Источник воды имелся под боком, пищи - рыбы и дичи - хватало, к тому же была и соль, которую, правда, старались расходовать экономно. С дорогою повезло - лишь пару раз пришлось объехать болота, а так трактор спокойно шлифовал гусеницами серовато-зеленую низменность, тянувшуюся, по Сашиным прикидкам, до самого моря.
На ночь, само собой, останавливались и ложились спать, устроив на платформе нечто вроде сеновала: нарубили-приладили жерди, набросали травы, сверху растянули тент из той найденной брезентины - хорошо! Прямо-таки царское ложе! На протяжении всего пути по очереди там и валялись: двое в "кузове", один в кабине, сменяя друг друга на рычагах.
Ни крупных хищников, ни людей, к удивлению всех троих, на пути не встречалось, наверное, и те и другие просто-напросто побаивались страшного шума и гнусного запаха выхлопных газов. Да и черт с ними, с людьми, - не очень-то и нужно было сейчас общение, добраться бы до залива. А там уж придется бросать трелевочник и вплотную приступать к экспроприации чужой собственности.
- Нам и простая рыбачья лодка сойдет, - мечтал по вечерам Александр. - Добраться бы только до Гадрумета или Тапса, тут всего-то километров шестьдесят - семьдесят.
- Я вижу, ты знаток здешних мест, Саня!
- Так а я тебе о чем четвертый день толкую?
- Да все, знаешь, как-то не верится.
- Ну и не верь, черт с тобой. Подожди, еще увидишь…
Ближе к вечеру сплошная цепь озер кончилась, и где-то недалеко к югу замаячили серовато-желтые холмы.
- Что это там за горки? - приподнявшись на платформе, прокричал Весников.
- Это, Коля, не горки - это стена. Триполитанский вал! Сооруженный по приказу императора… черт его знает какого.
- Вал? А кто-то обещал - мол, залив будет, море.
- Так ты вперед посмотри!
Встав на ноги, Саша вытянул руку - впереди, за песчаными дюнами, сколько хватало глаз, расстилалась сверкающая бескрайняя синь, чуть тронутая белыми и серыми точечками - парусами.
- Ну и ну! - покачал головою Весников. - Честно сказать, давно уже я на море не был. Последний раз - в восемьдесят пятом году, по профсоюзной путевке в Ялту ездил. Хорошо тогда отдохнул…
Александр хлопнул его по плечу:
- Ну и сейчас отдохнешь не хуже! Только со мной во всем советуйся и поступай, как я подскажу.
- Ну, ясен пень, ты ж у нас человек бывалый.
Горючее заканчивалось, да и надобность в нем, честно говоря, отпала - трелевочник-то все равно бросать, как бы ни было жалко.
Саша всмотрелся вперед и стукнул по крыше кабины ладонью:
- Вон, Колян, видишь, впереди домишки? Эй, Нгоно, давай глуши мотор! Все, говорю, шабаш - приехали.
- Приехали, - спрыгнув наземь, буркнул себе под нос Вальдшнеп. - Интересно бы только знать поточнее - куда. И самое главное, как отседова обратно домой выбраться?
- А вот это непросто будет, - честно отозвался Александр. - И очень хлопотно, но вполне даже возможно! Да не пропадем, Николай, не журись, еще погуляем! Ты тут, у трактора, подожди, а мы с Нгоно прошвырнемся, поищем подходящую лодочку.
- Нет уж, я лучше с вами! - Весников упрямо набычился. - Что-то одному мне, того… муторно.
- Муторно ему… Не одному тебе! Ладно, пошли. Думаю, наш агрегат здесь никто не тронет. Кому нужен трелевочник в королевстве вандалов?
- Не скажи, Саня… Люди разные есть, до чужого добра жадные. Все ж таки я, наверное, останусь. Вдруг да уведут трактор? Да, а мы ведь и на нем можем до той деревни доехать. Вдруг у них солярка есть? Нам немного и надо - с полбочки. И по бережку, без всякой лодки. А? Что скажете, парни?
- Предложение, конечно, заманчивое, - оборачиваясь, усмехнулся Саша. - Только, увы, нереализуемое. Солярку мы здесь точно не отыщем, ни за какие деньги. Да их ведь у нас и нет, денег-то.
- Ну, это у кого как… - сказал в спину уходящим Весников.
Глухо так сказал, негромко, чтобы не расслышали. У него-то как раз деньги имелись - девятьсот евриков, что заплатил профессор.
Почти тысяча евро! Экие деньжищи, да с ними и сам черт не брат! На один билет домой уж точно хватит. Да и на второй, для Сани, останется, а этот чернокожий ферт - уж пусть как хочет. Да… как хочет.
Тракторист посмотрел в спину своим спутникам и ухмыльнулся: дурачки какие-то! Ну зачем шкандыбать в деревню, когда вот он, трелевочник-то, почти у самой дороги стоит? Ну что это, как не дорога? Хорошая такая грунтовочка, вон и колея… Неужто никакое авто не проедет? Ну, хоть самое завалященькое… Тогда можно и про ближайшую заправку спросить… Или лучше сразу про рейсовый автобус. Никакими иностранными языками Весников, правда, не владел, но все же считал, что сумеет договориться. Это с иностранными-то прощелыгами? Он, домовитый русский мужик?
