Я бросила верхнюю одежду на дряблый комод и хмуро уставилась на нарисованные мной фиалки и розы вокруг ручек ящика Элэйн, на сверкающее пламя на ящике Нэсты, на ночное небо - россыпи жёлтых звёзд, вместо белых - на моём ящике. Я разрисовала комод, чтобы хоть как-то добавить ярких цветов в тёмную комнату. Они никогда не комментировали этого. Я не знаю, чего я от них ожидала.
Стон - единственное, на что я оказалась способна, чтобы удержаться и не рухнуть на кровать.
***
Тем вечером мы ужинали жареной олениной. Хоть я и знала, что это глупо, но я не возражала, когда каждый из нас вновь тянулся за добавкой, пока я не запретила. Завтра я подготовлю мясо к вялению, затем выделю несколько часов на выделку двух шкур, прежде чем нести их на рынок. Я знала нескольких торговцев, которые могли бы заинтересоваться такой покупкой - хотя, скорее всего, не один из них не заплатит тот гонорар, что я заслужила. Но деньги есть деньги, а у меня нет ни времени, ни средств, чтобы ехать в ближайший крупный город в поисках более выгодной сделки.
Я обсасывала зубцы вилки, смакуя остатки жира на металле. Язык скользнул по кривым зубцам - вилки были частью захудалого набора, который отец успел спасти из людской, пока кредиторы разграбляли наше поместье. Набор не шёл ни в какое сравнение с нашими приборами и посудой, но это лучше, чем есть руками. Приборы из приданого матери проданы уже давно.
Моя мать. Властная и холодная с детьми, радостная и ослепительная среди пэров, часто бывавших в нашем бывшем поместье, до безумства влюблённая в моего отца - единственного человека, которого она по-настоящему любила и уважала. Но она так же обожала удачные партии - настолько, что у неё не было времени, чтобы заняться со мной хоть чем-нибудь, она размышляла только над тем, как мои многообещающие способности в набросках и красках могут обеспечить мне выгодного будущего мужа. Если бы она прожила достаточно долго, чтобы увидеть, как рушится наше состояние, она была бы разбита этим - даже больше, чем отец. Возможно, её смерть - это милосердие для неё.
В любом случае, нам остаётся больше еды.
В этом доме от неё ничего не осталось, кроме железной кровати. И клятвы, что я дала.
Каждый раз, когда я смотрю на горизонт и понимаю, что мне нужно идти, идти и никогда не оглядываться назад, я слышу клятву, произнесённую одиннадцать лет назад перед умирающей матерью. "Оставайтесь вместе, и присматривай за ними". Я согласилась, слишком юная, чтобы спросить, почему она просила об этом меня, а не моих старших сестёр или отца. Но я поклялась ей, и она умерла, а в нашем ничтожном человеческом мире - защищённым лишь данным пять веков назад обещанием Высших Фэ - в нашем мире забытых богов обещание было законом; обещание было валютой; обещание было оковами.
Бывали времена, когда я ненавидела её за эту клятву. Может быть, она бредила в лихорадке и сама не знала, что требовала. Или, возможно, грядущая смерть открыла ей глаза на истинную натуру её детей и мужа.
Я отложила вилку в сторону и, вытянув под столом ноющие ноги, смотрела на танцующее по брёвнам пламя в нашем скудном очаге.
Я повернулась к сёстрам. Нэста, как обычно, жаловалась на жителей деревни: у них нет никаких манер, у них нет социальных навыков, они понятия не имеют, насколько низкопробны ткани их одежд, хотя они делают вид, что эти дрянные ткани так же хороши как шёлк и шифон. С тех пор, как мы потеряли наше состояние, их бывшие друзья упорно игнорировали их, поэтому мои сёстры выставляли напоказ своё отношение к молодым крестьянам города, как ко второсортному кругу общения.
Я отхлебнула горячей воды из чашки - в эти дни мы не могли позволить себе даже чай. Нэста продолжала рассказывать Элейн свою историю.
- Ну, я и сказала ему "Если вы думаете, что можете просить меня об этом так пренебрежительно, сэр, я откажусь". И знаешь, что сказал Томас? - она сцепила руки на столе и широко распахнула глаза. Элейн покачала головой.
- Томас Мандри? - перебила я. - Второй сын лесоруба?
Серо-голубые глаза Нэсты сузились.
- Да, - ответила она и снова повернулась к Элейн.
- Что он хотел? - я посмотрела на отца.
Никакой реакции - ни тревоги, ни какого-либо признака, что он хотя бы слушает. Его забрал туман воспоминаний и он потерялся в нём, он мягко улыбался своей любимой Элейн - единственной из нас, кому удаётся хоть как-то говорить с ним.
- Он хочет жениться на ней, - мечтательно сказала Элейн.
Я моргнула.
Нэста склонила голову набок. Прежде я видела как хищники используют это движение. Временами я думала, что её беспощадная жестокость могла бы помочь нам выжить - даже процветать - не будь она так поглощена мыслями об утраченном статусе.
- Какие-то проблемы, Фейра?
