Целое европейское государство! Причем в шикарном месте Средиземноморья.
Достигнув размеров Сицилии, остров "замер". Рост прекратился.
Претендующие на остров моментально привели в боевую готовность свои вооруженные силы – никто никому не хотел отдавать лакомый кусочек. И когда противостояние достигло критической точки, собрался Совет Европы для мирного решения вопроса.
Стали разбираться, когда возник остров и почему у него такое странное название – Амос. Подняли архивы.
Вот тогда-то и возникла старая нотариальная книга города Марселя, где на одной из страниц добросовестным нотариусом в присутствии двух свидетелей и представителя мэрии закреплена купчая на остров купца первой гильдии Амозова Ивана Александровича, подданного Российской империи.
Все были в шоке. Но закон есть закон. А закон о собственности – это святыня для законопослушного Запада.
Как и право наследования.
Итак, владелец острова был установлен. Из-за важности вопроса Совет Европы создал комиссию по установлению наследников. А сам остров был взят под временное опекунство Совета.
Прилет комиссии по наследству в Москву освещался всеми телекомпаниями, газетами и радиостанциями.
Оказалось, что в России Амозовых довольно много, и они толпами повалили в белокаменную. Знакомые, смеясь, говорили Николаю:
– Чего сидишь? Езжай! Вдруг это тебя ищут.
– Вы что, обалдели?! У меня в роду, кроме пахарей да воинов, никого не было. Так мне мама рассказывала.
Какое же было удивление Николая и всего города, когда именно ему пришел вызов в Москву, а затем приглашение в Страсбург для вступления в права наследования.
Один из швейцарских банков моментально открыл Николаю неограниченный кредитный счет в своем Луганском отделении. Практически не требуя в ответ ничего, кроме согласия на открытие счета именно у них. Ему показали его остров. Вначале – на видео, затем – вживую, с борта вертолета. Размеры собственности поразили очумевшего от такого поворота судьбы Николая.
Когда ему задали вопрос при передаче правоустанавливающих документов, что он будет делать с островом, Николай, подумав, ответил:
– Пусть пока обсохнет.
Обсохнуть-то обсохнет, но что с ним, островом, дальше делать. Николай не знал.
Но товарищи по "ВКонтакте" в Интернете посоветовали завести свой сайт. Что он и сделал.
У него появилось очень много друзей в "ВКонтакте".
Кто предлагал создать на этом острове государство счастья и любви для молодежи и с конопляными плантациями и свободной любви.
Кто остров справедливости, где все будут равны и свободны.
Кто остров высоких технологий и чистой экологии.
В общем, предложения поступают.
Если есть и у вас, присылайте.
Николай будет рад.
E-mail: ms.desvos@mail.ru
Этот странный странный дом
Дом этот стоял почти в самом центре города, но был таким ветхим, что мало кого интересовал. Меня он заинтересовал только потому, что я часто проезжал мимо него и камни, выпадающие из его карнизов, то и дело выкатывались на дорогу, под колеса моего автомобиля. Однажды я все-таки остановился и решил посмотреть, что это за здание такое.
Дом был очень старым, массивным, но строился, чувствуется, на века. Однако в нем уже давно никто не жил, и он мало-помалу разрушался.
Я долго ходил-бродил вокруг и по первому этажу и наконец увидел, каким он был когда-то красивым и удобным – с мраморными колоннами, панелями из полированного дуба и большими теплыми каминами.
Еле-еле открыв дверь, я поднялся на второй этаж. Не поверите, там даже мебель осталась! Тяжелая, красного дерева, но покрытая слоем пыли. Диваны и кресла были обтянуты кожей, загрубевшей, но еще податливой.
На стенах картины – темные, все в тенетах.
Дом мне понравился. Я навел справки и вскоре купил его.
Долго думал, подо что бы мне его приспособить, и наконец решил перевести туда свое представительство.
Пригласил помощников, вместе осмотрели дом.
На поверку он оказался не таким уж и плохим. Крыша цела. Вроде и стены снаружи не разрушались. Непонятно только, откуда кирпичи падали…
А когда мы переехали в этот дом, я не сразу узнал его.
Дом уже не казался ветхим, он, если можно так выразиться, помолодел. Это чувствовалось во всем: не только внутри, но и снаружи он заметно обновился.
Двери открывались без малейшего скрипа, перила были теплыми на ощупь. Занавески пропускали ровно столько света, сколько надо было моим глазам для плодотворной работы.
Я вошел в свой кабинет. От массивного стола веяло надежностью. Кресло было высоким, располагало к вдумчивой работе. Мягко светила настольная лампа. Справа на стене висел портрет какого-то седого господина. Приемная тоже понравилась нам, то есть мне и моему помощнику.
Вскоре все службы расположились по своим кабинетам. Подключили телефоны – и работа в моем агентстве закипела…
Дела поначалу шли неплохо.
Работников я набрал серьезных и улыбчивых. Клиенты были довольны. Казалось, и дом повеселел: окна сияли, паркет перестал скрипеть и краски на старинных картинах стали сочнее.
Мой же стол посолиднел и посерьезнел. И кресло стало мне прямо как родное – мягкое, уютное… И солнце все дни светило в наши чистые окна.
Вскоре я подметил закономерность: чем лучше дела в фирме, тем чище, свежее и новее казался дом. Чем лучше работал человек, тем легче делался воздух в его кабинете. И стулья мягче, и мебель новее.
И наоборот: если дела у нас шли плохо, дом как бы съеживался, дряхлел. А у тех, кто с клиентами работал наплевательски, и воздух дурнел, и мебель разваливалась, и двери переставали открываться. Мне всё сразу становилось ясно, и я таких нерадивых моментально выгонял или принимал меры к исправлению.
Минул год.
Дом мой превратился во дворец. Всё в нем буквально дышало благополучием и успехом. От этого и мы все заметно поздоровели и даже помолодели. А фирма – так просто процветала.
Но однажды ко мне пришел посетитель. С предложением.
Предложение было хитрое, с этаким пакостным душком. Но заманчивое. Денежное…
И я согласился. Развернули работу по этому предложению, и пошло… Деньги потекли рекой. Но рекой же потекли иски и жалобы.
Я оказался так замотан дрязгами, что перестал замечать и сам дом, и то, что в нем происходит. А когда заметил, был неприятно удивлен.
Сотрудники стали злыми, неприветливыми. Двери в их кабинетах скрипели, как больные, стулья разваливались. И мой собственный кабинет потемнел. Кресло как-то съежилось, сделалось жестким. Окна затмились пыльной пеленой.
Я вызвал помощника и поинтересовался, в чем тут дело. Он пожал плечами и уверил, что дом моют и подновляют чуть ли не каждый день, а он разваливается прямо на глазах.
Я призадумался. Раз дом ветшает и снаружи, и изнутри, то ясно почему: я в своем деле поступился нравственными принципами. Значит, надо что-то делать… Либо начинать капитальный ремонт дома, либо свертывать сделку, которая постепенно превращала меня и мою фирму в чудовище, ломающее людские души и наживающееся на их простоте и бедах.
И решил: плевать мне на этот дом.
Пусть себе разваливается.
Пусть захламляется.
Пусть скрипит и пылится.
Я-то свое взять успею.
Как-нибудь проживем. И сквозь мутные окна мир виден…
Но ничего у меня не вышло.
Дом необратимо разрушался.
Сотрудники стали подвертывать и ломать ноги на рассохшихся ступеньках. На будку охранников обвалился карниз и разнес ее вдребезги. Охрана, ясно, разбежалась.
Даже мой верный помощник бросил меня, ушел вместе с телефоном. Мраморные колонны вскоре выкрошились, дорожки во дворе заросли репьем и крапивой. Даже солнца теперь не стало видно – все дни над домом висела тяжелая свинцовая туча.
А в один прекрасный день дом не пустил меня внутрь. Я просто не смог открыть входную дверь – ручка оторвалась!
От злости плюнул я на дом.
Какая-то птица, подлетев к дому, вдруг резко спикировала и облетела его сбоку, не позабыв с высоты нагадить мне на макушку…
Потряс я головой.
Посмотрел вслед гадкой птице…
И подумал: "Ладно, другой дом найду… Не все же дома такие странные, как этот".
Сел я в машину и поехал побыстрее от этого неприятного места.
Дом скрипнул, и из карниза выпал увесистый кирпич – и прямо на то место, где только что стояла моя машина.
Лифт
Люди очень странными бывают в своих суждениях: они почему-то считают, что все предметы вокруг них ничего не чувствуют и не понимают.
Я вот, к примеру, Лифт.
Предмет в их понятии неодушевленный, то есть души у меня нет. Значит, я не мыслю и ничего не понимаю. Возможно, я и в самом деле многого не знаю, но все, что происходит во мне, я вполне понимаю и даже иногда оцениваю. Не знаю, может, я все это делаю неверно и не так, как люди.
Может быть. Вот, например, сегодня.
Еще только четыре утра, а меня уже вызывают.
Это жилец с пятого этажа.
Каждый день он встает без пяти четыре утра.
Глаза его еще закрыты и поэтому он путает кнопки.
Иногда уезжает вверх, на четырнадцатый, надевает вещи наизнанку и, бывает, засыпает.
Сегодня, должно быть, подумал спросонок, будто это не я, а дверь на улицу, и влетел в меня с такой скоростью, что врезался с огромной силой в стенку моей кабины.
От этого он и проснулся, и оделся правильно.
Когда врывается в меня этот ученик с одиннадцатого, то я на несколько минут становлюсь спортивным залом.