Сурт вынимает из-за пазухи осколок льда, закрепленный несколькими витками серебряной проволоки, легко вынимает лед и, подойдя к двери, вставляет его на место выпавшего камня. Гарм невольно отступает на шаг назад - мало ли что… но, как ни странно, ничего не происходит. Будто замочную скважину прикрыли, не более. Не говоря ни слова, Сурт отходит и делает знак сыну - уходить. Уже на лестнице он негромко говорит:
- Нужна сила, сын. Меня и тебя не хватит, чтобы снять все эти замки и засовы, а помогать нам никто не станет.
- Это верно. Но я могу чем-то помочь?
- Можешь. - Сурт коротко вздыхает. - Льду нужен огонь. И немало…
Гарм понимающе кивнул; помрачнев, он глядел себе под ноги. Опять смертным раскошеливаться, думает он про себя.
- Иначе нельзя. - Угадывает мысли сына Сурт.
* * *
Великий Князь Одайна, по традиции безымянный, с недоверием оглядел приехавшего из Краглы королевского посланника. Молодой, вежливый, с холодными неулыбчивыми глазами, светло-серыми, как северное море; "знаю я таких…", думал Князь, "мягко стелет, жестко спать… и чего этим бандитам морским от нас надобно?"
- Князь соблаговолил выслушать послание моего короля. Каково будет слово Князя? - юноша поклонился и испытующе посмотрел на Князя.
- А что тут говорить. Только прежнее повторять. Больше, чем прежде, не можем мы вам дерева дать. Хоть озолотите. Это только трава сорная вприпрыжку растет, а лесу время надобно.
И Князь сердито засопел. Он с самого начала витиеватой речи посланника понял, к чему клонит Крагла. Флот великий задумали строить, мало им нынешнего, еще подай. Небось, на море Покоя зарятся. И пускай, Князю оно без надобности… вот только лес Крагла только в Одайне купить может. В Эригоне он дороже, в Арзахеле отродясь не торгуют, только чванятся, в Маноре не леса, а одно название, а эльфы… те за одно предложение вырубить строевой лес могут и к праотцам отправить. Все бы ничего, только Одайн и Крагла - старые друзья, и северяне не раз свою дружбу доказывали, и мечами, и золотом, и отказывать им не след. Это первое. А второе… единственная дочь Князя давным-давно была просватана за старшего сына короля Краглы, да не просто по воле родителей, а по собственному желанию. И Князю (да и соседу его тоже) не раз в голову такая мысль забредала - а что, если бы эльфий лес, что Одайн и Краглу разделяет, в собственное владение получить… тогда, глядишь, внуки в наследство получили бы такое королевство, с которым в Обитаемом Мире никто бы спорить и ссориться не стал. Даже Шаммах. А эльфы… ну что эльфы… их мало, хватит на них лесов и в восточных землях, поближе к Краю Света.
Пока Князь в который раз обдумывал все это, посланник стоял молча, рассматривая собственные сапоги. И когда князь готов уже был произнести слова отказа, он поклонился и тихо сказал:
- Да простит мне Князь мою вольность, но молчание мое стало бы нерадивостью, а она еще более непростительна.
И слово в слово он повторил Князю все то, о чем тот только что думал. Добавив про наступающий на пятки Арзахель.
- Что ж… возразить мне нечего. - Князь встал, прошел к окну. - Так тебя твой король чего испросить-то велел - леса или войны?
- Князь поймет и простит меня, если я отвечу, что не уполномочен отвечать за короля Краглы.
- Ну-ну… Ладно, ступай. И скажи своему королю, что дочь Князя Одайнского не бесприданница какая… - тут Князь оборвал себя. Он слишком хорошо знал, что приданое княжны оставляло желать лучшего, и если бы не взаимная склонность обрученных, то Крагла легко нашла бы невесту намного богаче - и наследными землями, и золотом. - Ну, ступай… - и Князь махнул рукой.
Великому Князю легко сказать - увеличьте налоги. Посланникам еще легче передать вассалам его волю. Вассалам, тем не так уж трудно собрать отряды и нагнать страху на подвластные деревни. А вот что прикажете делать тем, с кого спрашивают вдвое против прежнего поднятый налог? Отдать последнее и помереть с голоду?
Спасибо, находятся умные головы, намекают, что, мол, лес строевой нынче в цене, и одна вырубка налог покроет. А что лес тот в эльфьих владениях - так то уж эльфья беда, не людская.