- Сальве! - неожиданно звонко раздалось за спиною.
Весников затравленно обернулся… и с облегчением перевел дух, увидев перед собой длинного худощавого подростка с большими шоколадно-коричневыми глазами.
- Сальве, амикус, - тряхнув темной шевелюрой и слегка поклонившись, вежливо повторил паренек.
- Здорово, пацан, - с ухмылкой отозвался Вальдшнеп. - Не скажешь, где тут у вас автобусы ходят? Ну… это… авто… бус, бус… у-у-у… у-у-у…
Глава 10
Захария
Ждут нас войны
и кровомщенье…
"Беовульф"
Не сказать, чтоб Захария был особенно ловким - не более прочих подростков в деревне. В меру быстроногий, в меру отчаянный, в меру боязливый, вот только любопытный без меры. И оно, любопытство это безбрежное, много раз уже за все шестнадцать лет, что жил Захария на этом свете, его подводило, да и дружкам давало повод для обидных насмешек. Вот, к примеру, в прошлое лето в заливе бросил якорь большой парусный корабль, пришедший аж из самого Карфагена, который так все именовали, на старинный пунийский манер - Карх Хадашт, что значит "Новый Город". Староста Ярим лично встречал спущенный с корабля челнок, кланялся - видно было, непростые приплыли люди. Шлемы гостей так и горели на солнце, а плащи разноцветьем своим напоминали яркую радугу или те цветы, что растут на лугу, за оливковой рощей. И был среди этих нарядных людей один - худой, с длинным изможденным лицом и крючковатым носом, в простом черном плаще, небрежно застегнутом на правом плече дешевой бронзовой фибулой с двумя выбитыми римскими буквицами - "VS". И все в деревне знали - это знак посвященных. И плащ, и фибула. Именно они, посвященные, творили высший суд и расправу, скорую и весьма убедительную. Их боялись все. Правда, старики говорили, что в давние времена, при добром короле Гейзерихе (его так с тех пор и называли - "добрый король"), никаких посвященных не было, а суд творили королевские графы - обычные, в общем-то, люди, хоть и очень влиятельные. Они же взимали налоги.
Посвященные тоже собирали положенные подати, но это было отнюдь не главное их дело. В основном они занимались тем, что осуществляли полный контроль за всем и вся. Казалось, они знали все - потому и прозывались посвященными.
Сразу же после прибытия крючконосый удалился в дом старосты, где и вел длинные беседы, время от времени посылая воинов за нужными людьми - местными жителями, которые потом возвращались в безмолвной задумчивости, а некоторые и не возвращались вовсе. Таких называли грешниками. И это было немного странно - ведь грешников, по сути, должен был определять сам Господь, а не какой-то там тип в черном плаще.
Захарии было любопытно, и он даже спросил об этом священника, отца Геронтия, когда пришел в его двор помолиться. Истинные христиане, сторонники блаженного епископа Ария, не строили пышных церквей, обходились обычными домами и даже хижинами. Божественное есть божественное, а церковь - творение человеческое, пустое, потому как и Иисус Христос вовсе не Богоподобный, а всего-навсего Сын Божий.
Отец Геронтий на такой вопрос отвечать не стал, лишь испуганно перекрестился, оглянулся на дверь да велел больше молиться. Что Захария и делал, правда, недолго: очень уж хотелось рассмотреть поподробнее этот большой корабль, приближаться к которому строго-настрого запретили.
А все ж любопытство оказалось сильнее - больно уж корабль был красивый. Такой необычный, высокий, с двумя стройными мачтами, клубящимися парусами и паутинками разных веревочек и канатов. Первый раз видел Захария такой корабль, да и старики ничего подобного не припоминали.
И еще было странно, что никто не пел песен, не плясал, не радовался, как всегда бывало, когда вблизи деревни бросало якорь какое-нибудь купеческое судно, пусть даже не очень большое. Уж тут все сходились, даже бросали работу - беседовали, торговали, смеялись. Да и корабельщики-то чаще всего оказывались знакомыми, заходившими в бухту далеко не в первый раз.
А этот странный и пугающе красивый корабль зашел сюда впервые. И сразу все зашевелились, залебезили, забегали - и староста, и его помощник, толстяк Эбони, начальник деревенской стражи, и даже отец Геронтий, хотя уж тому-то, казалось бы, кого бояться, кроме самого Господа?
И тем не менее…
Захария же все шатался вдоль кромки прибоя, все смотрел на корабль, чувствуя, как от неуемного любопытства гудят ладони. И, выбрав-таки момент, забрался на высокую скалу, затаился - отсюда судно было отлично видно.
Там подростка и взяли - после, когда спустился. Двое дюжих воинов, вооруженных короткими копьями, с ухмылками дожидались его у подножия скалы. Надавали тумаков, притащили в дом старосты - к тому самому, крючконосому. Ох, ну и страшный же был у того взгляд! Прямо, казалось, прожигал насквозь! А говорил крючконосый тихо, цедил слова точно нехотя, этаким полушепотом, и оттого становилось еще страшнее.