Она выплюнула моё имя, как оскорбление. Я до боли стиснула зубы.
Отец поёрзал на стуле и моргнул. Я знала - глупо реагировать на её колкости, но я ответила:
- Ты не можешь нарубить дров для нас, но ты собираешься замуж за сына лесоруба?
Нэста выпрямилась.
- Я думала всё, что ты хочешь, это выставить нас из дома - выдать замуж меня и Элейн, чтобы у тебя хватало времени на твои расчудесные шедевры.
Она глумилась над рядами наперстянок, которые я нарисовала по кромке стола - оттенки слишком тёмные и слишком синие, без белых крапинок внутри бутонов, но я обходилась тем, что есть. Меня убивало отсутствие белой краски и то, что я создала нечто настолько несовершенное и стойкое.
Я тонула в желании прикрыть рисунок руками. Возможно, завтра я полностью соскребу его со стола.
- Поверь мне, - сказала я ей. - В день, когда ты захочешь выйти замуж за кого-то достойного, я приду в его дом и вручу тебя ему в руки. Но ты не выйдешь замуж за Томаса.
Нэста изящно раздула ноздри.
- Ты ничего не можешь поделать. Сегодня днём Клэр Беддор сказала мне, что теперь Томас сделает мне предложение в любой день. И тогда мне больше никогда не придётся есть эти помои.
Затем она добавила с лёгкой улыбкой:
- По крайней мере, мне не нужно будет искать утешений на сеновале с Айзеком Хейлом, как животное.
Отец смущённо кашлянул, глядя на свою кровать у очага. Он никогда не выступал против Нэсты - из-за страха или вины и, видимо, он не собирался начинать сейчас, даже при том, что об Айзеке он слышал впервые.
Глядя на Нэсту, я положила ладони на стол. Руки Элейн были рядом и она убрала их, будто частички грязи и крови из-под моих ногтей могли перескочить на её фарфоровую кожу.
- Едва ли семья Томаса в лучшем положении, чем мы, - я говорила, стараясь не зарычать. - Ты будешь всего лишь ещё одним ртом, который нужно прокормить. Если Томас этого не знает, то его семья должна.
Но Томас знал - раньше мы сталкивались в лесу. Я видела отчаянный голодный блеск в его глазах, когда он заметил, как я охочусь за парой кроликов. Я никогда не убивала человека, но в тот день нож на боку ощущался грузом. С тех пор я держусь подальше от него.
- Мы не сможем обеспечить приданое, - я продолжила и, хотя мой тон был твёрдым, голос затих. - Ни для одной из вас.
Если Нэста хочет уйти - пожалуйста. Прекрасно. Я буду на один шаг ближе к славному, мирному будущему, к тихому дому, пище в достатке и ко времени на рисование. Но у нас ничего нет - абсолютно ничего, что может побудить любого поклонника забрать сестёр с моих плеч.
- Мы любим друг друга, - заявила Нэста. Элейн кивнула в знак согласия.
Я едва не расхохоталась - когда они забыли мечты об аристократах и начали строить глазки крестьянам?
- Любовь не прокормит голодный желудок, - возразила я, сохраняя твёрдость во взгляде.
Нэста подскочила на месте так, будто я ударила её.
- Ты просто завидуешь. Я слышала, говорят - Айзек собирается жениться на какой-то девушке из деревни Гринфилд из-за привлекательного приданого.
Как и я. Айзек бахвалился этим, когда мы виделись в последний раз.
- Завидую? - медленно проговорила я, закапывая ярость как можно глубже. - Нам нечего ему предложить - ни приданого, ни даже скота. Хотя Томас и хочет жениться на тебе… ты бремя.
- Что ты знаешь? - выдохнула Нэста. - Ты полудикий наглый зверь, гавкающий приказы в любое время дня и ночи. Продолжай в том же духе и однажды - однажды, Фейра, не останется никого, кто будет помнить тебя или беспокоиться о твоём существовании.
Она в бешенстве умчалась прочь, Элейн бросилась за ней, сочувственно воркуя. Они захлопнули дверь в спальню так, что задребезжала посуда.
Я уже слышала эти слова и знала - Нэста повторяет их только потому, что я вздрогнула, когда она впервые плюнула их мне в лицо. В любом случае, они по-прежнему обжигали.
Я сделала большой глоток из колотой кружки. Деревянная скамейка застонала, когда отец повернулся. Я сделала ещё один глоток и сказала:
- Ты должен воззвать к её разуму.
Он рассматривал горелый след на столе.
- Что я могу сказать? Если это любовь…
- Это не может быть любовь, не с его стороны. И не с его жалкой семьи. Я видела, как он ведёт себя в деревне - есть только одна вещь, что ему нужна от неё, и это не её рука…
- Мы нуждаемся в надежде так же, как в хлебе и мясе, - перебил он, его глаза были ясными - один из редких моментов. - Мы должны надеяться, иначе мы не выдержим. Позволь ей сохранить эту надежду, Фейра. Позволь ей представить лучшую жизнь. Лучший мир.