- Ну что вытаращился, остроухий? - нарочито грубо говорит молодой мужик, вытирая пот со лба. Он стоит возле только что поваленной сосны, готовясь обрубать сучья. Рядом с ним еще трое - все с топорами и пилами.
- Что смотришь? Иди-ка отсюда подобру-поздорову. Не ровен час, зашибет.
- Это не твоя земля… человек. - Эльф, не отрываясь, смотрит на лежащий на земле золотистый ствол.
- А чья? Твоя, что ль? - парень кривит рот в усмешке. - А хоть и твоя… все едино. Мне, остроухий, - топор отсекает темно-зеленую ветку, - семью кормить надо. Мне либо лес твой порубить, либо по миру пойти. А у меня хозяйка прибавления ждет. - Топор поднимается и опускается с равномерностью маятника. - А леса твои… еще нарастут. Достанет с тебя… ишь, на полмира расползлись, ровно сорняки.
* * *
Однажды Фенри застает брата-близнеца в саду сидящим возле скалы - той, из которой бьет родник.
- Брат… тебя будто кто тянет к этой игрушке, - и Фенри уселся рядом. - Прямо смотреть жаль… так руки и чешутся, да? - и он необидно засмеялся.
Гарм в ответ обезоруживающе развел руками. Фенри, все еще смеясь, взял деревянную чашу, встряхнул ее и протянул брату.
- Так давай сыграем! Все равно, на что. Хочешь, разыграем Великие Леса? Кому они в итоге достанутся… Ты за кого играешь?
Вопрос был излишним. Гарм терпеть не мог альвов.
…Летят на траву истертые игральные кости. Золотые фигурки передвигаются по вышитому плату. Эльфы и люди; полководцы и короли; предатели и герои. Светлый полдень застает братьев заканчивающими партию - один из эльфьих королей, пройдя сквозь все хитросплетения узора, берет гладкую монетку и, торжествуя, поднимает ее вверх. Солнце вспыхивает на золотом диске; Гарм чуть прижмуривает глаза.
- Партия твоя, брат. И все же я думаю, что приграничные леса останутся за людьми. А твои остроухие хороши, ничего не скажешь.
- Это их леса, Гарм. Сам знаешь, они к ним не как к наследным владениям относятся - скорее как к части себя.
- Причем лучшей. - Скорчив брату гримасу, Гарм убрал фигурки в чашу и поставил ее в траву, у подножия скалы.
Через несколько месяцев уже Гарм предлагает брату разыграть партию в тавлеи - уж очень любопытно узнать, кто отвоюет себе право дать имя Безымянному Хребту? Итогом партии заинтересовался даже их отец - оба предводителя, и гном, и цверг, буквально в двух шагах от вожделенной монетки попали в мертвые узлы. "Вот ведь… неймется им", - качает головой Сурт, - "Жили бы себе спокойно, места под горами хватает, ремесло они поделили, чего же еще?"
- Может, им общего врага не хватает? - спрашивает Фенри.
- Общего врага? Думаешь, их объединит угроза? Хм…
- Идея неплоха, но кто? - Гарм собирает фигурки в чашу. - Драконов здесь только в книжках рисуют, как редкость необыкновенную. Если кто у Края Света тень крыльев виверны увидал - либо от страха помирает, либо от счастья, что такое увидеть сподобился. Люди с низкорослыми воевать не станут, потому как невыгодно.
- Раз так, врага можно и создать - во имя сохранения расы… - Сурт улыбается, но тон его совершенно серьезен.
- Опять монстров плодить? Если только Фенри возьмется, у него они лучше получаются. К тому же он давно не спускался в Обитаемый Мир… прогуляется лишний раз. А, Фенри?
- Можно… - Фенри встает, потягивается и встряхивает кистями. - Врага им нужно? Будет им враг.
Созданные Фенри не без остроумия подгорные крысы первое время действительно причиняли немало беспокойства и гномам, и цвергам, заставив их забыть друг о друге. Однако спустя несколько месяцев эти милейшие твари почему-то избрали своими врагами орков; видимо, сказалась привычка Фенри давать своим созданиям слишком много свободы воли. В другое время Фенри здорово влетело бы, и не от отца, а от матери, но в Обитаемом Мире и без подгорных крыс забот поприбавилось. То и дело, по непонятным причинам, вспыхивали мелкие войны, что ни месяц - появлялись пророки, сулящие миру скорую гибель и вовлекающие толпы неразумных в самоубийственные ритуалы, сильные и облеченные властью совершали непростительные ошибки, а слабые расплачивались за них, проклиная день, подаривший им жизнь. Маленький, уютный Обитаемый Мир стал неспокоен и нерадостен.