Все дружно обратили взгляды на город. Там на стенах столпилась изрядная толпа, с тревогой наблюдающая за поисками ратников, но сдаваться никто пока не спешил. Некоторые из бояр со смехом повторили зарок своего правителя - однако даже это ничего не изменило. Середин вздохнул и пошел к береговому откосу - искать ивовую лозу.
Лозоходством специально он никогда не занимался, но несколько раз по нужде методикой этой пользовался - и получалось. Но не всегда. Поэтому, выбравшись наверх с рогатиной из тонких веток, Олег никому ничего говорить не стал, а просто зажал ее в руках и мелкими шажками двинулся на север, пересекая все возможные линии, ведущие к городу с восточной стороны. Однако ратники, только что наблюдавшие за растерянным греком, почему-то все дружно повернулись к ведуну, тем самым жутко его нервируя.
Он прошел от откоса метров десять, когда кончик развилки вдруг полез вверх, словно зацепившись за невидимую нить. Еще два шага - лоза опустилась. Олег остановился, отступил назад - поднялась.
- Здесь… - тихо сказал он. - Здесь копайте.
- Ну! - послышался зычный голос великого князя. - Не слышали, что ведун мой молвил? Копайте, копайте!
Двое холопов с заступами немедленно взялись за работу, а Середин двинулся дальше, и метров через двадцать лоза опять потянулась кончиком вверх.
- И здесь… - топнул он ногой.
Олег отправился дальше, уйдя еще метров на триста, когда позади раздался радостный крик:
- Вода-а!!!
Ведун облегченно перевел дух, откинул ветку в сторону и пошел обратно.
- Вода! - послышался крик от второй ямы.
* * *
- …Когда русские перекрыли тайные водоводы к Херсонесу, базилевс, - склонив перед императором голову, докладывал Ираклий, - горожане размышляли всего час. А потом, не доводя себя до напрасных мук, они сдались…
- Дальше, - сохраняя внешнее спокойствие, кивнул Василий.
- Войдя в город, великий князь тут же призвал меня к себе и вежливо сообщил, что с нетерпением ждет свою невесту и никак не понимает, почему ее еще нет. Он сказал, что ждет ее в Корсуне… Прости, в Херсонесе… еще две недели - четырнадцать дней. Если она не приплывет, Владимир пойдет за ней прямо сюда. И сделает с Константинополем то же, что и с Корсунем.
- Как мыслишь, монах, - поджал губы правитель Византии, - он не лжет? Может, пугает попусту?
- Немало лет назад полоцкий князь отказал ему в руке своей дочери. Владимир пришел к Полоцку, город взял, отца и братьев Рогнети казнил, ее увел и женился, как хотел.
- Похоже, этот варвар умеет держать обещания, - потер шею базилевс. - У него много сил?
- Он привел под Херсонес сорок тысяч бронированной конницы, несколько тысяч варягов и сто ладей. Еще у него есть пятнадцать тысяч пленных легионеров, которые уже не раз бунтовали против империи и легко согласятся взять Константинополь в обмен на свободу. Но должен упредить, величайший, что киевский князь способен поднять в седло втрое более бояр, ибо на перехват Фоки он созывал ополчение токмо из южных княжеств.
- Ты не мог бы, Ираклий, сообщить мне хоть что-нибудь приятное? - попросил Василий.
- Да, могу, - тут же согласился монах. - Перед отъездом князь обмолвился, что ради брака с порфирородной Анной он готов принять крещение и даже просил прислать с ней поболее волхвов, как русские называют священников.
- Так это же все меняет! - с огромным облегчением вскинул руки базилевс. - Стало быть, мы отдадим свою любимую сестру не диким язычникам, а в любящие руки истинных христиан.
- Но прости, величайший! - вскинулся ключник. - Ведь ты отказал в ее руке даже Оттону Великому, императору Священной Римской империи, как недостаточно родовитому…
- Заткнись, Юстиус, - взвыл базилевс. - Оттон не мог привести под стены Константинополя стотысячную армию, а Владимир способен сделать это уже через месяц. Если в обмен на сестру мы получим покой и союзника, это будет уже немалой победой. А коли русского удастся уговорить вернуть Херсонес, то я стану месяц еженощно молиться снизошедшему к нам провидению.
* * *
Ни одно из зданий тесного Корсуня Владимир Святославович не счел удобным для проживания, а потому поставил княжеский шатер посреди торговой площади, заняв ее целиком. Подступы со всех сторон охраняли ратные дозоры - по пять оружных холопов. Бояр в охрану не ставили - хотя сдавшийся город и считался враждебным, опасаться тут, по большому счету, было некого. Когда есть воля к сопротивлению - горожане сопротивляются на стенах, а не распахивают ворота.
Олега на площадь пропустили без вопросов, но стража у входа в шатер ведуна задержала, после чего один из холопов заглянул внутрь и громко объявил:
- Боярин Олег к великому князю!
