А где Тереза? - спросил Бернхард. - Ведь у нас есть дочь, и ее зовут Тереза, не правда ли?
- Да. У нее все хорошо. Она сейчас в школе. Ты знаешь, Тереза уже ходит в школу. - Эвелин радовалась как дура из-за того, что он вспомнил их дочь.
Бернхард смотрел на нее. Его взгляд был чужим и растерянным, но это были все те же глаза, в которых она когда-то видела свое отражение. В то время, которое, наверно, уже никогда не вернется, хотя…
- Я помню, как она родилась! - Его голос казался удивленным. - И я помню, как… мы зачали ее. - Его глаза сияли. - А мы довольно часто занимались этим, да?
Эвелин засмущалась и тут же вспомнила жаркую ночь, наполненную пением цикад, ночь, когда капельки пота не высыхали на ее теле, и как его руки… Она схватила руки мужа и почувствовала, что в них течет жизнь.
- Очень часто, - прошептала она.
- Как странно думать об этом, - сказал Бернхард, словно признавая, что совершил неблаговидный поступок.
"Я получила его обратно", - вот все, о чем Эвелин могла думать. Она наклонилась и обняла мужа. И почувствовала знакомое тело, которое лишь пахло чужим мылом.
- Я должен открыть тебе одну тайну, - с неожиданной настойчивостью прошептал ей на ухо Бернхард.
- Расскажешь дома, - шепнула Эвелин в ответ.
Глава шестая
Когда он спал, все было хорошо. И какое-то время после пробуждения - тоже. Но потом он осматривался, и им овладевало чувство ужасного одиночества. Как будто он заброшен в тело другого человека. Как будто он перенял чужие воспоминания и забыл свои собственные. Чужим для него было все. Чужим настолько, что казалось - он попал сюда с другой планеты.
- Это не так уж и необычно, - успокоил лечивший его врач-невропатолог. - Я не могу сказать, что это нормально. Но вспомните о том, сколько вы пережили, господин Абель. Со временем все образуется.
- Не нахожу в этом ничего удивительного, Бернхард, - говорила его жена. - Все из-за того, что ты раньше постоянно читал научную фантастику.
Но научно-фантастических книжек уже не было. Он помнил, что в подвале стоял шкаф с раздвижными дверцами, заполненный книгами. Но ни шкафа, ни подвала уже не было. И самого дома не было, так как жена была вынуждена продать его и переехать в эту маленькую квартирку. По крайней мере, здесь Бернхард имел полное основание чувствовать себя чужим. Правда, в квартире был балкон, на котором он сидел в первой половине дня, когда Эвелин уходила на работу, а Тереза - в школу. Он сидел, смотрел вниз на бесконечный поток машин и пытался понять, что с ним произошло.
Так пролетали недели. Бернхард читал все газеты, которые мог достать. Из пары завалявшихся старых журналов узнал о том, что произошло, пока он был в коме. С недоумением прочитал о теракте во Всемирном торговом центре и был потрясен фотографиями горящих и рушащихся башен. Ведь одним из последних его воспоминаний было то, как он сидел в кафе - там, наверху, - и убивал время до отъезда в аэропорт на тот обратный рейс, в конце которого его и настиг инсульт. Это было совсем недавно - в мае 1998 года. Больше четырех лет тому назад. Годы, которые прошли без него. Космическая станция, решение о строительстве которой тогда только что было принято, уже кружит по орбите вокруг Земли, и ее якобы можно различить невооруженным взглядом. Компьютерная проблема 2000 года разрешилась без прогнозировавшегося хаоса. А новый президент США ведет войну в Афганистане.
Эвелин много работала и часто задерживалась допоздна, объясняя это переходом на евро. Еще одно изменение. Евро. Бернхард вспомнил, как спорил с коллегой по имени Ив, что евро никогда не утвердится. Но это пари он проиграл.
В те вечера, когда Эвелин возвращалась поздно, он готовил ужин для себя и дочери. Нехитрые блюда - все, что он умел. На второй вечер Тереза заявила, что раньше он этого никогда не делал.
- Чего я никогда не делал? - заинтересовался Бернхард.
- Не готовил, - пояснила девочка, хотя он всего лишь пожарил яичницу и разогрел суп из консервной банки.
- Ну и что, зато теперь готовлю, - возразил он.
В один из таких вечеров Тереза упомянула какого-то Вольфганга, "который заботился о них, пока папа был болен". Услышав об этом, Бернхард почувствовал себя настолько чужим и покинутым, что ему показалось, будто он стоит над пропастью.
