- Сейчас, дедуля, мигом! - И Ефрем через минуту вернулся со своим последним мешочком с деньгами. - Вот. Твой будет, дедуля. Соглашайся.
Крот взял деньги, поглядел, цела ли пломба. И тяжело вздохнул.
- Эх-ха… Все продавайся - покупайся… Будь моя. - И он ударил посохом о землю. Образовалась воронка. Старичок отстранил Ефрема, дунул три раза в воронку и бросил туда мешок. Тут же воронку затянуло землей. - Тихо, - сказал Крот, закончив таинство, - про деньги я ничего не знай. И ты тоже. Уговор?
- По рукам, - сказал Ефрем.
- Отдай пистолет своему дружка. До Джин-Джона далеко, я тебя провожай.
- А как?
- Не спрашивай. Это моя секрета. Отнеси друга пистолета и возвращайся.
Ефрем исполнил волю Крота.
- Ну, закроя глаза!
Ефрем струхнул. Чувствуя, что в горле пересохло, ноги ослабли, хоть отказывайся от похода.
- Закроя!
Зажмурился Ефрем и слышит - Крот стукнул по твердой земле посохом, и гул необычный. "Два, три, - считает Ефрем, - четыре, пять…"
После пятого удара он и ахнуть не успел, провалился под землю.
* * *
- Золотогривых джин-джонских волшебных иноходцев не сравнить, с фаэтовскими, хотя и шла молва, что синтетическая лошадь, которая без седока пойдет куда хочешь, - мечта конь, чудо научно-технической эпохи. Этой молве Ефрем не верил, а когда увидел четырех золотохвостых красавцев гнедой масти, и вовсе сплюнул, вспомнив фаэтовскую беломордую кобылу. Джин-джонские - вот это кони! На таких и деды Ефрема не пахали, бар-господ не возили. Конечно, видал он тонконогих орловских рысаков! И подивился еще Ефрем - смирные были красавцы! Крот один с четырьмя управлялся, подвел к коновязи, привязал и пошел оформлять пропуска.
Ефрем дожидался Крота на контрольном пункте, дальше его не пустили, да и тут чуть не догола раздели, оружие искали.
Ефрем увидел джин-джонский черный забор только из окошка. Вышек с прожекторами насчитал пять. Прохожих разглядывал. Показалось, что люди тут как сонные мухи. Хотелось ему на Джина с Джоном взглянуть, но из сторожки не выпускали. Портреты, правда, над контрольным окошком висели: молодые, холеные, ничего не скажешь.
Когда Крот позвал к лошадям, Ефрем еще раз взглянул на портреты: Джин и Джон показались ему пижонами.
Крот тихонько рассмеялся, а дорогой сказал:
- Не ругай два брата…
- Эх, дедуля. Чего же братья не могут поделить? Богатые ведь они люди-то.
Но Крот был стариком умным.
- Силой меряются. Дурака хитрит, а думает, мудрствует…
Тут подошли они к лошадям, и пора было в путь.
* * *
Любил Ефрем верховую езду, недаром кривые ноги себе нажил! Да и какой русский человек, даже теперь.
когда перевелись лошади, не мечтает прокатиться на хорошем коне! Крот ехал впереди, врос в коня, а ведь гном гномом. И подумал тут Ефрем про Людмилу Петровну - побоится ведь сесть, как с ней быть? Да и директор - не храброго десятка мужик. Вот незадача.
Крот разгадал мысли Ефрема. Придержал гнедого, поравнялся, и говорит:
- Не горюй. Научу я твоих конь ездить… - Ну, коли научишь, спасибо.
И поскакали они дальше, через холмы-овраги и озера. Увидел Ефрем звездочку, первую, вечернюю, и обрадовался. Сколько мотает его по этой дьявольской степи, не видел звезд. Горит сейчас звезда, должно быть, и над забарцами. Эх, махнуть бы сразу на родную Брянщину!
Пришпорил Ефрем коня, поравнялся с Кротом и говорит:
- Слышь-ка, дедуля. На таких конях нельзя ли ускакать прямо на родину, в Советский Союз?
- Не хитри, это не можно. Аграгос отвезу - и все.
- Вредный ты человек, дедуля.
- Я не вредная. Закон вредная. На граница пустыня кони падут бездыханный. И меня закопаешь…
- Не врешь, дедуля?
- Зачем врать? Аграгос - больше никуда…
Горькую весть услыхал Ефрем, а лихой старичок рассмеялся.
