Вторая книга романа-эпопеи "Рождение волшебницы" продолжает историю героев, с которыми вы могли познакомиться в книге "Клад". Это роман о любви и просто роман как таковой: населяющие его пространство воины и принцессы, лукавые вельможи, ученые чудаки, мальчишки и даже оборотни - живые люди во всей их человеческой сложности. Потерявшая близких, не имеющая ни поддержки, ни руководства юная волшебница Золотинка и обреченный на одиночество княжич Юлий пытаются выплыть в житейском море, рок сталкивает их, как кажется, лишь для того, чтобы посмеяться…
Валентин Маслюков
РОЖДЕНИЕ ВОЛШЕБНИЦЫ
Жертва
книга вторая
Cовсем продрогнув, Золотинка возвратилась в город и засветло постучала в лавку Чепчуга Яри.
Она застала здесь человек пять Чепчуговых знакомцев и соседей. Однако ж не такие это были приятели, чтобы лекарь пустил их дальше прилавка, туда где на сплошных под самые своды полках различались бока пузатых сосудцев с наклейками. Там же, за прилавком, стоял на скамьях ушат с водой, а рядом грудились навалом склянки. Беспорядок на рабочем столе с весами указывал, что нашествие соседей застало лекаря среди дела.
- Ага, за мазью. Готово, - сказал старый лекарь, щурясь и упираясь в прилавок, чтобы наклониться к Золотинке.
- Нет, дядюшка Чепчуг, я не за мазью, - молвила Золотинка.
В затруднении он подвинул по прилавку горшочек, как бы удивляясь, для чего в таком случае готовил снадобье… Ледащий седой старик с крупным носом и соразмерными носу подслеповато мигающими глазами. Больше на тощем лице лекаря ничего значительного не помещалось, но и этого было довольно: совиные глаза и костлявый нос сообщали Чепчугу Яре вид недобросовестный и зловещий, что нисколько не соответствовало истинной натуре старикана.
Золотинка достаточно хорошо его знала, потому что братья, Поплева и Тучка, хранили в лавке лекаря наиболее ценные или редко необходимые книги; тут у них был свой чулан, выгороженный на чердаке под черепичной кровлей. Ключ от этого чулана лежал у Золотинки в кошельке.
- Нужно попытать счастья, Чепчуг! - сказал с нажимом один из собеседников, он, видно, продолжал какие-то прежние увещевания, остановившись только для того, чтобы оглянуться на вошедшую девушку. - Судьба не простит тебе, если упустишь случай. С дарами судьбы не шутят. - Тут невысокий лысый человек, который это говорил, отобрал у лекаря горшочек с мазью и отставил его подальше. - Счастье ревниво и своевольно, это капризная красавица, счастье не прощает тех, кто по дурости и легкомыслию уклонился от его милостей.
- Но, Лямуд! - кротко возразил Чепчуг, с сожалением поглядывая на отобранный у него горшочек.
Лямуд не принимал возражений; сознавая свой нравственный долг, он оставался непреклонен. Не удавшись ростом - росточка он был скромного, Лямуд обладал внушительной головой - лобастой и умной. Ум его сказывался в самом выражении лица, в уголках опущенных губ, привычно запечатанных скорбной думой. И тем значительней звучал в этих устах горячий упрек!
Да и прочие Чепчуговы товарищи выказывали признаки живейшего возбуждения, от которого Чепчуг впадал в еще большее замешательство.
- Я скажу прямо, тут все свои, - начал другой, - ты заслужил свое счастье. Никто из нас… зависти нисколько не будет, когда тебе улыбнется удача.
- Мы не стали бы равнять себя с лучшим городским лекарем, - пояснил еще один.
- И на том стоять буду! - с вызовом объявил лысый, кого хозяин лавки назвал Лямудом. - Ты, Чепчуг, лучший лекарь Колобжега. Да и в столице - кто этих столичных лекарей щупал? - Лямуд оглянулся за одобрением.
- Это слишком, слишком, - пробормотал Чепчуг, делая осторожную попытку завладеть горшочком.
- Одно слово, что столица.
- Попадешь на лад - хорошо. Не попадешь - тоже ведь головы не снимут.
- Хозяйство на кого я оставлю? - возразил Чепчуг.
Неожиданный довод не был, однако, отвергнут собеседниками, они призадумались и несколько поскучнели. Чепчуг же, вспомнив о хозяйстве, оглянулся на гору посудин рядом с лоханью и крикнул в проем двери между полками:
- Зимка, ты помыла склянки, негодница? А?.. Помыла, я говорю?