После того, как Тереза ложилась спать, он выходил обратно на шумный и воняющий выхлопными газами балкон и подолгу смотрел в небо. Хотя абсолютно не смог бы объяснить, почему он это делает. Ему хотелось взглянуть на звезды, но их не было видно из-за уличных фонарей оранжевого цвета и светящихся щитов, рекламирующих пиво и страховые компании. Под его ногами медленно полз бесконечный поток темных машин с белыми и красными сигнальными фонарями. У Бернхарда возникало ощущение, что он находится в самом странном месте, которое можно себе представить.
"Кто я?" - думал он и разглядывал свои руки, держащиеся за перила балкона и казавшиеся совершенно чужими, будто их пересадили ему без его согласия. Почему он чувствует себя настолько чужим в этом теле, в этом городе, в этом мире?
Может быть, прав тот врач, и это всего лишь нарушение обмена веществ или водно-солевого обмена в головном мозге? Техническая неполадка, которая разрешится сама собой? А все то, что он чувствует, - сродни алкогольному опьянению?
Можно было пытаться убедить себя, но он не верил. Ведь если он за это время и замечал в себе какие-то изменения, они лишь все больше подтверждали подозрение, что за его чувством отчуждения скрыта страшная тайна.
* * *
В это время невропатологу Гану позвонил некий доктор Ребер из той самой больницы, в которой его пациент Бернхард Абель провел свыше четырех лет в коматозном состоянии и внезапно пришел в сознание, когда никто этого не ожидал. К тому же, что было совсем уж невероятно, - прямо перед камерами одной съемочной группы, которая снимала репортаж о безнадежных пациентах в вегетативном состоянии. Теперь из этого материала была сделана сенсационная передача, что и послужило причиной звонка доктора Ребера.
- Передача выйдет в эфир в следующую среду, - сообщил он. - По крайней мере, мне так сказали. Я не знаю, что вы думаете по этому поводу, но, мне кажется, будет неправильно, если господин Абель дома по телевизору увидит, как он приходил в сознание.
Доктор Ган кивнул, хотя его собеседник, конечно же, не увидел этого.
- Я с вами согласен, - произнес он и открыл свой ежедневник в компьютере. - Давайте я запишу. В следующую среду, да?
- Да. Седьмого ноября, в шесть тридцать вечера.
- В следующую среду господин Абель как раз должен прийти ко мне на прием. Я просто перенесу нашу встречу на вечер.
Глава седьмая
Арпа - было не его имя, но на работе его все так называли. Добиться этого было нелегко, и он приложил немало усилий. Но это было необходимо, чтобы усовершенствовать то равновесие, которого он уже достиг.
Арпа работал на складе, в экспедиционном отделе. Для достижения равновесия работа была подходящая. Загружая свою тележку, он точно знал, сколько весит каждая коробка и каким образом ее нужно поднять. Он затрачивал минимальные усилия, никогда не делал лишнего шага, и это изящество доставляло ему удовольствие. Равновесие. Если он его достигал, то работа походила на танец.
Его коллеги по работе не были заинтересованы в равновесии. Их интерес вызывали продолжение рода и смутная, в принципе невероятная возможность заработать столько денег, чтобы бросить свою работу. Их дни проходили скучно и вяло, они ни на что не обращали внимания, часто что-нибудь забывали, делали лишние движения и тратили свои силы впустую. А вечером жаловались на страшную усталость. Арпа знал, что они уставали из-за того, что боролись со своей работой, но никому ничего не говорил.
Он неохотно возвращался домой, потому что там ему не удавалось достичь равновесия. Для этого необходимы соратники, а их у него не было. Дома он чувствовал себя одиноким, и иногда это было так невыносимо, что он прибегал к алкоголю, чтобы заглушить боль. После чего наступали дни без равновесия, каким-то образом сближавшие его с другими, едва не делавшие из них соратников.
И эти сны - дикие, смутные, невыносимо прекрасные и полные страстного ожидания. Сны, из-за которых он просыпался в отчаянии, потому что знал, что больше не вернется в те земли, из которых они приходили. И чтобы заглушить эти сны, он смотрел телевизор.
Больше всего он любил научно-фантастические сериалы. Было очень забавно видеть, с каким глубоким детским убеждением человеческие нравы и взгляды на жизнь переносились в космос и в будущее. Как будто это так просто. Как будто не было экспоненциального дрейфа!