И понеслись они дальше - по степи…
Растянувшись на земле, спал Ефрем непробудным сном, пока Крот обучал директора и Людмилу Петровну сидеть на конях. Прокатил старичок и Асю с Маратиком. Потом варили кашу из фаэтовских концентратов, готовили чай, а когда проснулся Ефрем - сели ужинать. И все долго слушали рассказ Ефрема у теплого костра. Крот ушел под землю на ночное дежурство. А рано утром старичок всех разбудил и богатырским свистом позвал коней, которые паслись ночью на далеких лугах.
Крот сказал, что с детьми он не отправляется в дальнее путешествие без молитвы. Отошел ровно на десять шагов, пал на колени, вырвал из бороды белый волос и пустил его по ветру. Потом запел на своем языке.
Услыхав песню, Ася приблизилась к старичку и стала слушать. Крот подал ей знак, она опустилась рядом на колени и тоже запела красивую мелодию без слов. А Крот произносил слова, которых никто не знал:
- Лабула, ла-ла-ла, лабула - лабула. Ла-ла-ла, лабула, ла-ла-ла…
Тут вернулись кони. Кончилась молитва.
Ефрем приказал собирать рюкзаки. Он шепнул Асе:
- Зачем ты с ним пела? Бес его знает, что он там колдовал.
- Дядя Ефрем, это очень красивая мелодия, - возразила Ася.
- Китайская, что ли?
- Красивая мелодия.
Ефрем не знал, как на это возразить, и промолчал.
2
Впереди скакали Утяев с Маратиком и Людмила Петровна, которой Ефрем подарил свои брюки от нового костюма, приобретенного в Желтом Дьяволе. А следом не отставали Ефрем с Асей и Крот. Ефрем дивился, что кони сами знают дорогу.
Утро было зябкое, небо - серое. Ефрема беспокоила вчерашняя молитва старичка.
- Слышь-ка, дедуля, - крикнул он скачущему рядом Кроту. - Переведи мне по-русски свою песню.
- Какой?
- Ну, молитву.
- Нельзя, - сказал Крот и отвернул лицо.
- А ей?
Ася держала в руках повод и смотрела вперед, прижимая голову к груди Ефрема.
- А ей? - повторил Ефрем, кивая на Асю.
- Ей не надо.
- Почему это?
- Она и так все понимай.
- Понимает, как же! Откуда ей понять, - усмехнулся Ефрем.
- Пустыня карает плохой людей, а хороший не может дождаться.
- Между прочим, дедуля, я не считаю себя плохим человеком. Признаюсь по секрету, Ася и вовсе у нас золотая. Вот при ней говорю.
- Ты очень хороший человека. Ася тоже хороший.
- Коли так, отчего же нам тут плохо?
- Пустынь не отпускай вас.
Ефрем от удивления по привычке присвистнул:
- Вона тут что, братец ты мой. - И добавил, подумав: - Ну и хитрец же ты, дедуля. Мощно агитируешь.
- Я так и зная. - И Крот пришпорил коня, решив догнать директора и Людмилу Петровну.
Ася первая увидела, что впереди показались горы.
* * *
Пожалуй, Людмила Петровна была возбуждена больше всех, она удивилась своему подвигу.
- А все-таки страшно, - говорила она, поеживаясь. - В три часа перемахнуть через такие горы.
- В брюках, Петровна, ничего не страшно, - смеялся Ефрем.
- Как говорится… э-э-э… - добавил Утяев и отдал Кроту повод от своего коня.
А Маратика с трудом сняли с лошади, он хотел еще покататься.
Наконец Крот отвел в сторонку всех лошадей и, вернувшись к людям, сказал:
- Час прощанья, дорогой друзья. - Он протянул руку по направлению дороги. - Там последним холмом будет Аграгос… Вас ждет ваша судьба. Пусть ничего худого с вами не случайся. - Он дважды ударил посохом о почву. Тут же возникла воронка, и оттуда вылетел, будто кем-то подброшенный, знакомый мешочек с деньгами. Крот поймал мешочек и протянул Ефрему. - Держи. Деньга мой не надо. Я брала проверить твой доброта. - Он всем поклонился. - Прощай, люди! - Потом ударом посоха закрыл воронку и неторопливо пошагал к лошадям.
- Удивляюсь, - сказала Людмила Петровна, глядя вслед старичку. - По доброй воле совершить такое трудное путешествие.
- Пожила бы ты, Петровна, всю жизнь в земле, тогда б его поняла…
Они махали руками, прощаясь, и глядели до тех пор вслед старичковым лошадям, пока те не превратились в черные точки.
И никто не заметил, что Асины глаза были полны слез.