Не дожидаясь разрешения, Середин шагнул за полог. Он здесь всё-таки не только гостем, но и жильцом числился.
Владимир полулежал на широком римском пиршественном ложе, прикрыв глаза влажной повязкой.
- Ты ли это, ведун? - слабым голосом сказал он.
- Я, великий князь, - кивнул Олег. - Ужели все глазами мучаешься? Может, дозволишь помочь?
- Много округ меня знахарей, ведун, - сняв повязку, покосился на вход Владимир, после чего взял со стола грамоту и принялся ее просматривать, время от времени что-то отчеркивая небольшим угольком. - Самые мудрые - и те ничего сотворить не смогли. Видать, до могилы слепым совсем останусь.
- А до свадьбы не заживет? - не вытерпел от подколки Середин.
Владимир поднял взгляд на него, потом перевел на полог, за которым почти наверняка слышали каждое слово холопы, сжал кулак:
- Смеешься над увечным?
- Нет. Просто невеста приплывает.
- А ты откель знаешь?
- Сам подумай, великий князь. А кто еще по нашему морю под пурпурным парусом может плыть? Все епископы и попы корсуньские уже на улице перед портом собрались.
- Вот греки! - вздохнул киевский правитель, скручивая грамоту. - А мне ничего не сказали. Хоть в мелочи, а всё едино пакость сотворить норовят. Надобно идти встречать невестушку. Вели в колокол набатный бухнуть, пусть бояре тоже сбираются княгиню будущую вниманием почтить.
Между тем, три греческих корабля, похожих на гигантские куриные яйца, положенные набок и покрашенные в коричневый цвет, медленно продвигались к городу, разбивая тупыми носами мелкие волны. На корме каждого судна между двумя рулевыми, каждый из которых управлял своим веслом, стоял кормчий, пытаясь сквозь парус и толпу пассажиров разглядеть верное направление.
На носу того из них, что гордо реял драгоценным пурпурным парусом, на небольшой площадке с обтянутыми кожей перилами из толстых жердей стояла в окружении нескольких священников и двух служанок порфирородная Анна, не без тревоги ожидая своего нового будущего, которое должно начаться на причале пышного Херсонеса.
- Как же ты жить станешь среди варваров и язычников, дитя мое, - совсем не к месту вздохнул ее духовник Никифор. - Сказывают, обитают они в земляных ямах, едят сырое мясо, а дочерей своих приносят на алтари идолов в лесных капищах.
- Если они приносят своих дочерей на алтари, святой отец, - не выдержала невеста, - то христианнейшие греки приносят своих дочерей в жертву на постели варваров.
- Оставь, отец Никифор, - вмешался монах. - Русские дики, но не нищи. Посему кушать княгиня будет с серебра, пить из золота, а ходить в бархате. Не нужно пугать понапрасну высокочтимую Анну.
- Вы еще скажите, отец Ираклий, - съязвил духовник, - что они все одеваются в шелка и атласы.
- Больше в шелка, - невозмутимо кивнул монах. - Дикие степняки и русские убеждены, что насекомые разные не переносят сей заморской ткани. Так что каждый из них, как ни нищ, а завсегда имеет шелковое одеяние, меч и серебряную ложку.
Духовник стыдливо притих, но вместо него к монаху наклонился епископ Измирский Иннокентий:
- А зачем им ложки, отец Ираклий?
- Они считают обязательным есть токмо своей посудой. Посему русские завсегда носят с собой серебряные ложки, всячески их украшая, а степняки - серебряные чаши для молока и разного варева.
- Отчего же ты не сказал о том ранее? Коли нам придется жить в этом варварском мире, надобно было запастись всем нужным.
- Не беспокойтесь, отец Иннокентий, - поморщился монах. - Голодным не останетесь. Русские едят ложками и ножами, и постоянно то и другое носят на поясе. Что скажут христиане, коли увидят своих пастырей в таком виде?
- Спустить парус! - громко приказал кормчий, и это означало, что путь кораблей подходит к концу.
Анна невольно пробежала руками по телу: темно-вишневая епанча из верблюжьей шерсти полностью прятала от нескромных глаз шелковую камису гордого красного цвета. Из-под низкого подола выглядывали только кончики туфель из мягкой, плотно облегающей ногу замши. Волосы собраны на голове в высокую кичку и сколоты длинной, украшенной рубинами булавкой, которая удерживала и газовую вуаль.
Когда она сойдет в Херсонесе, нужно будет обязательно ополоснуться после долгой поездки по морю. Мелкие брызги, проникающие везде и всюду, просолили всё тело, сделав кожу сухой и шершавой. Быть может, это будет последним омовением в ее жизни. Кто знает, умеют умываться в этой странной далекой Руси?
Рулевые навалились на весла, заставляя судно повернуться боком, с борта на причал полетели канаты, портовые служащие навалились на веревки, подтягивая корабль к причалу. Моряки споро разобрали часть жердяной надставки, загрохотали сходни. Все расступились - кто же посмеет забегать вперед порфирородной?!