На ответ он, похоже, особенно не рассчитывал. Но Золотинка по естественному для нее побуждению, потому уже, что неряшливая гора склянок вызывала в руках зуд и что в лохани стояла чистая теплая вода, а рядом лежала губка - Золотинка прошла за прилавок, чтобы принять на себя обязанности негодницы. Она взялась закатывать рукава.
- Да где подсохло-то, размочи, - ворчливо заметил Чепчуг. Он, верно, не придавал излишнего значения вполне уже обнаружившейся разнице между Зимкой и Золотинкой.
И вернулся на прежнее:
- Послушайте-ка лучше меня, товарищи. Вообще говоря, ведь любой из вас мог бы вылечить княжича не хуже лекаря. Если вообще рассуждать, в общем и целом.
Послышался ропот несогласия, а Золотинка придержала недомытую фаянсовую чашку и прислушалась.
- Давайте подходить научно! - сказал Чепчуг, заметно воодушевляясь.
- Давайте! - тотчас же согласились товарищи.
- Что такое научный подход? - продолжал лекарь, трогая себя за коротко стриженную, сплошь седую макушку. - Что такое научный подход? - повторил он, напрасно взывая к товарищам - оживление сменилось благоразумной и настороженной сдержанностью.
Только высоколобый Лямуд после некоторой заминки решился высказаться от себя:
- Мы слушаем.
А кто-то не менее значительно заметил:
- Зажгите свет!
- Зажгите свет! - загалдели все, потому что в лавке сгустился сумрак, а Чепчуговы приятели почувствовали потребность надлежащим образом осветить вопрос.
- Зимка, свечу! - велел лекарь Золотинке.
Она и не подумала возражать, прекрасно понимая, что не тот это случай, чтобы задерживаться сейчас на пустяковых недоразумениях, и только спросила торопливо:
- А где свеча?
Но свечу Чепчуг уже нашарил, а у кого-то из курильщиков нашелся в кармане полный зажигательный прибор: кремень, кресало и трут. Высекли искру. Свеча наконец затеплилась, в полумраке проступили носы, блестящие, обеспокоенные глаза, щеки, обозначились вздернутые бороды, заломленные мыслью брови.
- Научный подход состоит в том, - заговорил лекарь, возвысив голос, - чтобы исключить из рассмотрения все лишнее, ненужное, не относящееся к делу и недостоверное. Расчистить место от заведомой дребедени и привести в порядок то, что осталось. В данном случае мы должны, прежде всего, исключить врожденный изъян речи. Недуг наследника Юлия, это не врожденный недуг.
- Нет, не врожденный! - воскликнул кто-то с воодушевлением. - Ни в коем случае!
- Далее мы должны исключить волшбу и порчу.
- Исключить?..
- Но мы не может этого сделать, - остудил горячие головы Чепчуг. - Никаких оснований для этого. Мы не располагаем свидетельствами, которые позволили бы нам исключить злонамеренное волшебство. А следовательно… следовательно, говорю я…
- Приходится признать, что это порча.
- Ничуть не бывало! - обрезал торопыгу Чепчуг. - Не имея права исключить из рассмотрения порчу, мы, однако, - обращаю ваше внимание! - в состоянии допустить… принять такую возможность в качестве условного допущения: недуг княжича Юлия имеет естественную природу, а не вызван кознями чернокнижников. Мы обязаны сделать допущение, если хотим продвигаться дальше.
- Вот как! - подавленно выдохнул толстощекий малый. Измучено так дохнул, как это бывает после жирного обеда, когда человек испытывает головокружительный отлив крови от головы вниз.
Тихонечко звякнув, Золотинка осторожно возвратилась к мытью склянок. Никто, впрочем, и не глянул в ее сторону.
- Я объяснил вам основы научного подхода, - продолжал между тем Чепчуг, деятельно переставляя по прилавку горшочек с мазью. Голову он наклонил набок и почти не поднимал глаз, наблюдая за перемещениями горшочка с глубочайшей сосредоточенностью. - Это основы. Не будем входить в частности, пусть и важные сами по себе. Могу только доложить вам, что, совершив все первоначальные изъятия, то есть исключив все, что можно исключить, не покидая почву науки, и допустив все, что можно допустить, ощущая эту почву под ногами, я пришел к выводу, что болезнь наследника Юлия есть следствие внезапного душевного потрясения, называемого в обиходе испугом.
Слушатели переглянулись.
- Чепчуг! - протянул Лямуд с разочарованием. - Об этом… это все так прямо и сказано в государевой грамоте.
Лекарь пренебрежительно отмахнулся: