- Хрен ты его теперь построишь.
- А вдруг. Давай поищем прутьев, Ефрем Иванович!..
- Не лежит что-то душа строить.
- Ну попробуй. Дети приустали. А?
И тогда Ефрем, скинув с плеч рюкзак, сердито гаркнул:
- Дети притомились. Шалаш требуется!.. Да воды ведерко…
С минуту, затихнув, все ждали. И вдруг прогремел раскатистый гром. Ася и Маратик испуганно прижались к Людмиле Петровне.
То удаляясь, то приближаясь, гром сотрясал небо Потом вновь стало тихо.
- Ну вот, - сказал Ефрем Утяеву. - Получил? И он поднял с земли рюкзак. - Дождя-то нет. Побыстрей надо шагать, где-нибудь вода найдется… Может люди есть поблизости. - И Ефрем, выхватив из-за пазухи пистолет, несколько раз выстрелил в воздух…
Неизвестно, в какую сторону направились бы пленники пустыни, но тут неожиданно в двух шагах от Утяева образовалась воронка, и из нее вылез белобородый старичок в самотканой белой рубахе, босоногий, с посохом в руке.
Утяев в испуге попятился от воронки.
А старичок стряхнул низ рубахи, оглядел всех и забормотал что-то писклявым голоском на непонятном наречии, а потом произнес на ломаном русском:
- Который тут стреляль?
- Э-э-э… - начал было Утяев, но Ефрем его остановил. Приблизился к воронке, заглянул, но яму на его глазах затянуло землей.
- Гляди-кася, - сказал Ефрем. - Уж не ты ли, дед, и есть русский?
- Я нет, - коверкая слова, говорил старичок. - А вот скажи ты мне, - кто из вас стреляль?
- Ну я. Что далее?
- В кого стреляль?
- В белый свет, дед, пульнул. А тебе что?
- Я пробиваемый. А худа тебе не желаю.
- Добре, - сказал Ефрем. Он успокоился, поняв, что старик безвредный. - Скажи-ка, деду, кто ты есть? Ты и впрямь настоящий?
- Сторож я.
- Кротов, что ли, пасешь? Из земли-то вышел.
- Сторожка мой там. Все оттуда вижа, все слыша.
- Бона. В земле сидишь, видишь? Чудеса.
- Тут у нас пустынь чудес. А ты как думали?
- Пустыню, стало быть, и охраняешь?
- Охраняй. А как же! Охраняй! Про себя первым делом скажи.
- Хитришь, дед. Поди, все про нас знаешь.
- Нет, не все. Пушку сдашь, дальше пущать буду…
Ефрем присвистнул.
- А я, дурак, поверил, что худа не желаешь.
- Не желай…
- Пушка тебе зачем, ежели не желаешь?
- И-их. - Старичок тяжело вздохнул и сел на землю. - И тебе присядай надо. И детишек усажай надо.
- Нам костерок бы разжечь, дровишек, э-э-э… нет, - сказал Утяев.
- Дровишка? Ладно, получай дровишка. - Старичок дважды ударил посохом по почве, и через минуту возле Утяева появилась куча сухого хвороста.
- И водички, водички, - пролепетал обрадованный Утяев.
Он скинул с плеч рюкзак, полез за спичками.
Старичок, с улыбкой глядя на детишек, трижды стукнул о землю посохом, и рядом с дровами появилось ведро с водой.
Ефрем между тем молча, дивясь чуду, крутил самокрутку.
- Ну вот. А теперь послушай моя рассказа.
- Валяй, - сказал Ефрем, подсаживаясь.
Вскоре затрещал костер. Утяев приладил над огнем котелок, кипятил чай.
А старичок повел речь. Рассказывал он тихо, на ломаном русском наречии, одному Ефрему.
На Востоке, за пятью холмами, в долине живут два брата - Джин да Джон. Живут они в одном селе, но село на две зоны поделено, и потому зовется оно Джин-Джон. По правде сказать, долго шла перебранка между братьями, как справедливее называть село - Джин-Джон или Джон-Джин; но в конце концов договорились так: поскольку Джин брат старший и начинать название села с Джина. В этом споре Джон уступил. Но только в этом, то есть насчет названия. Ни в чем другом Джон уступать брату не пожелал и поклялся, что вовек не уступит.
Надо сказать, что был и еще один предлог для ссоры, отчего два брата, как два барана, сцепились. Тому виной майки. Да. Сначала оба делали зарядку, каждый перед своим домом - в белых майках с зелеными полосами. Но Джин любил зеленый цвет и купил себе однажды для зарядки зеленую майку. А Джон любил белый цвет и купил белую майку. Джину это не понравилось. Он считал, что младший брат должен подражать старшему, и сделал Джону замечание. Тот в ответ рассмеялся и сказал: "Погоди, то ли еще будет!" Вот с этих слов все и началось: вражда между братьями. Вскоре поженились оба и крепко разбогатели - сначала на овцах, потом на разведении ворон, которые в этих краях идут на мясо. Стали братья богачами. Но вражда между ними не улеглась, а усилилась. Как-то раз показал Джин младшему своему брату новую финку, в Аграгосе купил. На другой день и Джон привез из Аграгоса две финки, да к тому же побольше размером. Джин, конечно, недолго думая, опять махнул в столицу, раскошелился на пять финок, а вдобавок еще автомат купил. Вот тут все по-настоящему-то и началось. Как же это так: один брат сильней другого стал? И не то, чтобы ружье приобрел волков от отары отгонять, а автомат, одной очередью стаю ворон снимает. Одним словом, Джон взъелся. "Не брат ты мне вовсе, Джин, - сказал он, - а враг. И жить с тобой в одном селе не желаю, забор возведу". И возвел Джон забор поперек села, да такой, что не перелезешь через него. Вдоль же по забору охрану поставил. Джин в ответ слова не сказал, только купил себе еще десять автоматов и свою охрану поставил. Джон видит, - брат вооружается, сам давай не отставать. Так с той поры и пошло. Вооружились братья до зубов. Однажды Джон в подзорную трубу узрел, что Джин в подземный склад какие-то бочки закатывает. Послал своих помощников пронюхать, что в тех бочках - сало, смалец, масло топленое или еще что особенное. И вот разведка доносит: не сало, смалец, не масло топленое, а сказать страшно - порох! Услыхал Джон, от гнева голова закружилась, на ногах не устоял. Отдышался и приказывает: "Строить подвалы, сам за порохом поеду!" Так вот и начался в Джин-Джоне новый виток вооружения.
Овцы вздорожали, воронье, считай, на вес золота. Как жить? Что дальше делать? Половина прислуги хозяев - слухачи да наушники. А сторожей сколько! За сто верст в округе, что у Джина, что у Джона - вооруженная охрана. Сидят в земле старички-слухачи и наблюдатели, вынюхивают, высматривают, что в пустыне делается. Вот такая беспокойная жизнь нынче в Джин-Джоне.
Ефрем и смеялся и чертыхался, слушая старичка-наблюдателя. А тот, коверкая русскую речь, все рассказывает, все делится мыслями, - видно, надоело ему в подземной сторожке одному сидеть.
- Слышь-ка, - перебил волшебника Ефрем, - как звать-то тебя? Ты не африканец?
- Нет, моя Крот зовут…
- А языку нашему где научился?
Рассмеялся Крот.
- Моя все язык учился. Тут американа нефть искал, я по-английски говорила… Пожалуйста, на любом языке могу… Приезжал люди из Желтый Дьявол, я опять говорила…
Утяев позвал старичка и Ефрема к костру, чай пить. У костра заговорили о деле.
- У нас есть большой город - Аграгос. Туда вам пешком не добраться, горы не одолеть, - бормотал Крот, вытирая рукавом вспотевшее от чая лицо. - Конь надо просить у Джин и Джон. Вас трое взрослых. Три конь. Три, однако, не просите надо. У Джина и Джона закон - давать поровну, иначе кровный обида, стрельба - пиф-паф…
- А кому, э-э-з, четвертый конь? - спросил Утяев.
- Мне! - вскочил Маратик.
- Нет, четвертый конь - моя. Я провожать буду, - сказал старичок. - Дорога опасный… Пропасть можно…
Ефрему не хотелось идти в Джин-Джон просить коней, и его осенило:
- Слышь-ка, Крот, ты волшебник. Без коня, поди, перелетишь через горы? И нас бы прихватил. А?
Крот отдал Утяеву кружку из-под чая, поблагодарил и, поглаживая для солидности бороду, пояснил:
- Моя работай под землей. Через горы летай - не моя. В проводники я гожусь, но моя служит ни Джин, ни Джон, а Верховный правитель Пустынь.
- Ох и хитрый же ты старикан, - сказал Ефрем. - Видно, есть у тебя дела в Аграгосе, вот ты нам и втираешь мозги.
Старичок шмыгнул зло носом и встал.
- Воля ваш, - сказал он. - Моя провожай может. Надо - не надо, сам решай. - И отошел от костра.
Ефрем, испугавшись, догнал Крота, схватил за руку.
- Я пошутил, дед. Извини. Характером вредный. Извини.
Крот вернулся к костру.
- Ладна. Спорить не надо. Я провожай буду.
Ефрем подмигнул Людмиле Петровне, и та налила старичку вторую кружку чая. Но Крот отказался.
- В Джин-Джон надо поторапливайся.
- Я готов, - сказал Ефрем. - Только ты дорогу укажи.
- Дорога укажет. Сдай пистолета. - Ефрем переглянулся с Утяевым.
- Сдавая, сдавая! - настаивал Крот. - Лишний пистолета война может начаться. Холодный оружие моя перепишет и оставляй.
- Нет у нас холодного оружия… э-э-э… - сказал Утяев.
- Как нет? А ножи кухонные? Волшебник обмануть? Постыдиться надо… Вытряхивай свои рюкзака! Опись начнем!
- Что за наваждение! - впервые за весь этот день, не выдержав, горько вздохнула Людмила Петровна.
Ефрем наконец согласился.
- Ладно, ножи покажем тебе, дед. Только вот что. У меня к тебе одно секретное дело. - И оба отошли в сторонку. - Послушай, дед. Не могу я остаться без оружия. Мало ли что случится в Аграгосе… Оставь мне пистолет! Отдам я его директору… Ну, Утяеву, стало быть, который чаем тебя угощал. И пойду чистенький в Джин-Джон за лошадьми. А? - Крот хотел было вернуться к костру, но Ефрем удержал его:
- Погоди, дедуля! Погоди! Главное скажу. Есть у меня мешок фаэтовских пуговиц, то есть, прости, денег. Мешок! Настоящих! Тебе отдам! Жратву, поди, покупаешь… Слушай, мешок твой!
Крот покосился на Ефрема:
- Показывай надо.